Алексей Корепанов - Тайны Древнего Лика
— Правильно, — сказала тетя Лена от своих пакетов. — Наш силикатный чуть ли не три года простаивал, люди ни черта не получали.
— Так вот, — покивав согласно, продолжал дед Тарасов, — взошли они на горку, чтобы осмотреться — трое их было али четверо… И пропали.
— Что значит пропали? — недоверчиво осведомился Вячеслав Андреевич. — Исчезли? Сквозь землю провалились?
— Да так вот и пропали. Провалились ли, исчезли… — Дед пожал узкими плечами. — Не знаю. То есть не все пропали, один остался, который на горку не ходил. Прибежал к князю, так и так, грит, бяда. Ну, снарядили туда отряд, все там облазили, нашли пустошь подземную…
— Ага, — кивнул Вячеслав Андреевич. — Нашли-таки.
— Так пустошь же, — стараясь твердо выговаривать слова, со значением сказал дед. — Пус-тошь. Пустое, значить, место. Навроде подземной пирамиды. Так никого и не отыскали. Оттого и горка — Лихая. Лихо, то есть — бяда. Уничтожили идолов — вот они и отомстили.
Дед покрутил в руке пустой стакан, дунул в него, выразительно взглянул на Вячеслава Андреевича. Тот, сделав вид, что не понял намека, отхлебнул компота. Поставил чашку и заговорил, адресуясь не к деду, а к давно уже переставшему жевать Сереже:
— Есть у нас на факультете такой курс для студентов — «История Верхневолжья». И читаю я его чуть ли не со времен этого самого князя Михаила Ярославича. А был он, кстати, не только князем тверским, но и великим князем владимирским. И, между прочим, племянником Александра Невского. Напутано тут немало у ваших стариков, Василий Васильевич, — перевел он взгляд на деда. — Не Москва била Михаила Ярославича, а сам он наголову разбил москвичей с татарами в битве при Бортенево. И владения тут были вовсе не тверские. Что такое Торжок? Новый Торг, новгородское поселение. Это уже потом он Торжком стал. Новгородские это были земли, а не тверские, Василий Васильевич. Хотя Тверь и давала ему прикурить, и не раз. Тот же Михаил Ярославич, победив новгородцев, вообще приказал срыть новоторжские укрепления, а позднее другой князь тверской, он же великий князь владимирский, Михаил Александрович, поджег посад, и город полностью выгорел. И не бежал Михаил Ярославич ни в какую Литву, а убили его в Золотой Орде из-за происков московского князя Юрия Даниловича. Тот хотел с помощью хана Узбека сместить Михаила Ярославича с общерусского княжения и самому получить ярлык на Владимир. А потом сын Михаила Ярославича Дмитрий Грозные Очи встретился в ханской ставке с Юрием Московским и отомстил ему за гибель отца: убил Дмитрий Тверской Юрия, и казнили его по приказу хана за этот самосуд. Вот так-то вот, Василий Васильевич.
Дед Тарасов кивал, сосал потухший окурок и с тоской смотрел на свое порожнее граненое изделие. Сережа, не выдержав, пододвинул ему бутылку с пепси-колой, но дед так отчаянно замотал головой, словно ему предлагали отраву.
— И было это все в четырнадцатом веке, — увлекаясь, продолжал Вячеслав Андреевич. Он, вероятно, вообразил, что сейчас читает свой курс, и перед ним его студенты. — А в Литву бежал последний великий князь тверской Михаил Борисович, а не Михаил Ярославич, уже в пятнадцатом веке. Решил, что лучше бежать, чем отказываться от княжения. Князь московский Иван Третий отбирал чужие княжения, одно за другим, дотянул свои руки и до Твери. В тысяча четыреста восемьдесят пятом. Вот тогда-то Тверь была взята, а Михаил Борисович окончил жизнь в изгнании, в Литве, и независимому великому княжеству Тверскому конец пришел… А вот Тверское-то княжество и помянуть не грех.
Вячеслав Андреевич, не обращая внимания на укоризненный взгляд жены, потянулся к бутылке «Столичной». Налил встрепенувшемуся деду Тарасову, плеснул чуть-чуть в свою игрушечную, по сравнению с дедовым стаканом, стопочку.
— Помянуть — эт дело хорошее, — заявил оживший дед Тарасов, часто мигая выцветшими, глубоко посаженными глазами. — Всех воинов земли русской… Да, маненько перепутаница вышла: не Ярославич, а Борисыч… — Дед распрямился и пристукнул кулаком по столу. — Но все-таки Михаил же!
— Вы закусывайте, Василь Василич, — подала голос тетя Лена.
Но дед только отмахнулся и, осушив свою рабочую емкость, вновь полез в карман за сигаретами.
— Михаил-то Михаил, да не тот, — сказал Вячеслав Андреевич. — В общем, напутали старики много. Этакий «испорченный телефон» получился. А вот насчет капища, насчет идолов — очень может быть.
— Отомстили идолы, отомстили, — убежденно повторил дед Тарасов.
