Сергей Лисицын - Перекресток

— Даже так? — искренне удивился я.

— Только так! — Банев провел рукой по столу, заговорил, не поднимая головы. — Были в самом начале прецеденты. Локальные, в масштабах Объекта, то есть Перекрестка, но даже по ним стало ясно, что последствия могут быть катастрофическими для человечества. Достаточно сказать о случае с экспедицией Брейдля. Они исследовали комплекс зданий на плоскости тринадцать. Применили волновую аппаратуру, надеясь вызвать отклик предметов в одном из помещений комплекса. Считали, что это некая информационная станция. Никакой регистрируемой реакции. Вернулись в купол. А спустя сутки начались изменения на генном уровне. Спустя трое суток купол вымер. Почти весь. Остались лишь существа, некогда бывшие членами экспедиции Брейдля. Они почти добрались до шлюза, ведущего к шаттлам, когда удалось под давлением закачать в купол горючий газ и поджечь его.

— Так что мы с Баневым — параноики, которые стараются не допустить, чтобы случайная зараза уничтожила все живое в радиусе нескольких световых лет, — подвел итог Лурье.

— Понимаю вас. — Я действительно понимал. Во время войны за Закрытые Миры мне пришлось навидаться всякого. — Очевидно, что при этом вам приходится действовать очень осторожно.

— Более чем, — Банев скривился, будто съел незрелый лимон, — с одной стороны у корпораций действительно очень умелое и сильное лобби, и зачастую им удается вывезти какой-нибудь артефакт в обход нашей Комиссии. С другой, зона Перекрестка — свободная торговая область с международным статусом. В трехмерность регулярно вываливаются самые разные корабли, и далеко не все они регистрируются в системе прибытие-отлет. Я точно знаю, что от некоторых отходят к плоскостям шаттлы. Таможенники делают, что могут, но полностью остановить поток контрабанды они даже не пытаются.

— Так что же вам нужно от меня? — снова спросил я, уже догадываясь об ответе.

— Нам нужен агент, — снова широко улыбнувшись, сказал Лурье.

— Насколько ты в нем уверен? — Начальник Карантина покачивал пузатый бокал, наблюдая, как медленно колышется в нем вязкая сливового цвета жидкость.

Лурье пожал плечами:

— Настолько, что предложил тебе его кандидатуру.

— Я потому и спрашиваю.

— Его досье ты видел. Он отлично подготовлен, на него имеется серьезный компромат, что тебе еще нужно от агента?

Банев сделал глоток и мягко подался вперед.

— Я видел его официальное досье, — выделил он голосом слово «официальное». — Ты сам знаешь, что это такое. А вот что там — за ним? За досье этим? Почему медиа так упорно называли его палачом? Почему одновременно с этим всплыла история с шулерством? И, наконец, отчего его не «покончили с собой» в каком-нибудь заштатном гарнизоне?

Полковник засопел, сунув нос в тонкостенный бокал с тоником.

— Ты в курсе, в каких частях он служил? Это «выживальщики». Их миссия — выполнить задачу и остаться в живых в любых условиях. Вообще в любых. Эти группы используют для особо сложных точечных операций и спасательных миссий. Они отличные тактики и очень неплохие психологи, поскольку должны уметь как вести допрос, так и грамотно выводить людей из шока — с впавшим в ступор спасенным заложником особо не побегаешь. Нагрузки огромные. Теперь плюсуй сюда родовой гонор — а господин Чарный из очень уважаемой аристократической семьи, — страсть к азартным играм, головокружение от досрочного получения звания и одной из высочайших наград Империи. Помножь на честолюбие и получишь взрывоопасную смесь, которую при необходимости легко использовать в своих интересах. Насколько я знаю, его группа была поставлена в условия, когда и выполнение, и невыполнение приказа являлось одинаково преступным. Он приказ выполнил. После чего в медиа вбросили информацию о его художествах, кто-то дал ход слуху о шулерстве — и понеслось.

— А он действительно жульничал?

— И еще как! Виртуозно! — откинувшись на спинку кресла, воскликнул Лурье.

— Как я понимаю, глава этого почтенного семейства был не в восторге?

— Не то слово. Он к тому времени уже по уши увяз в политической борьбе, и такой удар по фамильной репутации надолго вывел его из игры. Остальное ты сам знаешь. Читал. Есть серьезное подозрение, что таким образом валили высокопоставленного чиновника, которого поддерживал отец Чарного. Парня просто использовали в большой комбинации.

