Александр Афанасьев - Зона заражения-2
Я покачал головой.
– Хорошая попытка, Ильяс. Но нет, не поверю.
– Ты думаешь, что я буду портить свой иман ложью, в то время как скоро предстану перед Аллахом Всевышним?
– Да, думаю. Те, кто доверял тебе, ты их застрелил. Если бы я тогда не пошел вперед, ты застрелил бы и меня. Так что извини – не верю. Ты – фанатик, ваххабит. Ты никогда не отступишься от своей религии. Ты хочешь убить меня и мой народ. Я хочу убить тебя и всех, кто исповедует ваххабизм. Что у нас может быть общего?
– Общее у нас то, что мы не терпим лжи.
Я скептически улыбнулся.
– Соврать неверному – не грех, а подвиг. Забыл?
– Ложь есть ложь, – покачал головой амир Ильяс, – тот, кто говорит, что соврать неверному не грех, оправдывает этим свой куфар. Тот, кто солжет неверному, солжет любому. Каждый, в том числе и твой народ, примет рано или поздно ислам, и в тот день навсегда кончатся все войны. Но это произойдет не тогда, когда мусульмане пойдут на весь мир войной, а тогда, когда весь мир убедится в праведности мусульман.
– Не верю.
– Не веришь?
– Что же. Ты не веришь мне, потому что я пролил кровь. Если я еще раз ее пролью, подкреплю свои слова кровью – ты мне поверишь?
– О чем ты?
Вместо ответа амир Ильяс встал.
– Надо ехать. Мало времени…
Два часа спустя.
Вместе с амиром Исламом и тремя десятками моджахедов мы вышли с другой стороны ущелья, и в темноте, спустившись по тропе (на это ушло больше получаса), нашли там машины. Это были два больших китайских самосвала, с высокими бортами, на пол кузова которых были положены мешки с песком – чтобы можно было стрелять поверх бортов и чтобы погасить энергию подрыва, если мы наскочим на мину. Рыча изношенными моторами, они тащили нас куда-то по ухабистой ночной дороге – вдаль, в неизвестность.
Перед тем как идти, я позвонил моей группе сопровождения и приказал взлетать и убираться отсюда ко всем чертям. Ждать меня в Фергане…
Вокруг меня были моджахеды. Пятнадцать человек – целый джамаат и второй джамаат – во второй машине. Духи. Молодые, бородатые, для духов очень хорошо экипированные и вооруженные. Враги. Те самые, которых мы обычно видим на экране монитора в виде безымянных человечков, размером с муравья, – теперь они ехали рядом со мной. Были на расстоянии вытянутой руки от меня, даже ближе…
Поскольку амир Ислам был в задней части кузова и ни на что не реагировал, просто держался за борт и смотрел вдаль, боевики обратили все свое внимание на меня. От них я не чувствовал враждебности – простое любопытство к существу из другого мира, к кяфиру. Они так же, как и я о них, мало обо мне знали и сейчас жадно пытались понять. Кто я? Чего я хочу? В чем моя сила и моя слабость? Почему я не такой, как они? Почему мы убиваем друг друга? Почему я не являюсь мусульманином?
Наверное, они смотрели на меня как на инопланетянина. Как на существо с другой планеты. Ведь среди них не было тех, кто участвовал в той войне, я бы сразу выделил их. Понял – по глазам…
– Эфенди… – наконец крикнул один из них, перекрикивая изношенный двигатель и подвывающую коробку, – а как ваше имя?
– Зовите меня Валидом, – переиначил свое имя я.
– А я Пахлавон.
Молодой моджахед украдкой посмотрел на амира Ислама – не слушает ли. Амир Ильяс был в другой машине… да я и не настаивал, чтобы он был в моей. Беспилотник целится как раз по второй машине.
– Богатырь, значит.
– Вы знаете язык нашего народа, эфенди? – обрадовался парень.
– Немного.
После того как сюда пришли ваххабиты, они всех заставили учить арабский, объявив другие языки нечистыми. Далеко не всем это пришлось по душе.
– Скажите что-нибудь на нашем языке, эфенди…
– Ман тул нохс метинам, – сказал я, – но я приберегаю эти слова для кого-то, у кого нет бороды, как у тебя…
Моджахеды зашлись хохотом. Грузовик трясло… китайцы когда-то проложили тут дорогу, но она давно покрылась ямами. А звезды были такими… что протянешь руку – и вот они. Некогда окраина Великой страны… во что все превратилось? И почему никто не хочет помнить, что все когда-то жили счастливо и без ежедневного пятикратного намаза?
В нашем отряде был парень… его отец был узбек, мать – русская. Когда его родители прокляли его за то, что женится на русской, отец сказал: «Несчастные, вы думаете, что Аллах одних вас создал? У него было девять братьев и сестер. И его убил амир Ильяс. В спину».