— Отомстили или нет — не знаю, — развел руками историк. — Владимир Великий в свое время поставил в Киеве «великолепную шестерку»: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, Хорса, Дажьбога, Стрибога, Симаргла и Мокошь, а через несколько лет всех их скинул. И ничего — правил себе еще чуть ли не три десятка лет…
— А так бы пять десятков правил, — заметил дед Тарасов.
— Возможно, — кивнул Вячеслав Андреевич. — Так вот, насчет капища на холме… Там, конечно, хорошо было бы покопаться. Может, еще один Стоунхендж обнаружится, как у Старой Рязани.
Сережа недоуменно посмотрел на него.
— Дядь Слав, так ведь Стоунхендж в Англии.
— Не только. — Вячеслав Андреевич раскраснелся, лоб его лоснился от пота. — В наших краях свои Стоунхенджи. Земля наша, племяш, буквально напичкана историей, тут чуть ли не в любом месте копни — и обязательно на что-нибудь древнее наткнешься. По истории ходим! Возьмем тот же тверской кремль — да там еще копать и копать…
— Слава, может, отдыхать уже будем, а? — недружелюбным голосом предложила тетя Лена. — Вон, Сережа дремлет уже…
— Ничего подобного, — возразил Сергей. — Вовсе я не дремлю, теть Лен.
По молодости своей и неопытности он не понял, что эти слова — лишь тактический ход, направленный против деда Тарасова. Тот опять уже дул в опустевший стакан и, судя по всему, не собирался уходить до тех пор, пока в бутылке остается хоть капля «огненной воды».
Вячеслав Андреевич тоже не желал слезать со своего любимого конька.
— Да успеем еще наспаться, Лен! — Он наполнил молниеносно подставленный стакан деда Тарасова (откуда у того и прыть взялась?!), не обидел и свой «наперсток». Чокнулся с дедом, одним глотком разобрался со своей порцией — уже без тостов. И, тряся левой рукой рубашку на груди, чтобы хоть немного охладиться, продолжил чуть ли не скороговоркой: — Памятник на памятнике, понимаете? На десятки метров вглубь, где только ни воткни лопату. И на Лихой вашей горке, повторяю, интересно было бы покопаться. Может, там не то что Стоунхендж — вторая Троя стоит-дожидается. Но средства! Где средства-то взять, милые вы мои? У нас студентов для раскопок не хватает, у нас Тверь практически нетронутая… Э-эх! — Историк, скособочившись, посмотрел в окно, словно силясь разглядеть там желанные средства на раскопки. Потом повернулся к столу и заговорил уже потише и не так быстро: — Вот вы сказали, там пустошь подземная, пирамида…
— Пирамида, — эхом отозвался несгибаемый дед Тарасов. — Как в Египте. Это не я сказал, я тока пересказываю…
— Ну да, «преданья старины глубокой». И ведь вполне возможно, что так оно и есть! О разных подземных пирамидах сейчас сообщают немало. Лихая горка может стоять в этом ряду. И если копнуть — отыщутся и дружинники пропавшие… то, что от них осталось… и много чего еще… Но средства! Но люди!.. — Вячеслав Андреевич горестно взмахнул руками.
— Копнуть… Как ты там копнешь? — возразил дед Тарасов и вытер рукавом заслезившиеся от сигаретного дыма глаза. — Чижолое там место, проклятое. И я это чувствую, и другие наши тоже… Там долго не проторчишь — сердце начинает разрываться, и будто душит кто. Одно слово — проклятое. Идолами проклятое… Когда-то, я еще пацаненком был, Ванька Демин сутки там по пьяни провалялся. Так еле откачали потом Ваньку-та.
Дед теперь уже сам, без приглашения, схватил бутылку, булькнул себе в стакан на два пальца и торопливо выпил, словно боясь, что отнимут. Тетя Лена, разбиравшая сумки, этого не заметила. А Вячеслав Андреевич хоть и заметил, но только усмехнулся: пусть пьет человек, если хочется, ему же завтра на работу не идти. Лишь бы не заснул за столом да со стула не свалился.
— Геопатогенная зона? — предположил Сережа. Он иногда смотрел по телевизору всякие познавательные передачи.
Вячеслав Андреевич задумчиво покосился на него:
— Вряд ли. Наверное, просто перебрал Ванька Демин самогонки. Или и вовсе отравился. И капища, и храмы сооружали в узлах энергетических решеток, в наиболее благоприятных местах. Кто же будет возводить храм в геопатогенной зоне?… Хотя… — Он потер подбородок. — За сотни лет что-то могло сдвинуться, разбалансироваться…
— Да идолы же, сосед, идолы! — покачнувшись на стуле, громогласно заявил дед Тарасов. — Я хоть и верую в Господа нашего Иисуса Христа, но и в нечистую силу тоже. Не тока сатана есть на свете, Андреич, — не к ночи помянут будет, — но и другая всякая-разная нечисть. Ты вот стариков послушай, они тебе такого наговорят!
