Добрые Люди - Дмитрий Александрович Тихонов
Чистый смотрел на меня молча. Наконец я совладал с приступом слабости и сумел подняться с пола. Но ноги всё ещё плохо слушались, пришлось поднять стул и сесть. Так стало гораздо легче. В глазах немного прояснилось.
— Добрые Люди, — чистый произнёс это так, будто пробовал на вкус каждое слово. — Согласись. Ваша сила в неведении, но она зачастую выступает в роли вашей слабости. Исполнители не знают заказчиков, посредники не знают исполнителей, и так далее. Мне всегда было интересно, что можно вытянуть из Лунного человека, попадись он? Видит Создатель — очень мало. Ведь с кругом вы общаетесь исключительно через письма, которые никто прочитать не может. За это ручаюсь. Лично пробовал — сложные связи, двойная структура потоков, две сферы… жуть. И получается, всё что ты можешь сообщить — кличку пройдохи, — он кивнул в сторону двери, — Милида. Ну, быть может, ещё несколько вымышленных имён таких же исполнителей как ты да посредников. Как удобно. Поговаривают, что вы даже способны менять внешность. Сколько ваших попало в лапы законников? Двое? Трое?
Я молчал, так как вопрос был риторический.
— Поговаривают, что вы даже прошлого своего не помните. Некоторые предполагают, что барство лишает вас памяти после каждого заказа.
Чистый отчасти был прав, но я своё прошлое помнил. Это тайну я нёс тяжким грузом с посвящения и до сегодняшнего дня. Никому не говорил об этом, боялся, что у меня отнимут прошлое — единственное, что не давало мне скатиться, превратиться в демона, в безжалостного убийцу. Стать тем, кем пугают детей и не без основания, потому как некоторые из братства даже мне казались сущими порождениями Тьмы. Но ещё больше пугало меня то, что если я попадусь, то выдам на допросах, — а я обязательно выдам, тут сомневаться не приходилось — всё, что помнить не должен.
Я переложил тонкую серебряную пластину под язык, чтобы иметь возможность отвечать чистому. Раскусить впаянный в медальон шарик с ядом я всегда успею.
— Зачем ты мне всё это говоришь? — спросил я.
— Мне любопытно. Обратная сторона медали: Милид, зная всю вашу кухню изнутри, сдал тебя клирикам, смело полагая, что раз концы в воду, то на него не выйдут. Каков гадёныш.
— Ты не из клира.
— Увы, — он улыбнулся. — Твоё счастье, что я всегда серьёзно отношусь к делам и имею привычку лично следить за ходом, так сказать, событий.
Я нахмурился. Либо чистый просто издевается, либо во всей этой истории была некоторая путаница. Зеленоглазый верно расценил хмурое выражение моего лица, а потому сказал:
— Я уже извинился. Обезоружить тебя проще, чем доказывать что бы то ни было. Так уж вышло, что заказ на бумаги ван Сота выдал лично я.
«Бесов праздник! Что же за напасть такая?!»
— В который раз убеждаюсь, что личный контроль в таких делах не прихоть, а необходимость, — хмыкнул чистый. — Благо, что шулер не сильно разбирается в церковной и орденской иерархии и принял меня, видимо, за брата ордена Первых.
— Хрен редьки не слаще, — буркнул я.
— В твоём случае, окажись тут первые вместо меня… — он картинно закатил глаза.
Я молчал, переваривая услышанное. Собеседник же смотрел на меня изучающе.
— Впрочем, мы засиделись, — нарушил тишину чистый. — До меня дошли слухи, что Милида сегодня ночью зарежут, а утром его тело подбросят на Храмовую площадь с приколотой запиской к трупу.
— И что же там будет написано?
— От добра добра не ищут.
Я кивнул. Это было в духе братства.
— Это сделаешь ты?
— Этого всего лишь слухи, — он улыбнулся. — Слышал, что у шулера куча недоброжелателей.
Естественно, я ему не верил.
— Советую покинуть Тизу как можно скорее, — посоветовал чистый.
— Уж без тебя я бы не догадался.
Чистый ухмыльнулся, спрятал руки в широкие рукава сутаны и неторопливо вышел из комнаты через скрытую дверь. Шкаф за ним с тихим шелестом задвинулся.
— Как глупо, — прошептал я, вынимая серебряный диск изо рта.
Нащупал на шее порванную шёлковую нить и, продев её в ушко медальона, завязал узел. Встал. Мышцы слегка отошли, но слабость из груди никуда не делась, а лишь разрасталась. Стоило спешить. Опустошённый поток вскоре свалит меня с ног.
Я открыл окно и выглянул наружу: накрапывал дождь, а порыв ветра враз затушил свечи. Погода портилась. Покидать дом терпимости чрез парадный вход — плохая идея. Скорее всего для амбалов у входа я был уже покойником, и разубеждать их в этом я не собирался. Выбираться стоило через окно, но без потока это сделать весьма проблематично.
Хоть высота казалась небольшой, но ногу я всё-таки подвернул. Дождь усиливался. Юркнув в ближайшую подворотню, я проскочил тёмный переулок и вышел на узкую тихую улочку. Завернул в заброшенный двор-колодец и подставил лицо под струи дождя. Следовало всё обдумать. Мне жутко не нравилось, когда кто-то вмешивался в работу.
«Итак. Что мы имеем?»
«Милид».
Шулер решил сыграть по-крупному. Рискованно, но вполне в духе азартных игроков, коим он безусловно являлся, несмотря на то что предпочитал играть нечестно. На что он рассчитывал? Как собирался выйти сухим из воды? Сдав меня клирикам, шулер был уверен, что я исчезну без следа и нигде более не всплыву, в буквальном и переносном смысле? Как он собирался объяснятся перед братством? «Не знаю, не видел, пропал…» Тут я, пожалуй, соглашусь с чистым — вовлечённость в заказ у Милида была минимальная, он не мог знать о прочих целях, а со мной могло произойти всё, что угодно. Братство конечно проведёт расследование, но в Тизе Милид чувствовал себя как рыба в воде, так что тех, кто, возможно, видел мня в «Осётре» найти не удастся.
Не сходится. Если Милид столь ненадёжен, то Карп должен был мне сообщить. Добрые Люди очень скрупулёзно следят за такими как Милид. Что могло сподвигнуть шулера к предательству? Ведь всегда оставался риск. В конце концов меня могли страховать, и тогда одноухому конец, причём не самый приятный. Он должен был это понимать как никто другой. Что? Деньги? Судя по всему, у него их в избытке. Страх? Кого шулер мог бояться больше,
