Липовый барон - Илья Николаевич Романов
* * *
Свой бордель я искал долго. Ловил кареты, но возчики тоже не дураки — не тормозили. Я бы на их месте тоже бы не стал. Стоит кто-то в сумраке и голосует. А оно мне надо — останавливаться?! Пришлось своими ножками идти до борделя, где куражатся мои кореша. Как оказалось, меня там уже все более-менее трезвые ищут.
— Кор, где вы были?! Мы вас разыграли в кости… — говорил Гумус, а сам был настороже.
— В смысле разыграли?
— Кор-сэ́ и я разыграли вас, как вы меня… — мямлит и жмётся от удара, который должен был бы последовать.
— Не ссы. Я не сержусь. От меня ты никогда не узнаешь ничего, кроме подзатыльников, да и те — за дело, — услышал я от себя. — Сознайся. Это же не твоя идея, а Латьяуна.
— Кор… — замямлил Гумус.
— Забудь. Ну, где та, что меня выиграла?!
* * *
На свету оказалось, что я запачкан в крови. Палево. Она на коричневом цвете камзола не особо выделялась, но заметна. Юдус первым просек фишку.
— Было?
— Не без этого.
— Чисто?
— Надеюсь, не придерутся.
— Надо было?
— Надо…
Вот и весь разговор.
Я скинул с плеч камзол, чтобы никто больше не разглядел. Намотал его на руку и таскал, будто жарко.
Выиграла меня не кто-нибудь, а Халла.
— Ты мне должен два золотых, — прошептала она, целуя меня.
— Только два?! — воскликнул я.
— Целых два! — поправила она.
Где справедливость?! Я весь такой из себя замечательный, а мой оруженосец на порядок выше котируется, чем его рыцарь. Надо узнать, кому ушло золото мимо моих рук…
— Ты знаешь, от тебя как-то странно пахнет… — сказала она мне после того, как основное уже произошло.
Ну да, не спорю. У женщин обоняние сильнее. От меня пахнет кровью. Для меня это запах соли, желчи, еще чего-то сладкого и непонятного. А как она учуяла-то?!
— Ты — мой! Ты знаешь об этом?
— Не знаю. О чём ты?
— Да, это я так… — замялась баронесса.
На люди мы вышли не в самый удобный момент. Ивар краснел, бледнел, но не мог отбить свою романтичную дурочку от навязчивого пьяного типа. Плюс один к его мозгам — не лезет на того, кто выше его по рангу.
— Ивар, ты прав. Чуть что, я поддержу, — шепнул я.
Кто-то сейчас завоет о благородстве и прочей хрени. Скажу просто, в удобной для понимания форме. Студент-пэтэушник на тусовке мажоров качает свои права. Это в подворотне решает сила, а на публике обтекай и не вякай.
— Латьяун, это твой друг?! — спросил я.
— Нет, — удивлено ответил он мне.
— Ивар, утопим в крови тех, кто сомневается в нашей миролюбивости…
Не знаю, что там перемкнуло в мозгу у Ивара, а я в первые ряды не стремился. Врать не буду, всё обошлось миром. Никаких драк или тем более дуэлей. Просто когда за твоей спиной поддержка, то и ответка другая.
Вот такой он, мастер меча. Дурак вроде меня уже ввязался бы в кипеж и отползал в ужасе, а он умнее. И не надо путать трусость с благоразумием от безысходности. Мастер на то и мастер, что понимает, когда можно, а когда бой лучше не затевать. Всё остальное — это слюни и романтика их фанатов…
* * *
Сам не понимаю, как так получилось, что в Весёлом мы запели песни. Халла жмётся ко мне. Ивара окучивает романтичная подружка, но не так открыто. Латьяун спит в кресле. Юдус наверху кого-то там жмёт. Гумус, сука, кого-то обносит. Мой оруженосец не ангел, и если он к кому-то усиленно прижимается, то это уже повод для моего вмешательства.
— Иди сюда! Ты что делаешь? — Сам я на ногах с трудом стоял.
— Кор… Не удержался…
— Дурак! Много?
— Не знаю…
— Треть нам… Остальное возвращай! И завязывай… Чтобы я этого больше не видел.
По факту самое противное — это когда напившаяся знать начала завывать на разные голоса песни. Господи, если б вы знали, как я хочу спеть что-либо на русском!
Одна тварь (не будем показывать на неё пальцем, но это был Юдус) напомнила, что я знаю песню про пехоту. Ты-то откуда выполз? Юзал бы дальше бабу и не вякал про меня!
Врать не буду, что все так уж желали услышать мои песни, но есть вызов, а на него надо отвечать. Спел из творчества Горшка, когда того переклинило на оперу. Хрен знает, как я там перевёл, но основной смысл передал: «Тут и ограбят, и убьют, оболгут и обессудят. Едят отцы своих детей. Люди — добрые люди». После этого меня петь уже никто не совращал. Людям нужно веселье, а не правда жизни…
* * *
События дальнейших дней сложились в одну прямую. Для начала меня почему-то захотел увидеть отец Халлы. Нет, конечно, всё понимаю, но зачем же так спешить. Батя, ты не дурак, понимаешь, что я далеко не первый и даже, наверное, не в первом десятке.
Чинно и мирно сидели и обедали. Как я понял, это ещё не смотрины, а преддверие к ним. Мрачный город сам по себе навевает соответствующие мысли. Во время обеда в голову лезло всякое. В том числе я задумался о совпадении местного этикета поведения за столом с земным. А почему тут все держат нож в правой руке? По-земному это тоже правильно. А вот в чём корни этого правила?
Это потому, что раньше на балах мясо резали не затупленными лезвиями, а боевыми кинжалами, и даже дамы отрезали себе куски ножами, которыми вполне можно было отправить на тот свет неугодного человека.
Вы что, всерьёз считаете, что на балу надо опасаться только яда? Фу, даже не интересно с вами и вашей наивностью.
Для не обременённого этикетом человека есть бифштекс, или мясо с прожаркой, выражаясь по-русски, всегда привычнее, держа нож в левой, а вилку — в правой руке. Это потому, что ею мы пользуемся чаще, и для правши это удобнее. Однако в традициях этикета сохранено совсем другое.
Ну как, сами ещё не дошли до здравых мыслей?
Эта традиция пошла вовсе не от того, что обычные люди, правши, привыкли есть пищу неудобной левой рукой. Правой просто удобней отбиваться от пьяной рыцарской гопоты, что, перебрав, рамсы попутала.
Кстати, отсюда вторая традиция здороваться за руку у мужчин, а конкретно — голой рукой без перчатки, которые не только отчасти скрывают содержимое ладоней, но и могут быть отравлены. Хотя традиция эта пошла вовсе не от
