Мы вернемся домой - Иар Эльтеррус
— Вы полагаете такой урок необходим? — недовольно скривился капитан.
— Да! — твердо заявил Иван Франсуазович. — Нас сейчас постоянно будут пробовать на прочность, нанося удары то тут, то там, и слабину дать мы права не имеем. Пусть лучше считают нас зверьми, но подчиняются, чем снова начнется та мерзость, что была раньше.
— Хорошо, я понял, — вздохнул Николай Александрович, понимая, что социолог прав. — Теперь попрошу сообщить о начатых преобразованиях сначала в разных регионах империи, затем во внешнем мире.
— Это ко мне, — кивнул профессор Корвинт. — Сделано довольно много, но недостаточно. Нам катастрофически не хватает людей, нужно еще хотя бы два-три миллиона социальных работников. Но где их взять? Мы и так ополовинили население Ирины и Лейты. А местных на такие должности я брать опасаюсь.
— Совершенно справедливо опасаетесь, у них совершенно другая психология, — вмешался Иван Михайлович Доринин. — Как местный уроженец заявляю это со всей ответственностью. Относительно близки вам только советские старики, причем те, кто остался советскими, а таких мало. Слишком многие предали в восьмидесятые и девяностые годы. А остальным в те же девяностые столько дерьма в головы понапихали, что перевоспитать их будет очень непросто, если вообще возможно. Разве что люди Донбасса, выдержавшие восемь лет войны и оставшиеся людьми, сгодятся. Этих боль и горе перевоспитали и перековали, сделав сталью и ветром.
— Социальных работников еще обучить надо, — проворчал Иван Франсуазович. — Ладно, не первые и не последние трудности, справимся. Большинство населения России одобряет казнь правительственных чиновников и ссылку известных либералов на Саулу. А тем более расправу с нацистами и бандитами. Более восьми миллионов человек уже завербовалось на работу, а полтора миллиона — на военную службу, в основном, бывшие офицеры. Полного доверия до проведения ментоскопирования им, конечно, не будет, но некоторые очень толковы и готовы служить верой и правдой. Около трех миллионов пенсионеров уже ментоскопировано, из них к преобразованию тела допущено два с половиной миллиона, остальные либо либералы, либо безразличные ко всему, кроме собственного комфорта, обыватели. Естественно, они нам не нужны, поэтому доживут свою жизнь в столь любимом ими комфорте и уйдут.
— Украина? — поинтересовался капитан.
— Самый сложный вопрос, — тяжело вздохнул профессор. — То, что успели сотворить с этой несчастной территорией западники, вводит меня в ужас. Над ней поставили очень жестокий социологический эксперимент по созданию нового народа, новой национальной идентичности, уничтожая при этом старую полностью, объявляя ее злом, а ее носителей — исчадиями ада. Украинцам придумали новую историю, не имеющую никакого отношения к реальности; им придумали новый язык на основе малороссийского диалекта, дополнив его полонизмами и заимствованиями из других языков, добиваясь, чтобы носители русского языка эту убогую гвару не понимали. А потом начали эти искусственные язык и идентичность навязывать изначально русским людям, физически устраняя противников этого. И, что самое страшное, многим навязали, и русские ребята и девчонки превратились в украинских нацистов, диких зверей, у которых только одна страсть — убивать инакомыслящих, утверждая свою фальшивую «истину».
Он вздохнул, выпил залпом стакан воды и снова заговорил:
— Нацистов перевоспитывать бесполезно, как вы все знаете, эта жуткая иднология перекореживает мозги навсегда, поэтому все они были приговорены к уничтожению и уничтожены. Националисты сосланы на Саулу, на отдельный небольшой материк, чтобы не могли передать свои омерзительные идеи никому, даже таким же ссыльным. Туда же немного позже будут высланы казахские, киргизские, грузинские, армянские и все прочие националисты, включая русских — все они одним миром мазаны. Однако все это не решает другую задачу — что делать с той частью оставшегося населения Украины, которая сделала вид, что приняла империю и тут же начала изыскивать способы устроиться поудобнее и получше за чужой счет. При отказе на преобразование такие очень удивляются, ведь они считают себя величайшей ценностью мироздания и уверены, что им все на свете обязаны. А когда это оказывается не так, смертельно обижаются и начинают гадить, мстя за то, что их, таких великих и красивых, не оценили. К счастью, таких всего лишь процентов двадцать пять из оставшегося населения, может, немного больше, но что с ними делать я ума не приложу. Они ведь так и остались в полной уверенности, что они самые лучшие и любые их действия правильны.
— Каждого, кто написал хоть один комментарий наподобие: «Жареная личинка колорада» или «Шашлык из колорадов» — в ссылку пожизненно! — отрезал Николай Александрович. — Вне зависимости от возраста, пола и семейного положения! Самые лучшие нашлись. Небось еще и уверены, что так и надо?
— Именно, — вздохнул Иван Франсуазович. — Льстят, лебезят, делают вид, что раскаялись, просят прощения на коленях, плачут с надрывом, но на деле остаются прежними подонками. Это какой-то кошмар, а не люди. Мы нескольких ментоскопировали, так там такая мерзость внутри, что слов нет. Они на любую подлость, любую жестокость, любую гнусность пойдут, лишь бы им было хорошо и удобно. В рот возьмут и в жопу дадут. Извините за пошлость, но иначе не объяснишь их суть. Если честно, я бы сослал всех таких, хотя многие как будто и не виноваты. В России их все же поменьше, но тоже хватает. И они способны изгадить и извратить любое наше начинание. Предкам было легче, Великая война эту породу почти всю выбила. А что нам с ними делать? Я бы отобрал у них детей, по крайней мере. Можно принять закон об обязательном обучении детей в школах-интернатах, и построить это обучение таким образом, чтобы они видели родителей как можно реже.
— По самый пристальный надзор каждого! — приказал наместник, грохнув кулаком по столу, сейчас он действовал именно, как имперский наместник, а не капитан корабля. — В серый список! В случае малейшего правонарушения — немедленная ссылка! В случае серьезного — смертная казнь на месте! Я прекрасно знаю, насколько опасны обыватели-приспособленцы и сколько они способны принести вреда. Могу вспомнить не один инцидент. Помните, хотя бы марсианский в двадцать втором веке?
Имперцы молча кивнули, остальные посмотрели на них с недоумением.
— Обывателей тогда еще хватало, и они устроили тихий саботаж на Марсе, добиваясь, чтобы их допустили до преобразования, — пояснил Николай Александрович, — тоже хотели жить несколько столетий, бессмысленно прожирая ресурсы — на творчество ведь ни один из них
