Максим Резниченко - Мертвый Город
– Ты изменился, Максим. Очень. Я говорю сейчас с тобой и не чувствую от тебя никакой угрозы, как это бывает обычно. И в тебе нет злости.
– Не переживай по этому поводу, – отвечаю я сухо, – Угрозы ты не чувствуешь, но это значит, что я ее не демонстрирую.
– Нет, – перебивает он, – я знаю, о чем говорю.
В ответ я лишь пожимаю плечами, оставляя за Клаусом право думать, как ему хочется. Конечно, никакой злости я к нему не испытываю, но это вовсе не значит, что с ним следует вести себя, как с другом. Все еще неясно. Да и то, что он не чувствует от меня угрозы – хорошо. Тем неожиданнее для него будет кара в том случае, если Клаус, или то, что скрывается под его обликом, только даст повод для этого. А он смотрит на меня с каким-то непонятным выражением. Черт бы его побрал с этой невозмутимостью! Я уже и забыл, как трудно «читать» его.
– Ты же ведь знаешь, почему у меня нет блока памяти, и я все помню? – на миг маска невозмутимости слетает с его лица, являя жадный интерес, – Не так ли?
– Возможно, – отвечаю я.
– Ты можешь поделиться со мной своими мыслями?
Нет никакого желания рассказывать Клаусу о том, что он мертв. Я просто не знаю, как он среагирует на это известие.
– Давай сделаем так, – предлагаю, – Я расскажу тебе все, что ты захочешь знать, но только тогда, когда мы найдем точку выхода, не раньше.
– Я понимаю смысл твоего предложения, – не сразу отвечает он, – и соглашаюсь с твоим условием: как только мы найдем зеленую дверь, ты ответишь на все мои вопросы.
Фонтан на площади поражает своей неестественной, чужеродной и стерильной белизной, но пытаться разведать и проверить его нет никакого желания. Хочется только одного – поскорее выбраться из этого странного сна и сделать это по возможности без потерь: быстро и как можно тише. Низкие и словно раздувшиеся тучи, вскипая и пучась, стремительно текут по небу. Беззвучные вспышки где-то в самом их сердце вспыхивают часто и густо. Светло-зеленый свет, что исходит от них, придает окружающему пейзажу еще более неестественный вид, чем это вообще возможно. Тишину этого мертвого мира нарушают лишь шорох оберток из-под шоколадных батончиков, что едят ребята, и их негромкие голоса.
Нельзя забывать, что где-то здесь присутствует еще и огромный змей, чьего внимания совсем не хочется привлекать – уж слишком он кажется неуязвимым, а заниматься организацией грамотной засады на него и вовсе не хочется. К слову, немного странно, что он не появился, привлеченный звуками боя. От воспоминаний об исполинском монстре сразу становится тревожно и неуютно. А ведь мы даже не сменили позицию по окончании боя! Я отваливаюсь от стены, собираясь поторопить друзей и как можно быстрее двинуться дальше, но в этот момент Клаус, не сводящий с меня своих светло-серых глаз, вдруг резко вскидывает руку и хватает меня за предплечье. Не обращая внимания на пистолет, упершийся ему в грудь, он тихо, едва слышно, но с напором произносит:
– Ментальный блок – это плохо. Невозможность что-либо вспомнить – хуже. Но еще хуже знать, что ты можешь оказаться вовсе не собой, а черте чем: плодом чьей-то фантазии, вымыслом, миражом с еще какой-нибудь гадостью в виде заложенной программой действия на случай… на какой-то определенный случай.
Я убираю пистолет и прячу его в кобуру на бедре. Голос Клауса, несмотря на его тихий тон, звучит горько и одновременно предостерегающе. Признаться, никогда раньше я не сталкивался с созданиями, так похожими на людей, как Клаус, и способными плести. На это способны лишь Стражи. Он Страж? Если да, то чей?
– Угрюмый, – он запинается на полуслове, – Сергей жаловался мне на сильные головные боли.
Клаус отпускает мою руку и уже совершенно спокойно добавляет:
– Возможно, все обстоит совсем иначе, чем мы можем себе представить. Не забывай этого. Нельзя верить своим глазам.
Какая-то мысль, совершенно сумасшедшее озарение, вспыхивает на неимоверно короткий миг в голове, и все становится предельно ясно. Ответы на все вопросы всплывают в моем болезненно сжимающемся мозгу. А через удар сердца такая знакомая боль сжимает виски. Она пульсирует и усиливается, не собираясь успокаиваться. Прежде чем окунуться в спасительное беспамятство, я с горечью успеваю осознать, что такое желанное озарение уже оставило меня, снова выкинув на просторы неопределенности. Вспышки боли настолько сильны, что не дают сознанию угаснуть полностью. Кажется, это Клаус подхватывает меня под руки, не давая упасть, когда ноги предательски подгибаются. Поддерживая, он укладывает меня прямо на землю. А потом пронзительные голубые глаза, полные тревоги, заслоняют собой полмира, и челка светлых волос упрямо в них лезет. Соня что-то спрашивает меня, но шум в ушах не дает мне расслышать, что именно. Сердитые тучи в небе озаряются изнутри странными зелеными вспышками. По-моему прошло несколько секунд или, может быть, часов, когда, словно сквозь толстый слой ваты, до меня доносится глухой крик кого-то из ребят:
– Тревога! Нападение! К бою!
