Максим Парамохин - Две грани нейробука (СИ)
Джантор приободрился. Похоже, все не так страшно.
— На самом деле это лишь внешнее впечатление. Я прекрасно все чувствую и контролирую. Реальный риск минимален, и не превышает допустимого.
— Никакой контроль не бывает абсолютным, всегда сохраняется элемент непредсказуемости, — возразила Эвиальма. — Тем более что для полетов используется гибкий трос. Отклонение в сторону всего на метр станет для тебя фатальным.
— Но я же чувствую. И самолет, и натяжение троса. У меня большой опыт полетов, и я отлично знаю, как выполнить нужный маневр.
Какое-то время три пары глаз смотрели на него, и с каждой секундой внутри нарастало чувство вины. Не в силах выдержать суровые взгляды, Джантор опустил голову.
— Тем не менее, такие полеты опасны, — произнес Тунвайл. — А фиомсянин должен избегать ненужного и бесполезного риска.
— Но я же говорю, риск не так велик. И он оправдан. Записанные в ходе полетов клипы очень популярны, — эта мысль приободрила Джантора. Он посмотрел в глаза Тунвайлу.
Последний и самый лучший нейроклип возглавил рейтинг просмотров всего ФИОМСа, за неполные два дня уже собрав полтора миллионов лайков и более 10 тысяч положительных, а чаще восторженных отзывов. Людям нравится головокружительное ощущение скоростного полета, а потому небольшой риск можно счесть оправданным.
— Из того, что кому-то рискованные забавы по душе, вовсе не следует, что они допустимы, — возразила Эвиальма.
— К тому же, — вступила в разговор Дорлисс, — ты рискуешь не только собой. В полете ты управляешь самолетом, и если сам врежешься в скалу, машина тоже потеряет управление. А там сидят твои знакомые. Их жизни ты тоже подвергаешь опасности, — с каждым словом пожилой женщины ощущение вины нарастало.
Джантор снова уставился в пол, но кожей буквально чувствовал ее обвиняющий взор.
— Ну, я просто… просто был уверен что смогу и… Наверное, мне в самом деле стоит летать осторожнее…
— Здравая мысль, — голос Тунвайла стал чуть теплее.
Совсем немного, но достаточно, чтоб воспрянуть духом. Собственно, уже многие, начиная с его соседей, замечали, что полеты рискованны. Он будет пролетать минимум в десяти метрах от поверхности, а не в одном-двух, как ранее.
— Я стану держаться дальше от опасности, — пообещал он и набрался решимости взглянуть им в глаза. Если это все, чего они хотят…
— Есть еще кое-что, — голос ректора стал намного холоднее. — Нам стало известно, что ты пытался открыть некоторые папки операционной системы.
Столь неожиданная смена темы Джантора удивила.
— Ну, я хотел добавить в нейроклипы немного страха.
— Зачем? — одновременно спросили все трое.
Под их суровыми взглядами Джантор буквально позабыл — зачем. Почти минуту он собирался с мыслями.
— Просто когда я перевожу ощущения от прыжка или полета в нейроклип, осознание риска и опасности теряется. Если добавить немного страха, ощущение станет полнее. Я очень удивился, когда обнаружил, что в базовых настройках операционной системы ничего подобного нет, и подумал…
— А ты не подумал — почему этих настроек там нет? — оборвал его Тунвайл.
Вопрос застал Джантора врасплох. Сам факт сокрытия страха, и, по всей видимости, ряда других функций его так сильно поразил, что над причиной он как-то не задумывался.
— Надеюсь, ты помнишь, в чем заключается задача общества? — спросила Эвиальма.
— Повышать качество жизни своих членов, — ответил Джантор, все меньше понимая, к чему они клонят.
— Вот именно. А страх, если ты не в курсе, относится к категории негативно-деструктивных эмоций. Которые, как следует из самого названия, качество жизни ухудшают. Поэтому устранение таких эмоций и причин, их порождающих — один из ключевых приоритетов деятельности ФИОМСа как социума. Пытаясь вызвать их сознательно, ты идешь против фундаментальных принципов, на которых построено наше общество.
В первый момент тяжесть обвинений ошеломила. Пару минут Джантор молчал, не зная, как ответить, потом кое-что вспомнил.
— Но я ведь не собирался активировать страх на полную мощность. Совсем капельку, для полноты ощущений. Как острая приправа к блюду.
