Практик - Павел Николаевич Корнев

Городец пожал плечами.

— Так и так подписку брать, — ответил Георгий Иванович как-то очень уж обтекаемо и уточнил: — Эдуард, ты закончил?

— Да, можно приступать к обыску.

— Время! — повысил голос Дичок, покрутил мощной шеей и не выдержал, расстегнул воротничок. — Мы теряем время! Это ставит под угрозу всю операцию! Обыск может и подождать!

Но полковник госбезопасности ничего и слушать не пожелал.

— Прежде чем действовать, мы должны окончательно прояснить ситуацию!

— Перестраховываетесь!

Большие начальники начали мериться взглядами, Эдуард Лаврентьевич посмотрел на часы и сказал:

— Василий Архипович, в этом вопросе нам придётся пойти навстречу коллегам. — Он начал убирать фотокамеру в футляр и объявил: — У нас в запасе самое меньшее три часа. Разбиваемся на пары, Линь ты со мной. Остаёмся в гостиной.

Генерал Дичок и оставшийся для меня безымянным полковник госбезопасности взяли на себя спальни, а Городцу и Дыбе выпало заниматься кухней, столовой и кабинетом Германа Аскольдовича.

— Отводим на это час! — объявил Василий Архипович, прежде чем выйти.

— Эдуард Лаврентьевич, вы здесь армейскую контрразведку представляете? — спросил я, стоило только остаться наедине с подполковником.

— Представляю, — коротко подтвердил тот.

— А это разве не тройное убийство с последующим самоубийством на почве ревности?

— Если и убийство, то не тройное. Ещё домработницу застрелили, — сообщил Эдуард Лаврентьевич, продолжая изучать место преступления. — Как думаешь, что здесь произошло?

На первый взгляд картина преступления была очевидней некуда, но я из опасения попасть впросак перво-наперво уточнил:

— А как вообще обнаружили тела?

— Капитан Дыба не смог дозвониться до подполковника Хариус и приехал за ней на квартиру. Дверь оказалась заперта, внутри играл радиоприёмник, на стук никто не ответил. Когда комендант отпер дверь своим ключом, в прихожей обнаружился труп. Дыба проверил квартиру и сообщил о случившемся куда следует… — Всё это Эдуард Лаврентьевич поведал мне, беспрестанно перемещаясь и поворачиваясь, будто мысленно фотографировал обстановку, потом указал на дверной проём. — Встань там!

Я выполнил это распоряжение и начал излагать свою версию.

— Швец и Соль пришли к Хариусам, в прихожей случилась ссора и первый застрелил второго. На шум из своего кабинета выглянул…

Тут я замолчал, а Эдуард Лаврентьевич негромко рассмеялся.

— Сообразил, да?

— Угу, — протянул я. — Судя по брызгам крови на стене, в хозяина квартиры стреляли не из прихожей, а из гостиной или столовой.

— И-мен-но! — по слогам произнёс подполковник. — И убили его не первым, иначе бы Эльвира вот так запросто себя застрелить не дала. Её точно застали врасплох, нападения она не ожидала.

Я припомнил, как уверенно действовала дамочка в Зимске, кивнул, соглашаясь с доводами собеседника, и предложил новую версию:

— Швец застрелил соперника, прошёл в гостиную и убил её, — указал я на Эльвиру Хариус, а после обернулся к телу Германа Аскольдовича, — а затем уже его. После уложил тело любовницы себе на колени и застрелился сам. Но ссора если и случилась, то раньше. Он пришёл убивать, иначе бы не принёс револьвер с глушителем.

— Ты упустил домработницу, — напомнил Эдуард Лаврентьевич, — но вопрос в другом: зачем вообще понадобился глушитель, если изначально планировалось самоубийство? Боялся раньше времени переполошить выстрелами других своих жертв? Тогда почему не задействовать акустический экран?

— А как же энергетические возмущения? — напомнил я.

— Да и чёрт бы с ними! — отмахнулся контрразведчик. — Бац-бац-бац! И пуля в голову! Бац! Никто бы не успел вмешаться. Никто бы не забеспокоился даже! В жизни не поверю, что тут в быту сверхэнергией не оперируют! И на кой чёрт понадобилось убивать домработницу? Зачем грех на душу брать? Не душегуб же действовал! — И вновь по слогам: — Не-ло-гич-но!

Эдуард Лаврентьевич опустился на корточки рядом с подсохшей лужицей крови в двух шагах от дивана и спросил:

— Как думаешь, долго она тут лежала, прежде чем её перенесли?

— Так сразу и не скажешь, — покачал я головой.

— И не сразу — тоже, — вздохнул контрразведчик, продолжая разглядывать паркет, затем попросил: — Выключи свет!

Я выполнил распоряжение, и комната погрузилась в темноту, которую почти сразу подсветило едва уловимое голубоватое сияние. Кровь в этих призрачных отсветах стала абсолютно чёрной. Эдуард Лаврентьевич повёл рукой, луч побежал по паркету и выхватил несколько смазанных отметин, будто кто-то пошаркал там каучуковой подошвой.

— Швец в кровь наступил? — уточнил я.

— Кто-то точно наступил, — вздохнул контрразведчик, развернулся и посветил в мою сторону; на полу обнаружились аналогичные чёрные отметины. — Теперь, поди разберись, кто именно.

Эдуард Лаврентьевич перешёл к дивану, приподнял ногу Швеца и внимательнейшим образом оглядел сначала одну его подошву, а затем и другую.

— Мог и наследить, — признал он некоторое время спустя, затем выпрямился и осветил Эльвиру Генриховну.

К осмотру он подошёл со всей тщательностью, потратил на него никак не меньше десяти минут, затем хмыкнул и вновь обратил своё внимание на Швеца, только на сей раз взялся изучать ладони убийцы.

— Всё, включай свет! — объявил Эдуард Лаврентьевич некоторое время спустя, а стоило только загореться под потолком люстре, вновь извлёк из футляра фотокамеру.

Стало интересно, что именно дал ему осмотр места преступления в ультрафиолетовом освещении, но контрразведчик определённо не собирался вводить меня в курс дела. Я вздохнул, прислонился к дверному косяку и взялся дожидаться окончания обыска.

Как ни удивительно, но тот свои плоды всё же принёс. Что-то такое обнаружилось в кабинете хозяина дома, раз уж к нам присоединился в срочном порядке вызванный на место преступления Альберт Павлович. С его появлением разговор за закрытыми дверьми кабинета сразу пошёл на повышенных тонах, но в беспредметное выяснение отношений общение, надо понимать, всё же не перетекло, поскольку к какому-то консенсусу высокому начальству удалось