Дмитрий Старицкий - Путанабус

       - А кто ты такой, чтобы с тобой ЛЮДИ базарили.

       - Я - Ваха!

       - Какая-такая Ваха? Не знаю никакую Ваху!

       - Ты много кого тут не знаешь, - надрывался он снизу.

       - А я и знать не хочу всяких шестёрок.

       - Короче, мы тебе стрелку забили, - крикнули снизу.

       Стрелка, это уже серьёзно. На стрелку не пойти нельзя, иначе ты действительно "мужик". Хотя я заранее догадываюсь, какой пойдет там гнилой базар.

       Нажал тангету на рации.

       - Девочки, третий запасной канал.

       Просчитал про себя до двадцати, переключился сам.

       - Тут такое дело. Мне сейчас придётся выйти побеседовать с товарищами.

       - Жорик, может не надо? - раздался в ухе дрожащий голос Були.

       - Сам не хочу. Но так вышло. Смотрите внимательно, как я упал - это сигнал: всем огонь. До этого никому не стрелять. Ясно всем? - и через паузу, - Роза, что у врагов слышно?

       Роза сидела у широкополосного сканера в замаскированном на обратном скате автобусе, от которого с нашей позиции видна была только антенна, торчащая среди деревьев.

       - Пулеметчику приказали глаз с тебя не спускать.

       - Всё?

       - Всё. Будет что ещё - сообщу.

       - Добро. Отбой.

       - Таня?

       - Тут я.

       - На тебе пулемётчик.

       - Куда тебе его?

       - Куда угодно, лишь бы сразу наповал. Отбой

       Выглянул из-за куста. Картина всё та же. Храбрые парни, однако. Как бы сам в такой ситуации себя вел, откровенно говоря, не знаю.

       Поднял мегафон.

       - Большой камень впереди себя видишь? Стрелка у него. Идет от вас один. Без оружия, - вроде всё сказал.

       - Ништяк, - крикнул этот Ваха, и стал снимать с себя черный жилет-разгрузку.

       Когда он сделал два шага от "дефендера", я снова сказал в мегафон.

       - Пистолет тоже оставь.

       Ваха вернулся, отстегнул от пояса кобуру и положи её в машину.

       Валун стоял ближе ко мне, чем к нему. Большая такая каменюка, высотою чуть больше метра и метра полтора в ширину. Прямо у "дороги", если можно так выразиться.

       Ваха уже шел к месту стрелки, а я всё тормозил. Давно уже надо было встать и пойти к камню, но руки и ноги отказывались подчиняться мне, как парализованные. Одновременно пробила мелкая трясучка.

       Вдруг я понял, какой я маленький, слабый и ничтожный по сравнению этим миром, с обеими известными мне мирами, со всей Вселенной, наконец, - тварь, букашка. Но букашка, которая отчаянно цепляется за свою никчемную жизнь, как за высшую ценность Бытия. И всё в ней кричит каждой клеточкой: ЖИТЬ!!! ЖИТЬ ХОЧУ!!!!

       Просто жить, несмотря ни на что.

       Ух, ты? Я оказывается трус поганый. Раньше не знал.

       У Геннадия Полоки, в "Интервенции", герой, которого гениально сыграл Владимир Высоцкий, говорит такую сентенцию: "В контрразведке тебе сначала передоложат папиросу, а потом жизнь. Папиросу взять можно, а вот жизнь - нет".

       А мне СТАШНО!

       ЖУТКО страшно!

       ХОЧУ взять жизнь!

       ЖИЗНЬ!!!

       А тут надо вот так вот: взять и ВСТАТЬ ПОД ПУЛЕМЁТ.

       Не оставить себе ни единого, даже призрачного шанса остаться в живых.

       Чтобы этот пулемет навертел во мне много-много мелких дырок.

       ВО МНЕ!!!

       Не поручусь за точность цитирования Полоки, но эта мысль настолько пронзила меня до пяток, что заставила впервые в жизни обратиться к Богу с молитвой.

       "Боже, - взывал я, молча, - Если ты только есть! Помоги мне сохранить пасомых моих, чтобы они имели хотя бы возможность припасть к стопам твоим. Они бляди и грешницы, но не ты ли сам предпочёл раскаявшуюся блудницу Магдалину тем бабам, которые никогда не грешили? Я пытался убежать, но не смог. Я пытался всех обхитрить, но не сумел. Меня догнали. Меня обхитрили. Боже, укрепи мою мышцу, укрепи мой дух, ибо, сам я слаб. Дай силы мне, ибо я всего лишь человек, а не Ремба голливудская".

       Отложив в сторону карабин, лежа, отстегнул подсумок с магазинами, вынул хромированный кольт из кобуры, передернул затвор и засунул его за пояс на спине. "Когда ни помирать, а всё день терять!" - говорили мои предки.

       Потом, кряхтя и мелко дрожа, встал на колени. Никто не стрелял, но вставал из-за своего укрытия, с обречённым чувством бойца, поднимающегося в атаку под ураганным огнем противника.

