Шаг вперед - два назад - Ибикус
- Полно бедных деревень на Руси, всех не облагодетельствуешь, Максим, - равнодушно сказала она.
- Я и не собираюсь быть благодетелем для всех, - ответил я, - но для соседей…
- Для соседки, - уточнила она.
- Для соседки, - подтвердил я. – Поехали с нами, там, на месте, и решим проблему.
- Решай сам, Максим, ты хозяин, тебе решать, а мое дело бабье, - твердо ответила она.
Вот так, значит. У нас тут патриархат и никакой эмансипации. Ну, это и к лучшему. Выехали мы с Прохором и до места добрались быстро. Деньги-то я взял, на всякий случай, хоть и понимал, что пока купчая не составлена, платить не надо.
Проехали деревеньку десять домов. Дома - развалюхи, только один выделялся своей добротностью и основательностью. «Небось, староста», - подумал я и не ошибся. Когда подъехали к барской усадьбе, я просто ахнул. Когда-то добротное и не маленькое строение, завалилось на бок. Не было тут хозяйской руки, тут даже спорить не о чем. Да и вообще мужской руки не было в этом доме.
- Как же тут барыня жила? – спросил я Прохора, когда мы подъехали к воротам и спешились.
- Не жила, доживала… - ответил он, сам пораженный увиденным убожеством. – А с барышни какой спрос.
На стук в ворота никто не ответил и Прохор толкнул калитку, которая просто упала на землю. Я про себя начал говорить матерные слова. «Ладно, барышня малолетка, несмышленыш, но ведь староста в деревне есть!» А Прохор уже вошел во двор, попытался отворить ворота, которые с печальным скрипом отворились на четверть и уперлись в землю. Лошадей в открывшуюся щель мы провели и вошли сами. Двор был большой, но весь зарос травой, за домом виднелась конюшня, но мы с Прохором туда даже не пошли. Он остался во дворе с лошадьми, а я вошел в дом.
Дверь открылась легко, я по скрипучим половицам прошел в горницу, бедность обстановки поражала, хоть я не видел особой роскоши в этом мире, но тут была настоящая бедность. Даже нет, не так. Тут жила сама бедность, было чисто, опрятно, царил холод и, по всей видимости, голод. На улице конец октября, а в этом доме печи не топили… Барышню я нашел в спальне, которая, стараясь согреться, была закутана в какое-то тряпье. Правда, назвать этого заморыша барышней язык не поворачивался. Вслух произносить матерные слова я не стал. Ну что это такое? Если передо мной помещица крепостница, угнетательница трудового крестьянства, то тогда я – папа римский.
- Как зовут? – спросил я
- Женя… - послышался слабый детский голос.
- А я Максим! Поедешь со мной, тут тебе оставаться нельзя! – рявкнул я.
- Прислуга-то где? – снова спросил я, но тут же понял, что сморозил глупость.
Больше тут говорить не о чем. Я вытащил заморыша из тряпок, она не сопротивлялась, только дрожала от холода. Пришлось взять на руки и вынести из дома во двор, где остался Прохор с лошадьми. Возле Прохора стояли три мужика. Двое, толклись поотдаль, а один здоровый напирал на него. Увидев меня, здоровяк оставил Прохора и подошел ко мне.
- Езжайте-ка отсюда, господа хорошие, - прорычал он. – Не дадим обижать сироту.
- А кто тут сирот обижает? – удивленно сказал я, поставив барышню на ноги.
Здоровяк напирал на меня буравя глазами из под косматых бровей, какая-то звериная злоба исходила от него.
- Возьмите меня с собой, Максим Петрович, - пропищала Женя за моей спиной, - я его боюсь!
- Вот что! – рявкнул я, пытаясь оттолкнуть здоровяка. – Я купил это поместье вместе с деревней и теперь вы моя собственность!
Мужик глумливо ухмыльнулся
- Коли так, барин, так покажи купчую. Я староста этой деревни и должен убедиться. Так положено, барин.
- Будет тебе купчая… Завтра! – брякнул я, уже понимая, что морока с купчей будет длиться не один день и, наверное, не один месяц.
- Ну, а коли купчей нетути, то оставьте сиротку и езжайте своей дорогой, - сказал мужик и оглянулся на своих товарищей.
Прохор уже сидел в седле и в руках у него был кнут, а те два мужика жались к воротам и уже готовы были скрыться, но не решались пока их главарь, то бишь, староста препирался со мной.
- Барышня поедет со мной, - твердо сказал я, понимая, что начинаются нехорошие дела.
- Не вводи в грех барин, - прорычал здоровяк, снова напирая на меня.
- Это что, бунт! – рявкнул я отталкивая его и закрывая собой барышню заморыша.
Я был выше его, но он был шире в кости и, явно, сильнее.
- Уезжай барин, добром прошу, - рычал он, сжимая огромные кулаки.
- Не оставляйте меня, я боюсь, - пропищала сзади меня барышня.
Ну, теперь-то мне ходу назад не было. Я понял, что драки не избежать, и что мое дело правое. Сразу пришло спокойствие, и я встал в стойку, ловя взглядом каждое движение противника. А вот здоровяк, напротив, как-то немного стушевался, хотя глаза его по-прежнему горели злобой. Наконец, он решил разделаться со мной одним ударом и, с хорошим размахом нанес удар кулаком. Он рассчитывал попасть в челюсть. Если бы попал, то нокаут был бы гарантирован. Я уклонился и ответил ударом согнутыми пальцами под кадык. Уклониться он не сумел. Тут ничего удивительного нет, рукопашному бою он обучался только в уличных драках, а это совсем другое дело. Пока он, стоя на коленях, хрипел и кашлял, я вскочил в седло и поднял к себе Женю. Те два мужика, которых оттирал от меня Прохор, увидев бедственное положение своего главаря, не бросились ему на помощь, а, наоборот, выскочили из усадьбы и бросились бежать.
- Я к мировому судье пойду, - прохрипел мне вслед, неудавшийся защитник сирых и угнетенных.
Я, обернувшись, погрозил ему кулаком.
