Андрей Марченко - Литерный эшелон
Более его заинтересовали ящики, которые стали сгружать с телег. Астлей хлопотал рядом, оберегая их от ударов.
– Что там у вас? Склянки? Вы привезли вино?..
– Нет. Это радиостанция. А я радист…
Начальник пожал плечами:
– И зачем оно нам?.. У нас уже есть телеграф.
Астлей улыбнулся и ответно пожал плечами. Ответил крайне неопределенно:
– Радио – это здорово!
В миссии уже имелся телеграф для связи с миром. Периодически линия оказывалась поврежденной – местные племена частенько рубили телеграфные столбы на дрова. Но связь скорее устраивала.
– Впрочем, разгружайтесь… Попробуем и его как-то использовать.
Грабе на месте
В подвале дома градоначальника за толстой дубовой дверью дремала зима. Глыбы льда, выпиленные в самые лютые февральские холода теперь, пуская слезу, таяли.
В иные дни на льду первая дама города, в простонародье именуемая тетей Варей ставила остужаться молоко, клала на лед свежее мясо, для приятности употребления обкладывала бутылки с самогоном.
Однако, совсем недавно муж изгнал из подвала все ее хозяйство, оставив, впрочем, самогонку. На дверь повесил новый замок и с ключами не расставался ни днем, ни ночью.
Но вот настал день, и дверь открылась.
Из подвала ударило сыростью и в то же время холодом. Грабе почти рефлекторно поднял воротник, вспомнил Чукотку.
– Прошу сюда, господа! – пригласил хозяин, пропуская вперед Грабе и Пахома. – Вот он, голубчик.
На столе, обложенный льдом лежал убитый инопланетянин.
Грабе подумал, что последнее слово градоначальника вполне характеризует убитого: цвета он был именно голубого. Грабе видал покойников и не с таким колером кожи, однако было ясно – это существо с человеком и рядом, что называется, не лежало.
– Т-в-а-й-у мать…. – ахнул Грабе, и тут же поправился. – Простите господа! Пришелец с другой планеты, совсем как у Уэллса… Роста в нем с два аршина… Сколько он весит?
– Два пуда и три фунта, – ответил градоначальник.
Грабе внимательно осмотрел пришельца, обернулся к Пахому:
– Говоришь, убил его в целях самообороны? Чем же он тебе угрожал? Ну-ну… Это, верно, и есть знаменитое сибирское гостеприимство? Промеж бровей свинцовой таблеткой.
– Да я ж!.. Что ж… Я думал бабор али сам-айов. Я правда поверх башки евойной стрелял!
– Ладно, не оправдывайся… Сам не знаю, чтоб я делал, такое увидев…
Грабе глубоко задумался. Пахом и градоначальник ему не мешали. Лишь когда тишина затянулась до неприличия долго, градоначальник проговорил как будто ни к кому, просто так:
– Как их хоронить? Просто закопать – глупо. По христианскому обычаю – невозможно.
Грабе покачал головой:
– Отставить похороны… Кто еще знает об этом?
– Жандармский чин… И все…
– Телеграфист?
– Никак нет… Мы ему шифр…
– Ясно… Пахом, голубчик… Сколько их там было?
– Сем али восем.
– Далеко отсюда?
– Верст со четыре десятка.
Грабе кивнул и зевнул: да когда с этой жизнью он выспится?
– Покажете где это. Выезжаем вдвоем сейчас же… До ночи верст пять сделаем…
– Так вы что, даже чайку не попьете?– удивился градоначальник.
– Чайку – можно, – смилостивился Грабе.
***Градоначальник думал: после чайка новоприбывшего разморит, он приляжет как бы на часок и проспит до рассвета.
Но, выпив чашку крепкого чая – почти чистую заварку без сахара, Грабе встал из-за стола, потребовал коней.
Пахом попытался возразить, что пехом сподручнее, но гость не пожелал и слушать.
Через четверть часа Пахом и Грабе отправились в тайгу, благо та начиналась за десять сажень от двора градоначальника.
Визит Грабе не остался незамеченным. В этом городке все знали друг друга и новый человек, паче в офицерской форме не мог не привлечь внимание.
– А что это за офицер прибыл? – как бы невзначай спросила Мария Христофоровна, выглядывая в окно.
– Да к мужу по службе прибыл… – отвечала тетя Варя.
К жене градоначальника Мария Христофоровна Тарабрина, в девичестве Шлатгауэр, прибыла вроде как по делу. С утра первая дама города, обиженная занятостью мужа, сказалась больной.
Кроме того, тетя Варя считала, что показываться доктору-мужчине – это верх неприличия, поэтому и позвала Марию Христофоровну.