       Жутко захотелось продлить это мгновение, впитать в себя окружающий лик чужой Природы, обнять своих девчат, но, увидев, что переговорщик от бандитов прошёл уже половину расстояния до валуна, торопливо перекрестился, быстро поднялся на ноги, опустил шемах на шею и пошел к этому чёртову камню сам, подрагивая поджилками.

       В голове полная шизофрения. С одной стороны я, молча, продолжал истово молиться, то есть совершал "умное делание" для укрепления своего слабого, как оказалось, духа. А с другой, в той же голове, билась, постоянно натыкаясь на внутренние кости черепа, фраза из песни Сергеева "тут старшой Крупенников встал, как на парад", взывая к оплакиванию моей никчемной тушки, которая очень скоро станет дырявым чучелком.

       И вдруг, на очередном трудном шаге, за одно мгновение ясно осознал, что я уже мёртв. Меня больше нет в этом мире. А если я мертв, то, какого хрена, буду эту блатную мразь страшиться. Он меня второй раз убить уже не сможет.

       "Спасибо тебе, Боже", - поблагодарил мысленно, - "Спасибо, что пришёл на помощь. Спасибо что не оставил меня в этот трудный час".

       И я, мертвый, остановился, не доходя шага до валуна, держа его слева от себя.

       На душе вдруг стало спокойно и легко. И дрожь исчезла.

       Когда Ваха не дошел пяти метров до валуна, я сказал.

       - Стой там. Ещё шаг и мой снайпер сделает в твоей башке лишнюю дырку для вентиляции.

       - Ай-вай, и руку даже не пожмешь? - покачал Ваха головой, однако остановился, хотя и сделал лишний шаг.

       Был он коренаст, хотя и не маленького роста. Силён и поджар. Суровый супостат. Светлые глаза. Рыжий волос, щетина на подбородке рыжая. Даже ресницы и те - рыжие. Кавказец. Явно горец - там много рыжих. Да почти каждый "черный" кавказский народ заявляет, что настоящие их представители рыжие и светлоглазые.

       - Ещё чего, - ответил я брезгливо, - Может ты горлом трипперный. Законтачусь ещё ненароком. Что сказать хотел - говори.

       Ваха смерил меня с ног до головы злым глазом. Поморщился. Сказал, презрительно, как констатировал чего-то или отвечая незримому сейчас оппоненту.

       - И чего в тебе бояться?

       - Неизвестного, - ответил я.

       - Ну, ну... - Ваха с сомнением покачал головой, - Значит так... Девок оставляешь здесь. Всех. Сам берёшь хабар с автобусом и пиздуешь на все стороны. Предложение более, чем щедрое. Цени.

       - Больно ты борзой, как посмотрю, - сказал, глядя ему в переносицу, - А может в Одессе ЛЮДИ за нас СЛОВО скажут. Что ты на это?

       - В Одессе тебя никто не ждёт. Проверено.

       - Не там проверял. Не твой уровень. Ты слишком мелко плаваешь, шестёрка.

       - Слушай, Ваня... - Ваха стал заводиться.

       - Я вот думаю, - перебил я его, скользя взглядом по его рукам, - А не западло ли мне с тобой базарить. Может ты крыса? Откуда мне знать? Ты мне малявы от ЛЮДЕЙ не принес.

       - Да я тебя буду на ленточки резать!

       - Чем, Ваха? Своим обрезанным хуем? - я ухмыльнулся очень так мерзенько, - Слишком тупой и мелкий инструмент. Только коз ебать. Так что иди себе, дырявый, обратно и кукарекай там.

       - Ну, всё, русня, - он выхватил из-за спины кривой кинжал и резко бросился на меня с криком, - Рэзать буду!!!

       Я тут же прыгнул боком влево за камень, одновременно правой рукой выхватывая пистолет из-за пояса и уже на лету стреляя тяжелой пулей 45-го калибра в вахин силуэт.

       Камень надо мной тут же с визгом брызнул щебнем, от попавших в него пуль. Но разобрать, кто и откуда стреляет, было, просто невозможно. В долине со всех сторон эхо отражало звуки многочисленных выстрелов.

       А я неудачно упал на руку, которая моментально продернула меня дикой болью. Во всех остальных частях тела вроде целый, я быстро перекатился под валун.

Новая земля. Плоскогорье между территорией Ордена и Южной дорогой.

       Когда мне Анфиса вправила выбитый локоть и боль немного отпустила, я наконец-то смог озаботься последствиями своего безумства. Однако, результат превзошел все самые оптимистические ожидания.

       В коротком боестолкновении с бандитами (Роза на слух по компьютеру отхронометрировала всего 32 секунды стрельбы) потерь мы не понесли. Только Бульку слегка зацепило вскользь над ухом шальной пулей из пулемёта. Ещё в самом начале, до стрелки. Больше оконтузило, чем ранило, оттого она и не закричала от боли. Но голова есть голова, любая царапина на ней очень активно кровит.