Утро под Катовице - Николай Александрович Ермаков
Что у тебя?
Ничего!
Сделать по выстрелу, сменить позиции, если тихо, смотрите, чтобы с флангов и тыла не обошли!
После моих слов справа прострекотала короткая очередь, слева грохнул выстрел, но со стороны финнов никакой реакции не последовало. Я высунул из-за дерева каску, надетую на ствол винтовки, помахал — ноль реакции. И что делать дальше? Финны отступили? Или обходят? Голова взрывается от напряжения, острая боль в простреленном боку, душа воет от страха, который, исчезнув в разгар боя, теперь вернулся и давит, заставляя пальцы дрожать мелкой дрожью и рисуя в воображении картины то моего остывающего трупа с простреленной головой, то мучительную, растянутую на несколько дней смерть от пули в живот. От этих гипнотизирующие реалистичных, ужасающих до глубины души картин, внезапно накатывает паника и хочется вскочить и бежать отсюда куда глаза глядят. Удерживаясь на последних остатках воли, я хватаю пригоршню снега, и размазываю её по лицу, щедро запихивая за воротник, чтобы попало на грудь и спину. Отпустило… Чёрт!
Понимая, что далее так лежать бессмысленно, я крикнул:
Сазонов! Ильин!
Я!
Я!
Иду вперёд, вы прикрываете!
По хорошему, следовало бы послать вперёд кого-то из бойцов, но я ведь в центре, так меня оба могут прикрыть. Поэтому придётся всё делать самому. Перекатившись в сторону, я на максимальной скорости бросился вперёд и рухнул за ближайшим деревом. Тихо. Идём дальше.
После третьей перебежки, я заняв позицию, скомандовал:
Бойцы, перебежками вперёд!
В ответ на это спереди, оттуда, где должны были быть финны, раздался крик:
Эй, кто там впереди? Наши что ли?
Не скрывая радости, я крикнул:
Пограничники! А Вы?
Тоже! Ты из какого взвода?
Из первого!
Тут раздался возглас Ильина:
Ваня! Пронин! Ты что ли?!
Ну я! А ты кто?!
Чё, не узнал?! Я Прохор, Ильин!
Вот мать твою через коромысло и якорем сверху! Не узнал! Долго жить будешь! Так значит наши?!
Только не вылезать и без объятий, — я громкой командой приглушил их восторг, — Здесь ещё могут быть и финны, и мины, Ильин, осторожно сближайся с Прониным и обследуйте здесь все, трупы проконтролировать выстрелами с пяти метров в голову, они могут притворяться или быть заминированы, перед выстрелом кричать «контроль». Сазонов, осторожно назад за пленными и обозом. Я проведу контроль и осмотр здесь.
Проведя таким образом инструктаж на пределе голосовых связок, я двинулся назад, вспоминая, где были убитые мной финны. Первым делом проконтролировал и осмотрел пулемётчика. Потом осторожно двинулся дальше. Автоматчика проверил Ильин, когда брал автомат, так что мне оставалось найти только двоих. Увидев лежащее на спине тело, я крикнул: «Контроль», — и выстрелил в голову, хотя по положению и так всё было ясно. Потом, обшарил труп и, не найдя ничего интересного, дошел-таки до автоматчика, оказавшегося сержантом, и обнаружил у него во внутреннем кармане маленькую, граммов на двести, фляжку с водкой. То что надо. Сделав два глотка для успокоения расшатанных нервов, я крикнул:
Сазонов!
Тута я!
Дуй сюда с обозом, пленными и Петрушиным!
Есть!
Нет, похоже, два мало, добавил ещё четыре глотка. Теперь нормально. Пока ребята не подошли, я продолжив обыскивать труп финского сержанта, обнаружил у него под курткой кобуру с пистолетом ТТ и запасной магазин. Сунув находку в свой вещмешок, я сделал ещё один глоток из фляжки и, помахав группе товарищей в веселеньких белых халатах, сел на успевший окоченеть труп (ну не в снег же садится!) И принялся разоблачаться. К моменту когда бойцы с пленными подошли, я уже разделся до пояса и, вытащив из подкладки шапки нитку с иголкой, тщательно протер их водкой, и протянул Петрушину:
Шей!
Тот удивлённо захлопал глазами:
Я не умею!
Чё тут уметь, мать твою!.. — разозлился я.
Правильно этого придурка в тылу оставил, трусоватый он какой-то.
Давайте я! — Сазонов взял у меня из руки иголку, а я сунул в рот ветку и плеснул водкой на рану.
Боец, присев рядом, за пару минут наложил три шва, после чего я выплюнул пожеванную ветку. Терпимо. Боялся, больнее будет. Потом допил остатки водки и оделся. Тут из-за деревьев появились двое красноармейцев в шинелях и направились в мою сторону. Когда они подошли ближе, я узнал в одном из них своего горьковского земляка — Петренко. Тот подойдя ближе, бросился было ко мне обниматься, но я его остановил:
Тихо, тихо! Я ранен!
Мой товарищ остановился с разведёнными в стороны руками, с его лица сползла радостная улыбка:
Куда? Как? Перевязал? — посыпались вопросы от товарища.
Царапина, уже зашили, до дому дойду… Что у вас тут за дела?
А-а, — он в сердцах махнул рукой и повернувшись к бойцу, пришедшему с ним, приказал:
Малович, показывай дорогу ребятам! А мы с комотом за вами…
Сазанов! Там ещё один непроверенный финн, — я махнул рукой, показывая направление, — Проконтролировать, забрать документы, вещи и оружие!
Есть!
Петрушин, Фролкин! Кстати, как ты? — вспомнил я про ранение своего бойца.
Нормально, перевязали, — стараясь говорить бодрым голосом, ответил боец, но было видно, что его мучает боль.
Надо было ему водки оставить, а я всю фляжку в одно рыло выдавил. Эгоист. Кстати, ни в одном глазу, только нервы чуть успокоил и боль слегка притупилась.
Идите с пленными за Маловичем! — закончил я ранее начатый приказ, и бойцы, построившись колонной по одному, двинулись за провожатым.
Подождав, пока бойцы отойдут метров на тридцать, Петренко с болью в голосе произнес:
Семь человек потеряли, четверо тяжело раненных и шесть легко, а если бы не вы, все бы там полегли.
Дела-а, — сочувственно протянул я, поразившись большому числу потерь, а сколько всего вас было?
Полувзвод, двадцать два штыка вместе со мной, остальные-то на ближних подступах к городу патрулируют, ну и дорогу охраняют, а нас вот… — отпустив бойцов метров на сорок, мы направились вслед за ними, и Михаил продолжил, — наш отряд по болоту шел, а финны на опушке засаду устроили, ну и только мы приблизились, как эти гады из всех стволов… Головной дозор сразу положили. Ну и пошла стрельба кто кого. Назад не уйти — место открытое — достанут, да и раненных не бросишь, вперёд тоже никак — у финнов два пулемета и автоматы. Думал, всё, отбегал Мишаня своё… Метко стреляют, сволочи. А тут стрельба у них в тылу… и тишина… Мабуть, испугались белофинны, что в колечке окажутся, да ушли, но раненых своих всех взяли, а груз лишний бросили. Вот и получается, спасли вы нас!
Мы некоторое время шли молча,