— Да уж. Читал. — Банев все покачивал бокал, наблюдая за переливающейся от стенки к стенке жидкостью.

— Ну а чего ты ожидал? Он занялся тем, что умеет, — выживал, применяя свои навыки. Он же оказался парией, единственная область, в которой могли найти применение его способностям, — организованная преступность.

— Я удивлен, как быстро ты смог получить данные о нем. Не думаю, что полиция Империи была в восторге от твоего запроса.

— Ай, прекрати! Что бы ни говорили политики, но уже не то Федерация входит в состав Империи, не то Империя стала частью Федерации. Главное — знать, где кто из твоих знакомых сейчас служит. Не кокетничай и не проверяй меня. У самого однокашник сейчас не в Имперском ли Совете по Биологической безопасности?

— Хорошо, хорошо! Не кипятись. Просто меня беспокоит то, что происходит внизу. Помнишь, как ты по этой комнате топал, когда мы узнали, что Диттер пропал? Второй агент за последний стандартный год! До этого Малред семь лет работал — и никаких проблем! Чёрт, мы даже не всполошились, когда он пропал!

— Да уж… два старых дурака мы с тобой, Банев. Старые, лохматые и вислоухие.

— Бессмысленно себя казнить. Малред был сталкером, а у них потери куда выше, чем в Альянсе или у бионитов. Но двое за полгода? Там что-то затевается, друг мой, и мы не знаем, что именно. И рассчитывать можем только на этого вот… шулера.

— Ну а когда было легко-то, а? — Лурье улыбнулся и снова стал похож на оживший дезинтегратор, готовый превратить в пыль крейсер-другой.

— Сейчас еще хуже, — помрачнел начальник Карантина. — Ты сам знаешь, насколько влиятельно промышленное лобби. Компании вовсю проталкивают поправки в закон об ограничении использования ксенотехнологий. Если им это удастся, мы с тобой превратимся в наблюдателей, которые будут с тихой грустью смотреть за тем неконтролируемым потоком, что хлынет с Перекрестка. И если у нас не будет железных доказательств причастности хотя бы одной крупной компании к серьезной контрабанде опасных материалов, они эти поправки протащат.

— А если и будут?

— Тогда появляется шанс прижать их, угрожая оглаской.

— Сомнительно, конечно… Но другого выхода, как я понимаю, у нас нет.

— Во всяком случае здесь и сейчас, — развел руками Банев, — я очень надеюсь, что хотя бы этому твоему имперцу удастся внизу закрепиться.

— Считаешь, готовится что-то серьезное?

— Да. Сам знаешь, Промышленный Альянс — это только вывеска, фасад, обеспечивающий компаниям деньги инвесторов и благосклонность политиков. Ну и полевую разведчику заодно. А реальную работу они ведут совсем другими методами. За последнее время парни с боевой станции зарегистрировали семь анонимных выходов в трехмерность в нашем районе. При этом в четырех случаях не было отстыковки шаттлов и посадок на плоскости, зато происходил мощный обмен информпакетами. Кто-то шел на серьезный риск, чтобы передать некую важную информацию.

— Нашли что-то стоящее и готовятся вывозить?

— Не думаю. Не то что расшифровать, а даже перехватить пакет не удалось, засекли лишь сам факт обмена. Но, судя по объемам информации, шла передача подробных инструкций и какой-то документации. Я параноик — я решил, что людям на плоскостях прислали указание, в каких именно направлениях копать.

— Есть предположения?

Банев наконец сделал большой глоток и, поставив бокал на стол, нагнулся. Поднял лежащую возле кресла пластиковую папку и достал из нее несколько прозрачных листов.

— На, посмотри. А я прокомментирую.

Лурье взял верхний лист, который сразу потемнел, покрылся строками текста, сопровождающимися редкими иллюстрациями.

— Это же селимовская цивилизация, — хмыкнул Лурье, — одна из первых изученных.

— Угу. После ее изучения Селимов удалился от мира и сейчас, насколько я знаю, пытается замолить грехи всей Вселенной в каком-то монастыре.

— Если совсем точно, то в монастыре Святого Луки на Фолстрайне. И я его понимаю. Более дикой и извращенной, с нашей точки зрения, философии я не встречал.

— Куда важнее для нас то, что философия ненависти к своей физической оболочке нашла практическое применение в развитии генной модификации и попытках создания существ-контейнеров. Термин, конечно, не самый удачный, но как это еще назвать, я не знаю.

— И? — вопросительно поднял бровь Лурье.

— Посмотри отчеты на следующем листе.