Ярослав Коваль - Тропа смерти
— Надеюсь, меха мне не придётся раздувать? — пошутил я, и кузнец отозвался добродушным хохотом.
— Да уж не босяки из глубинки, само собой, — ответил он до крайности туманно, после чего высыпал в горн целый мешок угля. Ногой придвинул к себе какой-то мощного вида сундук — со стороны глянуть, так скажешь, что каменный. Но не может же каменная хрень такого размера сдвигаться с места столь легко! — Разжигаем, что ли… Эй, отойди!
После чего снял с опоры большие клещи и ими же с усилием откинул крышку с сундука.
Оттуда полыхнуло живым, упругим пламенем, едва не лизнувшим навес. Мастер сунул в самую его сердцевину клещи, поворочал ими там и вытащил на свет божий длинную полосу жидкого огня, размахнулся и швырнул её точно в горн. Пламя тут же вгрызлось в горку углей и наполнило горн жаром.
Кузнец перехватил мой ошеломлённый взгляд. Понимающе прищурился.
— А-а, так ты не знаешь, что это? — Он ногой захлопнул сундук. — Из глубинки, что ли?
— Вроде того.
— Ну, понятно. Обычная огненная железа дракона. Лучше саламандры, к тому же саламандры ещё более редкий товар. — Мастер подкрутил что-то у мехов, и те стали ритмично накачивать воздух в горн. Сами. — Саламандры — это для ювелиров. Оружейникам не годятся, разве что три-четыре сразу. Ну-с, что у нас будет первым?
Я с удовольствием замер неподалёку от горна — оттуда волнами наплывало сухое приятное тепло. Кузнец совался намного ближе к огню, щурился и жмурился, и управлялся с удивительной быстротой — чувствовалась привычка. Под его руками железяка постепенно обрела правильную изогнутую форму, и вырисовалась подкова для грузового ящера — мощная железная дура, не прибиваемая, а прикручиваемая к лапе.
— Вот та-ак, — протянул он удовлетворённо и швырнул готовое изделие в бадью с водой.
— Эй, кузнец! — окликнул мастера возчик, выглянувший из-за палатки со съестными припасами. — Вот это подделай тут, сломалось.
— Подделаю, кидай… Почистил хоть?
— А не видишь? Через часок зайду.
— Торопыга какой…
— Торопыга не торопыга, а мне подводу отгонять к переднему краю. К лучникам. Не тяни, а то обоим головы снимут.
— Тебе снимут, а не мне. Вчера мог всё проверить. Чего вчера ушами хлопал? — Не тратя время, он уже развинчивал сложную конструкцию, назначение которой я по своей неопытности с ходу не мог определить, и надломившуюся деталь швырнул в горн. — Будь другом, боец, принеси воды. А потом от пекарей масла — для закалки. Они знают, какого. Сделаешь?
— Сделаю, — проворчал я, ныряя под ливень. Вода хлестала по лицу, словно специально целясь в глаза. Было противно, но радовало хотя бы, что, исполнив поручение, я вернусь снова к жаркому огню, который живо высушит мою рубашку и, наверное, уже высушил куртку.
Торча под кузнечным навесом, я время от времени поглядывал на выход из штабной палатки, откуда то и дело кто-то выныривал и куда вскоре заныривал обратно. Увидел и Аштию, правда, не сразу узнал её в доспехе, мокрую с головы до ног, обстоятельно обсуждавшую что-то с одним из офицеров. Оглянувшись, она тоже заметила меня, покосилась на оруженосца, и тот вприпрыжку — похоже, совсем мальчонка, хоть и в настоящих доспехах — кинулся в мою сторону.
— Тебя зовут, — заявил он, поправляя мокрый насквозь валяный подшлемник. И умчался обратно.
Пожав плечами, я нырнул под дождь. Впрочем, кажется, он уже иссякал.
— Ты здесь? — осведомилась у меня госпожа Главнокомандующая. — Очень хорошо. Скажи-ка, тебе случалось бывать в здешней «гармошке»?
— Нет, ни разу.
— Ладно. Впрочем, это неважно. Горизонт схождения — совсем другое дело, чем обычная «гармошка». Хотя, может, я и ошибаюсь.
— Что — пора готовиться?
— Разве что морально. Я всё тебе сообщу, когда придёт время. Иди, — и меня отослали царственным жестом.
«И чего звала тогда, дура?» — с раздражением подумал я, возвращаясь к горну.