Глава 5
Муть в голове не дает толком сосредоточиться, а тиски боли все никак не ослабевают своего давления. Какие-то тени проносятся мимо меня, и девушка надо мной следит за ними взглядом, порывается ринуться вслед, но вместо этого снова смотрит на меня и что-то говорит. Видимо, поняв, что я не слышу ее, Соня хватается за мое плечо, трясет и еще ниже опускается к моему лицу. С трудом узнаю в появившихся негромких хлопках выстрелы. Что же мне так плохо-то? Проклятая боль не желает успокаиваться. Нет, нельзя просто так сдаваться. Превозмогая страшную слабость, я перекатываюсь на бок. Упираясь в сухую землю руками, я пытаюсь встать. На секунду мне даже кажется, что боль утихает. Что-то влажное попадает в глаза, и я не сразу понимаю, что это мой собственный пот. Дрожащие руки складываются в локтях, и я снова оказываюсь на земле, но только уже лицом вниз. Все! Нужно передохнуть, сил вообще нет, даже повернуться на спину. Похоже, что боль прошла, потому что голова почти не болит, но мне едва ли от этого легче. Меня начинает колотить, нет, это кто-то трясет меня за плечи. Плевать! Я устал и ничего не хочу ни видеть, ни слышать. Я хочу только отдыха и покоя. Ну наконец-то – меня перестали дергать и трясти за плечи, и теперь можно нормально отдохнуть. Я устало смеживаю веки, а через мгновенье вдруг начинаю тонуть! Как я мог оказаться в воде?! Она попадает мне в рот, в нос, заливает уши, глаза. Я чувствую, что нечем дышать. Тело реагирует само, выбрасывая себя из воды. Откашливаясь и отплевываясь, не сразу понимаю, что вовсе не тону – это Соня поливает меня водой из бутылки. Неожиданно громко раздается грохот очередей: пулеметных и автоматных.
– Граната! – орет кто-то, по-моему, Семен.
Снова оказываюсь на земле, и в следующий миг земля вздрагивает. Он, что, РГД использовал? Это же наступательная граната!
– Ты как?! – кричит мне в лицо Соня, заглядывая в глаза. – Что с тобой?! Максим, ты в порядке?!
Коротко киваю ей, с удивлением отмечая про себя, что действительно чувствую себя вполне удовлетворительно, только в руках – слабость, да голова немного кружится, но это все мелочи на самом деле. Девушка еще секунду изучает меня, а потом вскакивает на ноги и рывком оказывается у одного из окон, выходящих на площадь с фонтаном. Она передергивает затвор своего автомата и, не медля, открывает огонь по неведомому противнику. Пулемет в руках Семена умолкает, и он отпускает его из рук, прикрывает глаза, сосредотачиваясь на «воспроизведении» нового. Я уже на ногах, хотя и не могу сказать, что встать у меня получилось легко. После миновавшего неожиданно сильного приступа ощущения у меня не из лучших, хотя и нельзя сказать, что я плох настолько, чтобы не мог удержать в руках оружие. Оглядываюсь. Катя твердо стоит на ногах, но участия в бою не принимает – она контролирует наш тыл, следя за тем, чтобы ни одна тварь не подобралась к нам сзади. Соня расстреливает свой магазин слишком быстро, но вместо того, чтобы «достать» уже заряженный автомат или хотя бы сменный магазин, просто роняет на землю свой Калашников, одним движением выхватывает из кобуры на бедре пистолет, передергивает затвор и открывает из него заполошный огонь, одновременно отступая от окна. Уже вскидывая свой Абакан, замечаю, как Рыжий снова вступает в бой, держа в руках пулемет.
– Перезарядка! – кричит Клаус, а я шагаю к Соне, и в тот же миг вижу тварь, что оказывается в оконном проеме. Автомат в моих руках оживает, выплевывая короткую очередь. Я оттираю плечом девушку в сторону и делаю еще шаг к стене. Ни в коем случае нельзя терять этот рубеж. Справа от меня Клаус уже снова готов к бою и открывает огонь из нового автомата. Еще через секунду я сам оказываюсь у окна и теперь могу толком разглядеть нападающих на нас тварей. Больше всего они напоминают крабов, да они, наверное, ими и являются, вот только других размеров. Их красные панцири почти метр в диаметре, и у них не одна, а две пары угрожающего вида клешней. Насколько я помню, обычные крабы передвигаются боком, эти же перемещаются прямо. И еще они прыгают. Невысоко, но достаточно, чтобы запрыгнуть в окно. Все пространство за стеной здания скрыто пылью, которую поднял в воздух усилившийся ветер, и крабы, выныривают из пылевой завесы в каких-то полутора десятках метров. Тем не менее, кинжальный огонь из двух стволов, что ведут парни, останавливает продвижение монстров, и я, пользуясь возможностью, с предупреждающим криком швыряю пару светошумовых гранат. Ребята отпрядают от окна и укрываются за стеной. Бухает два раза. Быстро выглядываю. Проклятье! Никакого эффекта! Крабы как двигались, так и двигаются.
