Дмитрий Старицкий - Путанабус

Новая земля. Плоскогорье между территорией Ордена и Южной дорогой.

       Не получилось. После того, как я свернул налево от Старой дороги в "направление", нарисованное бурами, то километров через десять, по моему плечу опять захлопала розина ладошка.

       - Они приближаются.

       - Куда приближаются, к перекрёстку?

       - Нет, к нам. Похоже, что они свернули за нами. Они тут недавно активно переговаривались. Потом кто-то кому-то приказал поворачивать.

       - На каком языке они говорили?

       - Хрен понять. И на идиш слова были, и на украинском и на английском, и ещё на паре языков мне неизвестных. Но слово "поворачивай налево, блядь" было сказано по-русски.

       - Вот блядь! - а что вы бы сказали на моем месте?

       - Что делать будем, Жора, - озабочено спросила Роза.

       - Снимать штаны и бегать.

       - Я серьезно, - обиделась она.

       - Я тем более, - пробурчал я, - Воевать будем, только вот место для генерального сражения найду, как Кутузов. Там и засадим им по самые помидоры. А пока отступаем, как Барклай.

Новая земля. Плоскогорье между территорией Ордена и Южной дорогой.

       Место было неплохое. Да что там неплохое - гениальная позиция для нашей диспозиции.

       После того, как с помощью лебедки и чьей-то матери, по бурской подсказке, мы преодолели на боковом направлении особо крутой подъём, и, под дикий визг девок, не менее крутой спуск, автобус, на скорости форсировав мелкий ручей с каменистым дном, остановился в неглубокой подковообразной низине. Метров сто пятьдесят на двести двадцать где-то размером.

       Окруженная с обеих сторон непроезжими холмами, сзади крутым спуском за ручьём, на который так просто задом не заскочишь, низина эта была идеальной для расстрела врага из-за укрытий. А вперед из неё была только одна узкая "дорога", которую можно было с легкостью крепко оседлать.

       - То, что доктор прописал, - пробормотал я, - Я тебя вижу, ты меня нет.

       Я не особый стратег и тактик. Я и на службе-то ничему такому особо не учился. Радиоразведка, всё же не спецназ ни разу. И даже не пехота. Просто книжки люблю читать. В том числе и про войну. Да и деда ещё живым застал в сознательном возрасте. А он у меня воевал в самых крутых войсках второй мировой войны - в саперах-штурмовиках. Спецназ по прорыву укреплений врага, с последующей их зачисткой. Причем предварительно они ещё и мины с предполья снимали и атаку шли впереди штрафников.

       Дед ротой, затем и огнемётным батальоном командовал в 12-й отдельной Краснознаменной орденов Суворова, Кутузова и Красной Звезды штурмовой инженерно-саперной бригаде Резерва Верховного Главнокомандования. Той самой, что форсировала Сиваш, штурмом брала Мелитополь, Джанкой, Сапун-гору, Кишинев, Будапешт и Вену. В стальных кирасах. С огнеметами, автоматами, снайперскими винтовками и даже с фаустпатронами, которые в промышленных количествах появились в бригаде в 1944 году.

       Кстати, в том же году рядовой Ватман таким фаустпатроном насмерть забил в рукопашной одиннадцать фрицев. Дед этот эпизод очень любил вспоминать, приговаривая, что фаустпатрон - страшное оружие!

       И ещё дед мне рассказывал, как в январе сорок пятого они отбивались от озверелых эсесовцев, которым приспичило прорываться из осажденного Будапешта именно через его батальон и штаб бригады. И этот термин - "огневой мешок", я, тогда ещё восторженный пацанёнок, запомнил накрепко.

       Так вот эта долинка малая была идеальна для организации такого огневого мешка. Прорваться из него можно только вперёд, а там мы с десятком автоматов подковой. С флангов я снайперш своих поставлю. И пулемёт в лоб, слегка наискось. А отступить врагу отсюда просто некуда.

       Собрал я девчат, построил и сказал.

       - Отряд, слушай боевой приказ!

Новая земля. Плоскогорье между территорией Ордена и Южной дорогой.

       На плоскогорье было не так жарко, как в низинах у моря. И ветерок гулял тут вполне ласковый. Но всё равно мы седьмым потом покрылись, дожидаясь, когда, наконец-то, две закамуфлированные машины, одна за другой, сползли с противоположного склона, практически на холостом ходу, и уже в ручье, взревев моторами, быстро его форсировали вброд, выкатившись на каменистый пляж на нашей стороне.