– А что это у вас, эфенди…
– Это? Прицел.
– Посмотреть можно?
Я отстегнул магазин, выбросил патрон из патронника.
– Только не вырони.
В зоне военного конфликта оружие так же обязательно, как и бронежилет, если попадешь в переделку и чего-то из этого не будет – не выплатят страховку. Сейчас при мне был переделанный из гражданского образца «калашников» с «широким» окном для выброса гильз[149] и толстой ствольной коробкой. Патроны тоже обычные, даже гильзы из биметалла, но это только на первый взгляд. Там особый горящий материал вместо пороха, при выстреле звук намного тише, а с глушителем и подавно. И энергетика процентов на двадцать получше будет[150].
Конечно, они не видели ни голографических, ни коллиматорных прицелов, ни двух- или даже пятидиапазонных лазеров, которые можно использовать и как несмертельное оружие, ни спецпатронов, бесшумных или с улучшенной баллистикой, ни термооптики, ни прицелов с автоматическим расчетом точки попадания… ничего этого они не видели в жизни. Но и то, что у них есть, этого достаточно, чтобы под трупами не видно было земли. Глупейшая ошибка в жизни – недооценивать их. Иногда мне кажется, что ситуация наша схожа то ли с сорок первым годом, то ли с двадцатым, когда коммунистическая конница вторглась в Речь Посполитую, чтобы и там насадить коммунизм. Только мы сейчас – на другой стороне баррикад, мы – как немцы в сорок первом или поляки в двадцатом. И то, что это не мы нападаем, это на нас нападают, мало что меняет. У нас есть Интернет, беспилотники, кредиты, автомобили, полеты в космос, международные отношения. У нас есть собственность, работа, отношения разной степени крепости, начиная от романтических и заканчивая просто сексом без обязательств – как кому нравится. У них ничего этого нет. Все, что у них есть, – это вера и правда, и они эту примитивную необразованную правду несут нам. С автоматами. Но мы не может отмахнуться от их правды по одной простой причине – за нее они готовы умирать. Вот и все.
Но и у них неплохо с оружием. Я уже примерно понимал структуру джамаата. Один пулемет и целых два гранатомета. Снайперская группа – один с крупнокалиберкой, два с тихими «калашниковыми», то ли грузинскими, то ли армянскими. У остальных – автоматы. Неплохое и многофукциональное подразделение, способное выполнять самые разные задачи – при надлежащем, конечно, обучении. А в качестве обучения бывшего сержанта спецназа Внутренних войск я и не сомневался.
– Отличное оружие, эфенди…
Прокачаем?
– Да и у вас, я смотрю, хорошее оружие. Можно посмотреть?
Парень, явно польщенный похвалой, протянул мне свое оружие.
Я включил подсветку часов, посмотрел… да, так и есть. Производство – Азербайджан, но сделан по заказу Грузии – вон, отметка грузинской военной приемки. Интегрированный глушитель, необычный для наших мест калибр – 7,62×35, он же 300BLK. После того как на него перевооружились американские морские пехотинцы и спецназ, Грузия приняла его как основной, у них было производство патронов этого калибра, а вот производства оружия не было. Сами автоматы они заказали в Азербайджане, где мы построили завод полного цикла. Этого же калибра оружие собиралось в Армении, но легально от «Ижмаша» и в основном на экспорт в США. Теперь нет ни Грузии, ни Азербайджана, ни Армении, а есть великий Туран, есть Аух, есть Имарат, но производство сохранилось, и кто-то поставляет это оружие сюда, и явно не в единичных экземплярах. Вон год выпуска – тысяча четыреста пятьдесят девятый. Это две тысячи тридцать четвертый по нашему летосчислению. Три года назад…
Интересно, зачем отметку грузинской военной приемки поставили? Может, не понимают, что это клеймо означает, и ставят по привычке, как знак качества?
И прицел к нему есть. Пусть не самый современный, но совместимый с ночником. Но прицел.
И это при том, что еще год назад тут с поджигами бегали.
– Хорошее оружие, – сказал я.
– Лучшее, эфенди!
– Смотрю, много тут у вас такого.
– Да, эфенди. Теперь у нас много оружия…
– Дорого за него заплатил?
– Бесплатно, эфенди! – с гордостью сказал Пахлавон.
– Это значит, ты авторитетный человек здесь, раз получил оружие бесплатно? Я-то свое купил, дорого…
– Нет, эфенди. У нас всех оружие бесплатно. Амир Ильяс, да хранит его Аллах, говорит, что каждый моджахед должен иметь хорошее оружие, и покупать его он должен не сам, а из казны – байтулмал. Надо, чтобы у всех было одинаковое…