Та, конечно пришла – ее практика была невелика. Тетя Варя нуждалась не сколько во враче, сколько в товарке – в этом докторесса разобралась быстро. И, пощупав для вида пульс, выдала страдающей барыне две таблетки из подкрашенного мела. Тете Варе быстро полегчало.
После этих формальностей женщины приступили к тому, из-за чего собственно и собрались – принялись точить лясы.
Но из головы Марии Христофоровны все никак не шел офицер. Кажется – штабс-капитан.
– А этот офицер… Он к нам надолго?.. – спросила Мария Христофоровна.
– А мне почем знать?..
Рассмотрев задумчивость на лице товарки, тетя Варя кивнула. Подошла к комоду, достала из него видавшую виды колоду карт.
– А хотите, я вам на него погадаю.
И, не дождавшись разрешения, начала выкладывать карты на стол.
– Гадать будем на бубновую даму. Офицер… Он конечно, валет треф… Я вижу ему дорогу дальнюю, с ним спутника – валет бубен. Это, конечно, Пахом. Вот и вы… Вас с ним объединит какая-то тайна…
– А Пахом?.. Или как его там?.. Он зачем в городе?..
– Ай… – тетя Варя отмахнулась от этого как от несущественного. – В тайге кикимору будто убил. Верно, награду хотел за нее получить… И офицер вроде бы из-за нее приехал. Что ли выводок искать будут. Скорей всего он из какого-то зоологического общества.
– Кикимору? – подняла бровь Мария Христофоровна. – Это весьма любопытно.
***Пахом и Грабе вернулись через три дня, под вечер.
Лошади были измотаны, Пахом от усталости был в плохом настроении и заснул прямо в конюшне, на душистом, свежескошенном сене.
– Прикажите нагреть ванну? – заторопился градоначальник. – Сейчас пока поужинаем, вода согреется, потом наливочки.
– Не время, – покачал головой Грабе. – Мне нужен прямой провод с Санкт-Петербургом. Телеграфный адрес «Лукулл»…
– Но помилуйте! Телеграфист пьян уже неделю…
– Это не беда. Я сам сяду за ключ.
Уже у аппарата, вынимая шифроблокнот, Грабе полюбопытствовал:
– А где жандармский чин? Тот, у которого вы шифр брали?
– Так ведь нету его более… – отчего-то стушевался градоначальник.
– Это как? – удивился Аркадий. – Кто приказал…
– Никто. Он по собственному почину. Две недели назад перед обедом принял шкалик для аппетита, да увлекся, запил. За неделю сгорел в белой горячке…
– Про внеземной корабль, про шифр он не сболтнул кому?..
– Может и сболтнул, да кто ему поверит… Он уже второго дня во всю видел чертей.
Телеграмма от Грабе
Запасное Бюро как раз собралось на совещание: из Чухонии прибыл офицер, который расследовал слухи о появлении в тех краях ведьм, колдунов и прочих неясных субъектах.
Офицер вернулся в расстроенных чувствах, был донельзя рассеянным. На вопросы даже после долгих раздумий отвечал невпопад.
Он как раз рассказывал о том, что в какой-то глуши имел беседу со стариком.
– И вот мы с ним пили… Или наоборот… И вот он мне рассказал, что у кого-то из их деревни троюродный сын работает царем на полставки не то в Китеж-Граде не то в Берладе. И шлет оттуда лом-траву. Кто с ней чай попьет – тот, значит и летает…
Майор Литвиненко, слывший в бюро главным циником, перебросил папиросу из одного угла рта в другой, спросил:
– Но вы же ему объяснили, что так быть не может!
– Объяснил.
– А он что?
– А что он? Ничего не сказал. Просто пожал плечами, сел на метлу и улетел.
Все присутствующие за столом выдохнули:
– Быть не может!
Вернее все, кроме Литвиненко.
– Какая-то отрава наверняка, вроде морфия… – заметил он. – Галлюцинация.
– Помилуйте… – ответил штабс-капитан Горский. – Откуда нынче в деревне морфий! Там всю жизнь самогоном балуются!
– О-о-о! Да вы отстали от жизни! Сейчас имеются другие развлечения – к примеру, грибы, мак… Белладонна, волчья ягода. Или вот я слышал, что появилась какая-то особенная плесень.
Генерал Инокентьев в своих бумагах сделал пометку: похоже, на сей счет у него имелось собственное мнение.
– А что там с медиумом из Мелитополя? – спросил он.
Горский махнул рукой:
– Оказался обыкновенным шарлатаном.
– Неужели? Как жаль, право, как жаль…
Инокентьев покачал головой: досадно, но ладно.
Такое случалось и раньше: в архиве хранилось досье абсолютно на всех медиумов, провидцев, гипнотизеров. И если с последних был хоть какой-то толк, то первые две категории как на подбор оказывались обманщиками, падкими до чужого добра.
