Роман Злотников - Собор

О'Рейли недоверчиво покачал головой:

— Что-то не верится.

— Вот как?

— Я видел, как работают специалисты по психоконтакту на нашей «фирме». Настройка идет около часа, а после двух часов работы их можно на носилках выносить. А вы в процессе этого носитесь по лесу с милой улыбкой. Да так, что ваши кандидаты к концу дня еле ноги таскают. К тому же я слышал, что разум животного слишком чужд для человека.

— Тем не менее это так. Скажу больше: еще десять лет назад я не мог бы вам объяснить даже так.

— Ну хорошо, допустим, но психоконтакт затрагивает только эмоции, ощущения. А вы… на полном серьезе заявляете, что у реки стоят два пикапа, и даже называете их марки. И оказываетесь правы! Хотя в тот момент, когда вы об этом говорили, между вами и рекой было не меньше мили густого леса.

— Да, но волк-то был у реки.

— Вы хотите сказать…

— Вспомните передачу Дерома.

О'Рейли с минуту молчал, потом, сплюнув изжеванную сигару, вскочил с кресла и прошелся по комнате.

— Я считал это срежиссированным трюком.

— Это не так.

— Так что же, волк самостоятельно отыскал ни разу не виденного им человека? Причем не по запаху, а по костюму, цвету волос и очкам? Но это же вздор!

— Не совсем. Если хотите, я попытаюсь объяснить.

Дональд сел в кресло и устремил на Ивана нетерпеливый взгляд. Иван шумно вздохнул, не зная, с чего начать.

— Если позволите, я начну издалека. Прежде всего, надо сказать, что Собор — языческое искусство. Язычество — наиболее древняя и продолжительная, — он поискал термин, — скажем так, психическая или, лучше, духовная среда, в которой жил человек. Две с половиной тысячи лет христианства, буддизма, ислама или иных современных религий, я уж не говорю об атеизме, — ничто по сравнению с десятками и сотнями тысяч лет язычества. Понимаете?

— Не очень.

Иван улыбнулся.

— Конечно, это пока не объясняет умение волка отличать твидовый костюм от прочих. Но я хочу, чтоб вы поняли сущность того, что мы называем Собором.

Дональд хмыкнул:

— Валяйте.

— Если за сотни тысяч лет человек, постоянно ощущая на себе воздействие физической окружающей среды, приобрел кое-какие неистребимые признаки — цвет кожи, разрез глаз, — то этот же человек за те же сотни тысяч лет воздействия духовной среды язычества также должен был приобрести какие-то неистребимые признаки этого воздействия. Логично?

Дональд кивнул.

— Идем дальше. Сегодня негр, или, как сейчас принято говорить, черный, где бы он ни рождался: в Африке, в Канаде, в Антарктиде — все равно рождается с черной кожей.

— Ну и что?

— А то, что, в какой бы духовной среде человек ни рождался — христианской, буддистской, атеистической, — он рождается язычником.

Дональд помолчал, уставя взгляд на свои ботинки и задумчиво постукивая пальцами по подлокотнику кресла, потом поднял глаза на Ивана:

— А вы рисковый человек, мистер Воробьев: обозвать ирландца язычником… — И он улыбнулся. — Продолжайте.

— Я рад, что вы поняли. Понимаете, язычество — это не совсем религия… В том виде, в котором мы считаем религией, скажем, христианство. На протяжении сотен тысяч лет человек приспосабливался к среде обитания, вырабатывал приемы взаимоотношений с ней. И многое, что мы сегодня воспринимаем как дикий ритуал, бессмыслицу, на самом деле является лишь дошедшим до нас из седой древности остатком механизма воздействия на окружающий мир. Посмотрите, сколько открытий в этой области принес ушедший век. Мы вспомнили, что каждую травинку надо рвать в свое время, одну на рассвете, другую в полнолуние. Футурологи развернулись к гороскопам. Буддизм, эта самая древняя из мировых религий и в наибольшей степени впитавшая в себя черты язычества, вдруг оказался ужасно научным. Оказывается, люди великолепно знали природу и себя до того, как стали представлять богов подобными себе и переносить в их среду свои дрязги, как древние греки, или очищать их от свойственных себе пороков, как христиане.

— Все это очень интересно, но не слишком ли мы углубились в философию?

— Что ж, перейдем к более конкретным вещам. Вспомните, язычество во всех ипостасях в Европе, Азии, Африке или, скажем, Полинезии едино в том, что оно обожествляет окружающий мир.

Дональд заинтересованно вскинул брови. Иван пояснил:

— Ну каждый человек, зверь, дерево, ручей имеют духа, душу, домового или что-то еще.

