Андрей Васильев - Файролл. Снисхождение. Том 1

– Так думать надо, куда лезешь, – попенял я ей. – А если бы сломала?

– Все вы одинаковы, – обвинительно сообщила мне Шелестова. – Что вы, что те австрияки, которые потом возмущались, когда я из сугроба выбралась. Ну да, стоял там какой-то знак, мол, «спуск запрещен» – и что? Если есть гора – значит, она зачем-то нужна? То есть – на нее надо либо лезть, либо с нее спускаться. А иначе – какой в ней смысл?

– Так это был склон или гора? – уточнил я у нее, еле сдерживая улыбку.

– Приехали, – Елена выпустила мою руку и сделала книксен.

Ответа на вопрос она мне не дала.

– Должен заметить, молодые люди, что вы прекрасно смотритесь вместе, – раздался знакомый до боли голос. – Да, Харитон, рад, что вы выздоровели.

– Вашими молитвами, – повернув голову, я глянул в глаза Еремы.

– Да, мы молодцы, – Елена с интересом изучила пророка, который в честь ледовой забавы напялил на себя свитер, обмотал шею длинным шарфом и довершил ансамбль забавной меховой шапочкой. – Киф, это твой знакомый?

Мы все-таки перешли на «ты»? Впрочем, наше давнее танго дало ей это право еще тогда. Но Шелестова сама устанавливает правила и решает – когда и что делать.

– Есть такое, – подтвердил я. – Елена – Ерема, Ерема – Елена.

– Прикольное имя! – восхитилась Шелестова. – Ваши родители были еще те затейники!

– Даже не представляете, насколько, – Ерема рассмеялся. – При случае я расскажу вам пару их шуток – вы обхохочетесь!

– Добрый день, – к нам подъехала Вика, к тому же в этот момент я обратил внимание на то, что нескольких крепких ребят, катающихся неподалеку, сузили круги, несомненно заприметив моего собеседника.

– Виктория, – Ерема приподнял шапочку, приветствуя мою подругу. – Очаровательны, как всегда.

Мне внезапно стало холодно и беспокойно. Как я раньше не заметил, что на катке вообще крайне немного обычной для него публики? Почти нет детей и людей в возрасте, а если они и есть, то вон, на дальнем его конце. А здесь, где рисует своими коньками разводы на льду наша компания, катаются и кружатся в основном поджарые юноши и девушки, причем все как один в достаточно просторных одеждах, что не свойственно для катка. Зато удобно для ношения оружия.

И еще – тут не все наши, это видно по взглядам, которыми они обмениваются. Сказать, что там нет взаимной приязни – это ничего не сказать.

– Ты такой смешной! – донесся до меня смех Соловьевой, которая поднимала со льда упавшего Костика.

Да, опять я тебя втравил в неприятности, парень. Теперь ты точно со мной никуда не пойдешь.

– Что-то не так? – спросила вдруг Елена, коротко глянув на меня. – Киф?

Вика, о чем-то говорящая с Еремой, мельком поморщилась, услышав это обращение.

Вот чуйка у нее! У Елены, не у Вики.

– С чего ты взяла? – я улыбнулся. – Просто мороз невелик – а стоять не велит.

– Ну да, – Шелестова посмотрела на меня, а после перевела взгляд на десяток атлетов, кружащих вокруг нас. – Народная мудрость.

– Народ зря ничего не придумывает, – сопя, к нам подъехал Азов.

Был он в пестром свитере, на шее у него узлом был завязан «спартаковский» шарф, а голову украшала полосатая шапка с помпоном.

А он-то тут откуда? И как я его раньше не заметил?

Ого! А вон и Ватутин нарисовался, прямо следом за Азовым. Его вот так сразу, без костюма, и не признаешь. То-то он меня сегодня не сопровождал. Я все еще удивлялся с утра – как так, грозился быть моей тенью – и где? Почему не воспоследовало? А он, оказывается, тут, на катке, петли по льду наматывает.

– Привет честной компании! – Азов помахал нам рукой в вязаной варежке, и нарочито-дружелюбно кивнул Ереме: – Денек-то какой, а?

– Прямо утро встреч какое-то, – заметила Шелестова. – Киф, смотри-ка, еще один твой знакомый. И наш. Наше вам с помпончиком!

И она, прикоснувшись пальцем к макушке, лихо крутанулась на месте.

– Знакомый, – сообщила ей порядком побледневшая Вика, подъезжая ко мне и пристраиваясь за мою спину. – Ой, знакомый! Здрасьте.

Теперь и она сообразила, что все идет не так, как хотелось бы.

– Давно не виделись, – Ерема, такое ощущение, что даже не удивился. Он знай себе приветливо глядел на Азова. – С Гвадалахары, если не ошибаюсь.

– С неё, – подтвердил Азов. – Поговорим?

– Почему нет? Подозреваю, что для того все это и было затеяно? Кстати – красивая работа, примите мои поздравления. – Ерема изобразил некое движение, которое я квалифицировал бы как старосветский поклон – Но, может, отойдем к лавочкам? Что людям мешать, они же пришли сюда покататься? Так и пусть себе катаются.

– И то, – согласился Азов. – Опять же кофе можно выпить. С булочкой. Киф, тебя я с нами не зову, твое дело – не давать девушкам скучать.

– И это правильно. – Шелестова, внимательно наблюдавшая за разворачивающимся действом, ухватила меня за второй локоть и спросила: – Виктория Евгеньевна, вы с нами?

– Да, – пискнула Вика.

– Вот и славно. – Елена рванула с места в карьер, громко крикнув: – Я бы не стояла на месте, а то можно и замерзнуть, и кавалера лишиться.

Шелестова чуть не снесла парочку застывших друг напротив друга крепышей, и выехала на середину катка.

– Страшные старички-то, – сказала мне она небрежно. – По отдельности. Но когда они вместе – до других им дела нет, сдается мне, что у них свои счеты – и старинные. Я таких как они много видела, папка с кем только не работает. С такими дела иметь не рекомендуется.

Почему – «старички»? Эти двое на таковых не тянут. Или просто Шелестова видит и знает больше, чем мне кажется?

– Их дела – это их дела, – ответил я ей. – Мне чужих проблем не надо, своих хватает.

– И правильно, – Елена отпустила мою руку и крутанулась на месте, изящно выгнув спину. – Пусть плетут свои тенета на лавочках, там им самое место! А это все наше – и лед, и небо, и солнце!

Солнце золотым облаком подсветило ее светлые волосы, небо сияло в ее глазах, и в какой-то момент она показалась мне воплощением Жизни на земле. Ну, или на льду.

А еще я понял, что не хочу умирать. Потому что жить – это здорово.