Дмитрий Янковский - Мир вечного ливня
Чуть ли не силком она меня уложила на пол и приказала:
— Спи!
Как будто по приказу можно уснуть!
— Я так не могу.
— До чего же капризные мужики!
Ирина едва слышно застонала и дернулась.
— Тихо! — я привстал. — Она точно просыпается!
Дыхание Искорки сделалось неровным, грудь вздымалась, по лицу пробегали быстрые, едва различимые гримасы. Внезапно она широко распахнула глаза и очень отчетливо произнесла:
— Саша.
— Да. Как ты?
— Я там была. Вся в иголках. Мертвая. Ой, Саша, как страшно возвращаться в мертвое тело!
— Успокойся, все хорошо. А потом, потом-то что?
— Я в тело вошла, как душа. Жутко было, но тело ожило. И все зарастало, а иглы выдавливались.
Похоже, конечно, на наркотический бред, но разве все, происходившее в сфере взаимодействия, не напоминало галлюцинации?
— Я встала и пошла. И еще видела танки, чуть левее от того места, где нас накрыло. Много танков. Все с польскими опознавательными знаками.
— С польскими? — меня кольнуло яркое воспоминание.
— Да. Они выстроились в линию вдоль каньона и долбили залпами в сторону обломка моста. Уже снова шел дождь. Грязищу развезло такую, что пешком идти — сущее наказание. Я и не стала продвигаться, просто плюхнулась в грязь и лежала. Замерзла как собака. А потом проснулась.
— Кажется, получилось, — улыбнулся я, повернувшись к Кате.
— А кто сомневался?
— Это ты придумала? — спросила Ирина.
— Мы вместе. Саша рассказал про грибную дурь, а я придумала, чем тебя усыпить.
— А на иглу я теперь не сяду?
— Ну я же не села! — скривила губы Катя.
— Черт, — Ирина встала и натянула сорванную мной одежду. — Неужели все так и есть? Саня! Вы же нашли способ не погибнуть в сфере взаимодействия! Это же прорыв!
— Толку нет. Все равно мы отвоевались. А способ, если честно, тоже не очень безопасный. Если хочешь, могу рассказать, как у нас сегодняшний день прошел. Только сначала я бы чего-нибудь перекусил.
— Здесь нет ничего. Поехали ко мне, а? С мужем вас познакомлю.
— Да мы познакомились… — я почесал переносицу. — Он сейчас пьяный лежит, если уже проснулся. Пришлось там дверь немножко выбить, а то он не хотел говорить, куда ты уехала. Но с ним все в порядке. И вот еще…
Я достал конверт с ее деньгами.
— Десять тысяч? — у нее загорелись глаза.
— Да.
— У тебя-то они откуда?
— От Кирилла. Да это, в общем-то, самое неинтересное из всего, что с нами сегодня произошло,
Ирина выхватила конверт, заглянула внутрь. И я вдруг понял, что она стала обычной. Просто женщиной, которая хочет завести ребенка. Она перестала быть Искоркой и бойцом, перестала быть снайпером и… Короче, она перестала быть интересным для меня человеком. Вот так, сразу. Нет, конечно, ее стоило спасти, она этого заслужила в полной мере. Но общаться с ней, а тем более с ее мужем… Почему она его выбрала? Хотя какое мне до этого дело?
Ирина дважды пересчитала деньги, сияя от счастья.
— Подкинешь нас до трассы? — спросил я.
— Что? А, да, Саш, конечно. А лучше поедем ко мне, я картошки нажарю. Отметим…
— У нас еще не все дела на сегодня закончены, — соврал я. — Еще одного человека надо спасать, а мы и так задержались. Давай на днях, а?
— Хорошо. Только звони обязательно.
— Обещаю, — пообещал я, скрестив за спиной пальцы. — Подкинь до трассы, а то тут машину не поймать.
Она довезла нас на мотоцикле до Ярославского шоссе. Мы попрощались, как обычно, похлопав друг друга по плечам.
— Ты только ребенка, слышишь, не сегодня заводи, — подмигнул я. — А то муженек твой вряд ли после выпитого выдаст качественный генетический материал.
— А кто сказал, что я от него собралась заводить ребенка? — рассмеялась Ирина. — Как раз сегодня самое время, пока он спит.
— Герыч тоже плохо влияет, — подала голос Катя. — Доза была не маленькая. Потерпи денька три, лучше будет.
— Ладно, ребята, спасибо вам. — Ирина оседлала мотоцикл и запустила мотор. — Звоните, буду рада.
Я помахал ей, когда она отъезжала.
— Я в тебя сегодня окончательно влюбилась, — огорошила меня Катя.
— Почему?
— По кочану. Ладно. Хорошо, что мы к ней не поехали. Одобряю.
— Она тебе что, не понравилась? — нахмурился я.