Всё шло своим чередом. Здесь, в ближнем тылу, бой отзывался то и дело вскипавшей паникой, запахом съестного из огромного котла, мгновенно исчезавшего вместе с котлом, воплями раненых, доставленных в госпиталь при штабе. Судя по всему, сражение шло полным ходом. Интересно было бы взглянуть. Только чтоб издали. И так, чтоб не загребли воевать. И чтоб без неприятных последствий…
Ну его на фиг. К тому же отлучаться будет проблематично. Обрадованный помощью, кузнец то и дело обращался ко мне с теми или иными просьбами. Само собой, я только и мог помочь что подсобной работой, да в ковке мастеру подмога и не требовалась. Зато я мог отвинтить то, что нужно было срочно починить или переделать, мог развязать мешок с углём, притащить ещё пару вёдер воды, подержать молоток, в конце концов. Потом мы вместе с ним от души наворачивали мясной суп — судя по всему, с кухни, готовящей для господ штабных офицеров, — закусывали его сырными рулетами, подбирали остатки соуса кусками свежей лепёшки, запивали отличным вином. Хоть это хорошо.
А по соседству в иссякающей бледной мороси тренировались гвардейцы. Их никто и не собирался бросать в бой, а безделья бойцов здесь, похоже, боялись с той же яростью, что и у меня на родине в военных городках. У нас в ход идёт покраска заборов и выравнивание кроватей, здесь — фехтовальные тренировки. Что, без сомнений, значительно полезнее.
Вот туда бы мне попасть, вот где бы поубивать время.
И, дождавшись момента, когда кузнецу от меня не требовалось никакой особой помощи, я попытался напроситься на общую тренировку.
Офицер оглядел меня сомневающимся взглядом.
— Ты у нас кто? Телохранитель? А в прошлом кто? Что? Гладиатор? Ну, и что тебе тут делать? У меня мастеров фехтования под рукой нет. Что? Мечом плохо владеешь? Это как это?! Разве так бывает?.. Хм, ну что ж, становись в строй. Ничего против не имею, — но напоследок охладил меня взором сомневающегося божества, и им же предостерёг от баловства.
Напарник сперва косился в мою сторону, но через несколько минут тренировки вполне успокоился. После обычной разминки, заключавшейся в отработке шести стандартных способов атаки и нападения, взялись осваивать основные приёмы боя в плотном строю, перегруппировки — обо всём этом раньше я не имел ни малейшего представления. Но, убедившись, видимо, что я готов безмолвно стараться и выполнять указания, окружающие решили отнестись ко мне терпимее и чуть менее настороженно.
— Эй, не разучись рубиться в одиночку! — окликнули меня в минуту отдыха. Посмеялись, но сдержанно, не желая обидеть.
Я промолчал, только поднял руку в знак того, что слышал. Неопытный, я сам себе казался смешным, и был доволен, что меня не прогоняют. После рабочей манеры Хунайда, любившего вворачивать обидные словечки через фразу, здешние окрики: «Щит выше, меч ниже! Шаг назад, шлем вперёд, чего прогнулся?» казались мне вегетарианскими.
Так я стал по два-три часа в день отрабатывать строевую подготовку в местном понимании этого понятия, сперва на укреплённом холме под дождиком, который то начинался, то прекращался, потом — в подземельях. Туда мы перебрались как-то разом: просто вдруг по лагерю забегали рабочие, возчики развели отдохнувших ящеров по местам, впрягли, ударили стрекалами — а за повозками шумно устремились отряды сопровождения, скромные табунчики запасных животных, те из работников, кому не хватило мест на телегах. И шатры как-то словно сами собой сложились в компактные груды жердей и влажные штуки ткани.
Кузнец, которому я помогал укладываться, разбирал своё оборудование с той же быстротой, что и все окружающие.
— Надеюсь, поможешь разложиться на новом месте? — подмигивая, намекнул он.
— Если вообще тебя там отыщу.
Я его нашёл, и без особого труда. Работа при кузне съедала остаток лишнего времени, которое я всё равно не мог проводить с гвардейцами — у них ведь помимо тренировок была своя служба, к которой я не имел отношения — и обеспечивала рационом намного более обильным и качественным, чем солдатская пища. Заодно и кое-какой кузнечной мелочёвкой. Мастер не отказался сделать мне новые подковки на сапоги, подарил изогнутый крохотный нож, который удобно было носить за рукавом и выдёргивать одним махом.
В подземелье оказалось довольно-таки просторно. Здесь оказалось не так, как в знакомых мне «гармошках», где путника ждал узкий проход меж двух стремящихся друг к другу скал и место лишь только-только развернуться коню, причём всё это под небом, стремительно меняющим свой оттенок. Маги открыли императорской армии проход в огромный пещерный комплекс, который занимал столь обширное пространство, что какой-нибудь монастырь или форт тут разместились бы легко, как в длину-ширину, так и в высоту. Титаническая пещера имела сильно неправильную форму, и в её закоулки можно было в свою очередь распихать целый город.