— Использовать негативные ощущения и эмоции вообще нельзя, — возразил Тунвайл. — Они противоречат базовым целям ФИОМСа, мы должны устранять порождающие их причины, или, когда это невозможно, подавлять сами негативные эмоции. Поэтому страх, боль, холод и тому подобное регулируется в автоматическом режиме, — ректор говорил четко, размеренно и жестко, будто вбивал гвозди. — Самовольное и неквалифицированное вмешательство повлечет негативные последствия для морального здоровья как самого человека, так и окружающих. Поэтому доступ к таким функциям закрыт, вмешиваться в них запрещено. Ты не должен пытаться их изменить, равно как и говорить о них с другими, ясно?
Чувство вины, серьезность совершенного проступка навалилось с такой силой, что Джантор смог лишь кивнуть.
— Мы надеемся, что ты все понял, — сказала Дорлисс. — Иди.
Хотя разбирательство закончилось, тяжесть, давившая на Джантора, осталась. Он будто тащил на себе невидимую каменную плиту.
Выйдя из здания городского совета, пару минут стоял, не делая ничего. Ему и не хотелось ничего делать.
Первую половину дня Джантор всегда посвящал работе, но сегодня никак не мог сконцентрироваться. Гнетущая вина не оставляла ни на секунду, значение результатов, которые он анализировал, ускользало, мысли словно тонули в болоте. Четыре часа прошли абсолютно бесполезно.
Все прочие занятия свою привлекательность разом потеряли. Новости казались малозначимыми, Интернет-трансляции и нейроклипы — скучными, приглашения от друзей и знакомых, звавших на пикник или спортивный матч, в боулинг, на пляж или роллердром вызывали скорее раздражение. Привычное домашнее окружение также навевало тоску. Надеясь, что поможет смена обстановки, вышел на улицу. И три часа бесцельно слонялся по городу.
Спорт вместо обычной радости принес новые огорчения. Десять километров он пробежал за 33 минуты — последний раз столь плохой результат был, когда Джантор восстанавливался после перелома бедра из-за падения с мотоцикла. Надежда на хоккей, его любимый среди игровых видов спорта, также не оправдалась.
Коньки не скользили, комбинации партнеров казались чересчур быстрыми, шайба летала по площадке так, что он не успевал ее зацепить. А в конце периода попал под такой силовой прием, что получил сотрясение и повредил плечо.
На второй период Джантора выпускали совсем по чуть-чуть, в четвертом звене. Видя его невероятную апатию, партнеры фактически не пасовали, а если случалось получить шайбу, соперники и без силовых приемов легко ее забирали. Впервые за несколько лет он оказался самым бесполезным игроком матча.
— Эй, что с тобой, черт возьми? — подошел после игры Эвандор. Он смотрел игру с трибуны. Ходунок-экзоскелет с ноги уже сняли, оставив лишь фиксатор.
— Сегодня плохой день, — о визите в КОП Джантор предпочитал не говорить.
— Голова в порядке? — приятель бесцеремонно ухватил его за волосы, заглянул в один глаз, потом второй. — Тебя серьезно припечатали. Может, до больницы доедешь?
— Лишнее. Нейробук уже оценил повреждение и запустил программу регенерации.
По дороге домой Эвандор расспрашивал о полетах. Он смотрел нейроклипы и в ближайшие выходные планировал сам подняться в небо. В первую очередь друга беспокоила сложность управления телом и самолетом одновременно, он хотел знать все секреты.
Хотя какие там секреты. Просто чем больше летаешь — тем лучше чувствуешь. Обычная практика.
Потом приятель стал рассказывать анекдоты про Ступрика — вымышленного парня, очень плохо владевшего нейробуком, и потому регулярно попадавшего в нелепые ситуации. Джантору они и раньше казались скорее глупыми, чем веселыми, а теперь и подавно.
Видя, что, в отличие от него, друг не смеется, Эвандор посмотрел куда более внимательно.
— Слушай, ты выглядишь так, словно тебя в КОП вызывали.
Джантор вздрогнул. Разговаривать об этом хотелось меньше всего.
— Что случилось-то? Чем провинился?
— В общем, они недовольны… полетами. Говорят, ненужный риск.
Эвандор остановился.
— Хочешь сказать — они запретили?
Джантор прокрутил в голове разговор. Потом, сомневаясь в биологической памяти, вытащил соответствующий файл из компьютерной. Касательно скрытых файлов страха Тунвайл прямо сказал — менять их и даже обсуждать нельзя. А вот с полетами лишь общее недовольство. Хотя, возможно, запрет подразумевается автоматически.
— Старые перестраховщики, — Эвандор скривился. — Настоящий экстрим без риска невозможен. Наплюй на них, ты классно летаешь. Все остальные просто тратят впустую время и энергию. А эта хандра скоро пройдет, я знаю. День, два, не больше.