— Какая разница? Забей. Я знаю, что она была другой. Но у женщин, у некоторых, бывает такое… Взросление. Семья, дети и все такое.
— А у тебя?
— Тоже было. Все, закрыли тему, а то в нос дам. Я поднял руку, чтобы остановить машину.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Путь обмана
Прошло две недели. Военные сны больше не приходили ко мне, но трудно было в точности понять, обрадовало это меня или огорчило. Обрадовало, наверное, все-таки больше. Ну не привык я воевать, как наемник, неизвестно за что и неизвестно за кого. А еще хуже стало, когда узнал, за кого и за что… Воровать чужую удачу — это все-таки чересчур, да к тому же не для себя воровать, а завоевывать для другого, для нанимателя, отдавать ему везение и получать взамен деньги.
С другой стороны, гражданская жизнь и гражданские профессии меня не очень-то привлекали. Нет, я ничего не имел против гражданских, но себя за станком или за рулем автобуса не представлял. Можно было попробовать устроиться в ментовку, как Андрей, например, но я знал, что серая форма, как живая, потребует от меня действий, которые я осуждал. И сопротивляться не выйдет, потому что ничего нет в человеческом обществе крепче системы. Попав в нее, никак не отвертишься, будешь делать то же, что и все. Или тебя уволят, или посадят, или, может быть, даже убьют, если попробуешь выделиться. Недаром, ох недаром цвет милицейской формы серый. Конечно, не из этих соображений ее делали серой, но, прожив с Катей две недели, я уже начал верить и в неявную сущность вещей.
Вообще Катя каждый день меня удивляла, но вопреки моим пессимистическим ожиданиям это не напрягало, а, напротив, вносило в жизнь яркие, свежие краски. Я любовался ею утром (вставала она всегда раньше меня), не уставал проводить с ней день за днем, а уж о ночах и говорить нечего. Пожалуй, впервые в жизни я ощущал себя по-настоящему счастливым.
Первые несколько дней я тщетно пытался уговорить ее дать мне послушать песни, написанные ею. Она технично съезжала с темы, мотивируя отказ то одним, то другим. В конце концов я понял, что она банально стесняется.
— Ты чего? — рассмеялся я. — То есть трахаться мы с тобой можем, а песни мне послушать нельзя?
— Да ладно… С кем я только не трахалась… — надулась Катя.
— Слушай, но ведь ты же меня продюсером взяла! Могу я хоть материал послушать?
— Ты же ни фига не делаешь как продюсер.
Это меня задело, но Катя была права. Та ночь, когда я готов был использовать единственное желание в ее пользу, несколько стерлась из памяти. В шкафу лежали десять тысяч долларов, и они сами по себе наполняли меня уверенностью и спокойствием. Наполняли так сильно, что ничего не хотелось делать. К тому же я понятия не имел, что вообще должен делать продюсер. Но как бы там ни было, мне очень хотелось послушать песни, так что я настоял на своем.
— Одну поставлю, — сказала Катя, доставая кассету, — Только учти: это демка.
— Что?
— Ну, демонстрационная версия. Фигово, в общем, записано. Хорошо сделан только тот материал, с которым я работаю.
— Ну так поставь его.
— Перетопчешься. То все шняга, попса и хрень. Когда денег не было, я этим в клубах зарабатывала. Ну, под Шуру, тогда модно было. Погоди, я вот хорошую песню сочинила. Но на студию денег нет, чтобы записать путево.
Она поставила кассету в магнитофон. Запись действительно была не ахти, но я вслушался в текст, чтобы хоть какое-то мнение составить о ее творчестве. Строчки меня поразили:
Метель заметает ночные дома.Так не бывает, знаю сама.Я догоняю воображаемыйОбраз моей мечты.
Город сигналит глазами огней,Много хороших и разных людейМимо проходят по непогоде,Только они — не ты.
Ты мое лето, жаркое лето,Я знаю много твоих примет.На перекрестках и на бульварахЯ терпеливо ищу твой след.
Тайные знаки в строчках реклам,Город уже написал наш роман.Сотни прохожих участвуют тожеВ этом сюжете сложном.
Стихи А. Сашневой (Фелiчiиты).Как только песня закончилась, Катя остановила ленту.
— Ну как? — спросила она.
— Ничего подобного никогда не слышал. Очень хорошо, честно. Особенно про тайные знаки в строчках реклам. Образ города рисуется ярко. А почему ты на радио ее не отдашь? Из-за того, что нет денег на запись?
— В общем-то да.
— А сколько стоит это дело на студии? — осторожно поинтересовался я.
— Смотря на какой. От трехсот долларов до полутора тысяч. Ну, полторы — это на самой крутой. Чтобы для радио сошло, надо где-то баксов восемьсот-девятьсот.