— И что же?

— Я вам могу сказать, что в какой-то мере это действительно так.

Иван еле сдержал смех, увидя изумленные глаза Дональда. Тот несколько минут привыкал к столь неожиданному постулату, потом попросил:

— Объясните.

— Вы ни разу не попадали в ситуацию, когда вам представляют абсолютно незнакомого человека, а у вас ощущение, что вы его знаете? Или привозят в совершенно незнакомое место, а вы ловите себя на мысли, что оно кажется вам каким-то очень знакомым? Вопреки любой логике.

— Бывало.

— Это отзвуки наших языческих навыков. Для язычника узнать, идентифицировать предмет, человека не составляло труда. Мы имеем свидетельства, что наши далекие предки умели различать, друг или враг таится за стеной ветвей, уже наложив стрелу на тетиву. Да вспомните Библию:

«Тогда приходит Иисус из Галилеи на Иордан к Иоанну — креститься от него.

Иоанн же удерживал Его и говорил: мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне?»

Они оба были очень одаренными язычниками. Они узнали друг друга не по лицу или лохмотьям, в которых в то время шлялись сотни бродяг, а по чему-то другому. Вы — тоже язычник. И ваши ощущения вызваны тем, что где-то, когда-то уже находились близко от этих людей и сумели их… почувствовать. Эти люди могли сидеть недалеко от вас на трибуне стадиона во время бейсбольного матча. Либо проехать мимо кафе, в то время как вы поглощали там ленч. Мебель, посуда могли просто проехать в грузовом трейлере, пока вы стояли на перекрестке. Или быть сделаны из того же куска дерева, что и ваша кровать в доме родителей. Ваш дар неуправляем. Даже я не смогу объяснить, почему вы «поймали» именно этого человека. Просто вспыхнуло и отпечаталось как на фотографии. И вот вы уже мучительно вспоминаете, где вы могли видеть этого человека.

Дональд задумчиво кивнул.

— Мы — другое дело, — продолжал Иван. — Мы умеем управлять своим даром. Вот, к примеру, на телестудии: мне не нужно было описание Спенсера, меня не интересовали его костюм, очки, волосы. Просто пока Дером говорил о Спенсере, я идентифицировал его. А передать приметы, знак этого Спенсера волку не составляло труда. Поскольку мы — вроде как единое целое. Спенсер мог бы переодеться, наклеить усы, сделать операцию и стать женщиной, но и я и волк все равно бы узнали его.

Иван замолчал. Дональд некоторое время сидел и смотрел на огонь в камине. Потом зашевелился. Бросил взгляд на потухший окурок сигары.

— Черт возьми, за сегодняшний вечер я не выкурил даже одной сигары. Послушайте, Иван, но ведь Элтон Дером не член Собора. Как он мог идентифицировать этот, как вы говорите, дух или душу Спенсера и передать его приметы? Он же не ваш тотемный волк?

— Так ведь и его предки сотни поколений были язычниками, — улыбнулся Иван. — А что касается нашего контакта… Я ведь уже достиг ранга Старейшины.

— То есть?

— Когда человек заканчивает нашу школу и становится полноправным членом Собора, он, как правило, способен на психоконтакт только со своим тотемным животным и со своими Перуновыми братьями. Следующая ступень — воин, он уже умеет, как мы выражаемся, «говорить» с другими членами Собора, животными, некоторыми людьми. Я — Старейшина, это еще более высокий уровень.

— А выше есть?

— Да, волхвы.

— А эти волхвы есть в Штатах?

— Не знаю, но, видимо, нет. Если бы были, то, вероятно, мы узнали бы об этой войне, объявленной нам, гораздо раньше. Я думаю, что здесь пока нет даже Старейшин. Кроме Фила, разумеется. Америка вообще пока молодая страна для Собора.

— Послушайте, Иван, а мог бы кто-нибудь из ваших соратников заняться идентификацией преступников, стать супердетективом?

Иван пожал плечами:

— Все может быть. Я в начале своей деловой карьеры тоже пользовался этой своей способностью. И небезуспешно. Но думаю, что, если бы дело было именно в этом, вы смогли бы уже зацепить кончик ниточки. К тому же, мне кажется, это не стоит двухсот миллионов.

— Отец наводил о вас справки, — помолчав, заявил Дональд. — И знаете, что он мне после этого сказал?

Иван вопросительно посмотрел на Дональда.

— Он сказал: «Дональд, его, конечно, нельзя назвать человеком во всех отношениях добропорядочным, но он до конца верен друзьям, и у него есть святой в душе».

Иван опустил глаза.

— Что ж, спасибо ему за такую оценку.