Сага о Кае Эрлингссоне - Наталья Викторовна Бутырская

На следующее утро мы поднялись с рассветом. Я взял Тулле, чтобы он меня останавливал в нужных местах, Трюггве-мечника, чтобы он немного повеселел, Стейна, Халле Рыбака и еще Хвита Снежного. Скальд сам напросился, сказал, что хочет сочинить веселую песенку, да пока подходящей идеи не нашел. Снарядились мы словно в боевой поход: топоры-мечи на поясе, щиты за спиной, у Стейна лук со стрелами, и у всех копья в руках, кроме меня, так как одной секиры вполне достаточно. Тащить все это на себе, конечно, не шибко радостно, но иначе Видарссонов вряд ли получится уговорить.

Перед самым уходом я столкнулся нос к носу с тем премерзким торговцем оружием, который запрашивал с меня четыре марки за обычную секиру. Он сразу же узнал меня, заметил мои три руны и слегка напрягся, я же оскалился, постучал пальцем по рукояти секиры и провел пальцем себе по шее. Надеюсь, это поможет Альрику в торгах.

Три часа в горы по пыльной дороге, во время которых я проклял и свои идиотские идеи, и кожаную куртку, в которой упарился и вспотел, как в бане, и тяжеленную секиру, чья рукоять протерла в плече настоящую дыру. И главное — зачем я попер с собой щит? С секирой щит в руки не возьмешь, да и не будут Видаррсоны нас обстреливать из луков, тем более в спину. Получалось, что я просто так тащил на себе эту круглую дуру.

Поэтому когда мы добрались до поместья братьев, я был мокрым, уставшим и злым. Особенно злым.

Сначала я хотел добром поспрашивать Видарссонов об их ошибке с пивом, посмеяться с ними, показать свою силу в дружеском поединке по глиме, намекнуть на некоторое недовольство хёвдинга. Словом, поговорить с ними по душам. Но после неприятного перехода я подошел к воротам, за которым заходились от лая собаки, со всей силы пнул створки, а когда они не распахнулись, снял с плеча секиру и вогнал ее в доску, расщепив ее пополам.

— Видарссоны, тролль вас задери! Открывайте! Гости пришли.

Я подождал немного и снова врезал, вырубив одну доску напрочь.

— Открывай! Иначе сам войду.

Со двора послышались какие-то голоса, детский писк, собаки уже хрипели от лая, но ворота так и оставались запертыми.

Я собирался ударить в третий раз, но Тулле схватил меня за плечо.

— Да отстань! Не видишь, они за воротами отсидеться решили, сволочи!

— Мужиков, поди, дома нет, — тихо сказал друг. — Время не раннее, на поля ушли, скорее всего. Или еще куда по делу.

Я заглянул в прорубленную дыру и увидел перепуганных женщин и нескольких рабов, которые схватились за вилы и топоры, чтобы защитить свой дом.

— Открывайте, — уже поспокойнее крикнул я. — Мы — сноульверы, что троллей для вас поубивали. В сеннике у вас спали.

— А чего ж с оружием пришли? Троллей вроде больше нету, — ответила женщина постарше, не выпуская из рук потрепанный серп.

— Так мы в гости, по старой памяти. Приплыли в Кривой Рог и решили к вам заглянуть. Уж больно ваше сено мягкое и пиво вкусное, — я не сдержался и последние слова уже прорычал.

Один пацаненок вскарабкался на крышу дома, взглянул на нас и заорал на весь двор:

— Я его знаю. Он топорики подбрасывал. А тот — мечи. А еще один седой. Это те самые.

Хвит усмехнулся, он привык, что все по первости принимают его за седого.

Створки ворот дрогнули, и старик-раб открыл их, впуская нас во двор. Впереди всех стояла женщина, перепуганная и взъерошенная, как курица, пряди ее волос выбились из-под серого платка, у ее ног лежал серп, но в руках было блюдо с хлебом и сыром, а позади нее девчонка еле удерживала полный кувшин.

— Прошу прощения, дорогие гости! — слегка запинаясь, сказала хозяйка. — Муж мой сейчас на пастбище, а без него я не смею пускать во двор. Не побрезгуйте, угоститесь с дороги. А сын мой сейчас сбегает, позовет мужа.

Обойдя нас издали, мальчишка едва ли младше меня умчался со всех ног, я еле сдержался, чтобы не заулюлюкать ему вслед, подгоняя, как дичь. Я положил секиру обратно на плечо, взял кусок сыра, кинул его на хлеб и запихал все это себе в рот. Угощение вряд ли бы остановило меня от убийства местных жителей, если бы понадобилось, но сытый я явно буду добрее. Тут же нам принесли кружки, налили пиво, то самое, видарссоновское, густое и терпкое настолько, что одним запахом можно было наесться.

— Если прикажете, зарубим курочек и запечем. Но сейчас есть только это, — пролепетала хозяйка, обнося едой моих собратьев.

— Ничего. А похлебка какая есть? Или колбасы?

— Есть копченая свинина, но муж не разрешает…

— Тащи.

Мы взяли чурбаки и расселись в тени сенника. Я не стал вламываться в дом, памятуя, как Видарссоны рьяно не хотели нас туда пускать в прошлый раз. Мало ли, вдруг озлятся, начнут кулаками махать, а так и до виры домахаться можно. То ли я разозлюсь, то ли Тулле взбеленится, а может, и Трюггве вдруг сорвется, он после смерти Йодура сам не свой.

— Дяденька! — послышался робкий басок из-за угла. — А вы настоящие хирдманы?

— А что, так не видно? — рассмеялся Тулле. — Выходи сюда, не покусаем.

Из-за сенника вышел парень, один в один Видарссон, только чуток поменьше: массивный, косматый, несмотря на юный возраст, борода у него уже доходила до груди. Я невольно пощупал свой гладкий подбородок.

— А вы с тварями сражались? С настоящими тварями, а не со зверями.

Мы переглянулись и рассмеялись.

— А то как же. Я сам на огненного червя ходил. Он длиной что твой дом и толщиной выше пояса. Шкуру и секирой едва прошибешь, а как прошибешь, так из раны огонь пышет. Рыбак вон морскую безымянную тварь выловил, зубов у нее было не перечесть.

Хвит перебил меня:

— Кай, не умеешь рассказывать — не берись. Сейчас я тебе все расскажу.

И пошел заливать про огненного червя, которого он в глаза не видел, только мои рассказы слышал, и про хуорку ввернул зачем-то, и про морскую тварь, и про волков, которые вообще не твари, но в его устах выглядели как сыновья Бездны. Парень слушал с открытым ртом. Мы потихоньку отхлебывали пиво и как-то подзабыли уже и про мясо, которое нам все никак не несли, и про Видарссонов.

— Бьярки, что тут сидишь! А ну пошел коровник вычищать! — рявкнул вернувшийся отец, и