Олег Верещагин - Очищение

Но одно дело — слушать, другое — видеть.

Отряд рассчитывал выйти к Амуру юго-западней, в районе Комсомольска-на-Амуре. Двигаться и без того было трудно, местность пересекало неимоверное количество небольших речек — многие высохли, но все равно оставались серьезными преградами, через которые не всегда удавалось найти мосты. Часть мостов была взорвана или сгорела… А тут еще счетчики Гейгера начали угрожающе потрескивать, напоминая о судьбе этого города, — и пришлось потратить двое суток на выход сюда. За все это время людей не встречали, хотя пару раз попадались косвенные признаки скрытого в разоренных деревнях и заброшенных небольших городках человеческого жилья. Искать этих людей не было ни времени, ни возможностей, а главное — это было ни к чему. И вообще местность вдоль реки производила тяжелое впечатление вымершей. Если южней просто не было хозяина, то тут не было жизни. Много встречалось людских останков: вчера в одном из городов в бинокли видели целую улицу, заваленную человеческими скелетами и полуразложившимися телами. Но заходить туда не стали — не было ни собак, ни ворон, и было неясно, что именно убило людей и от чего они спасались.

А сегодня — вот он, Амур…

— И как тут переправляться-то?! — почти испуганно спросил Романов Женьку, сидевшего рядом в седле — одна нога перед собой. Тот хмыкнул, достал блокнот и пообещал туманно, но уверенно: «Сейчас. Будет все. Ждем».

— Ну, ждем так ждем, — не без скепсиса отозвался Романов и отдал приказ встать на отдых. Расспрашивать Женьку настойчиво он не стал — у мальчишки был вид фокусника, ожидающего для своего волшебного трюка заслуженных аплодисментов. По старым картам — когда-то где-то тут был поселок Циммермановка, через который шла паромная переправа. Но поселок найти не удалось, а потом стало ясно, что он с куском берега просто ушел под воду.

Дружина уже привычно встала «вагенбургом» — загородка из густо наваленного и на скорую руку сплетенного кустарника, на углах — пулеметные установки, на двух потенциально опасных сторонах — «зушки», внутри — кони и люди. Еще вчера недалеко от того города удалось буквально палками набить больше сотни каких-то ошалелых тетеревов. Мясо проверили — оно не было радиоактивным, — и теперь тетерева уже жарились на огромных импровизированных «вертелах» из стальных тросиков по краям трех больших костров. В центре лагеря подняли государственный флаг и личный штандарт Романова.

Романов уже почти закончил с едой, когда Женька (он все это время провел на старой подъездной дороге, что-то высматривая, ему даже поесть отнесли туда) подошел к нему и указал пальцем через плечо. Выразительно скривил довольную рожу.

Посмотрев туда, Романов увидел — и откуда только взялся?! — совсем недалеко от лагеря, на опрокинутом бетоном репере, оставшемся от дорожного поста, сидящего человека. В позе его была естественная неподвижность — было ясно с первого же взгляда издалека, что может он так просидеть и час, и два, и три…

— Это кто? — насторожился Романов, тем более что часовые тоже увидели незнакомца только сейчас. — Женька, что за ерунда?!

«НОРМАЛЬНО ВСЕ, — написал Женька на земле пальцем. — ЭТО СТАРАСТА ТУТ НАШ ЧЕЛОВЕК».

— М-да? — Романов поднялся на ноги. — Ну… тогда посмотрим, что за наш человек. А ты, — он указал на землю, на надпись, — сиди тут как пришитый и учи русский язык. Понял?!.

Староста оказался пожилым мужиком неопределенных лет, но не только не дряхлым, а напротив, огромного роста, в плечах — косая сажень, руки лопатами. Лицо почти полностью скрывали сивые усы, грива и бородища — как у лешего. Из этих зарослей смотрели небольшие серые глазки. Одетый в камуфляж, перетянутый широким ремнем, на котором висели рыжая замшевая кобура старого «кольта» и нож, староста казался и правда модернизированным лешим.

Корявая короткопалая лапища скользнула мимо протянутой ладони Романова, пожала предплечье — Романов слегка запоздало ответил тем же жестом и сел на другой конец репера. Представился — суховато, деловито:

— Романов. Николай Федорович.

— Наслышаны. — Голос у «лешего» оказался под стать внешности — глубокий «внутренний» бас. — И от мальчишки вашего, и так… стороной. А меня Лодырем зови. По прозванию, значит.

— Странное прозвище — Лодырь, — заметил Романов.

Староста пожал могучими плечищами:

— Зато в точку. Лодырь я и есть. Все только по необходимости, и никак иначе… Вам, как я гляжу, на тот берег переправиться нужно? А по какое такое дело?

— Вопрос на вопрос: а можете нас переправить? — прищурился Романов.

— Тем живем, — коротко ответил староста. — Завтра паром с того берега придет, в пять рейсов, как раз за сутки, вас и перекидаем. А пока хотите — тут лагерем стойте, хотите — в нашу деревушку добро пожаловать. Она тут. Недалеко. Но это все ж таки после ответа: что вам на том берегу занадобилось?

— Землю немного почистить от грязи, — ответил Романов. — Такой ответ пойдет?

В деревню, прятавшуюся в длинном узком распадке между двух рядов сопок, лес на которых уцелел, Романов приехал один. Не взял с собой даже Женьку. Ему очень хотелось, чтобы местные не имели даже в мыслях недоверия или опаски.

Впрочем, его собственные мысли о том, что местные могут кого-то опасаться, исчезли еще на подъезде. По обе стороны дороги — в два ряда, слева и справа, — на старательно врытых толстых крестах по двое висели трупы разной степени трачености. Много. Не меньше полусотни. Лодырь ничего объяснять не стал, прошел — вровень с конем Романова, — даже не покосившись…

Деревня представляла собой, в сущности, одну улицу из пары сотен домов, протянувшуюся километров на пять. На склонах сопок лепились небольшие, но ухоженные огородики, асфальтированная (хотя и побитая) дорога отделяла эту улицу от неширокой быстрой речушки, явно впадавшей в Амур. Тут и там у воды лепились лодочные сараи. Надо многими домами вращались разнокалиберные ветряки, поставленные с умом, — их постоянно крутил как бы катившийся по склону ветер. Дома выглядели разнокалиберными, но не запущенными, люди, попадавшиеся навстречу, почти все были вооружены и смотрели с интересом и в то же время с отчетливым собственным достоинством, бурчали — вежливо, хоть и не очень разборчиво — слова приветствия. На склонах сопок Романов тут и там заметил какие-то пещеры — явно обустроенные, с подпертыми столбами навесами над входом. Потом еще зацепил взглядом единственное двухэтажное здание — явно школу, — и Лодырь распахнул перед ним подпружиненную калитку из заходящих друг на друга толстых плах.