       Первым скатился небольшой джипчик, очень похожий на "виллис" времен второй мировой. Открытый, с пулемётом на турели и тремя додиками на борту.

       Вторым был навороченный, вусмерть затюнингованый "ленд ровер", который "дефендер 110". Сколько в нем наличного экипажа, сквозь затемненные окна не было видно. Но, не больше же, пяти тушек? Груз тоже где-то возить надо, учитывая, что в первый джипчик ничего серьезного не положить.

       Итого, ориентируемся, что у нас в наличие восемь врагов.

       Опытных врагов.

       Волков.

       Плюс - пулемёт. Хороший у них такой пулемёт, лучше нашего, как бы не "Пила Гитлера". Очень он похож на MG-42.

       Но они нас не видят и это хорошо. Это наш шанс заколбасить их тут, по холмам от них не бегая.

       Когда вторая машина, выскочив на пляж, стала огибать слева первую, я дал по рации команду.

       - Таня, Дюля. Каждая по ближней к себе машине. Один выстрел. Передние колёса. Пли!

       Звуком сломанной доски, громко раздался практически сдвоенный выстрел. Было хорошо видно, как машины, остановившись, просели на пробитые скаты.

       Вражеский пулемётчик, оступился, но, тут же, перетоптавшись в удобную позу, выдал длинную очередь. Но покосившаяся турель сбила ему прицел, и все пули ушли правее и намного выше.

       Больше он стрелять не стал. То ли сам не видел в кого, то ли приказали ему.

       Я тоже больше команд не давал. И девчонки, слава Богу, дисциплинировано ждали. Всё было оговорено заранее и единственно, чего я действительно боялся, это того, что они бестолково откроют огонь раньше времени и раскроют свои позиции пулеметчику.

       Если за нами внимательно следили, то они должны были знать, сколько нас и каких. Из всего нашего отряда бойцами они должны были числить только меня и таёжниц. Остальных - бойцыцами, как их обозвал Борис. То есть в бою - балластом. Впрочем, я тоже надеялся только на то, что они создадут лишь достаточную плотность огня, чтобы заставить врагов попрятаться за машины. Остальное дело за таежницами - в глаз бить, чтобы шкурку не портить. У них почти по две пули на каждого без перезарядки.

       Оглянулся по сторонам. Вроде никого не видно. Надёжно попрятались. И цифра американская в кассу пришлась - хорошо сливается с местностью. Беретки с пробковыми шлемами мы давно убрали и серо-чёрными бурнусами обвязались, одни глаза наружу.

       Лишь ствол пулемёта на сошках торчит из куста.

       "Галя, Галя, едрит твою налево", - это я, про себя, ругнулся. А вслух говорить ничего не стал. Будет ствол сейчас шевелить - быстрее его заметят.

       Мы ждём.

       И враг ждет. Ничего не предпринимает.

       Минуты тикают. Поглядел на часы, какие минуты? Секунды. А кажутся минутами. Вот такой параллакс-перекос восприятия.

       Подтянув за ремешок небольшой мегафон на батарейках, что нашелся в автобусе от прежнего водителя. Запасливый он парень был. (И то, правда, не надрывать же ему собственную глотку, детишек собирая). Немного помедлив, пытаясь убрать волнение - адреналин уже вскипает в тушке, нажал на кнопку и крикнул по-русски.

       - Эй, на плюке. Зачем твой пепелац тут катается?

       Враги, не вылезая из машин, шеи себе свернули оглядываясь. Это в джипчике. "Ленд ровер" же стоял, как будто в нём вообще никого не было.

       А я опять в мегафон.

       - Даю пять минут на то, чтобы сменить колеса и вернуться, откуда пришли. Иначе открываю огонь на поражение.

       Из "дефендера" с переднего правого сидения вылез наконец-то какой-то крендель. Без оружия в руках. Сложил руки рупором и крикнул по-русски.

       - Эй, мужик!

       - Мужики в поле пашут, - тут же откликнулся я, припомнив многочисленные "стрелки" девяностых. Вот, блин, не думал, не гадал, где пригодится такой специфический опыт.

       - К тебе базар есть, - не унимался тот, не извиняясь за "мужика".

       - А кто ты такой, чтобы с тобой ЛЮДИ базарили.

       - Я - Ваха!

       - Какая-такая Ваха? Не знаю никакую Ваху!

       - Ты много кого тут не знаешь, - надрывался он снизу.