Уильям Форсчен - Реванш императора
— Проклятье! — прошипел Элдин.
— Может быть, лучше их оставить? — стыдливо предложил Вуш.
Элдин смерил Надзирателя ледяным взглядом, от которого Вуша сразу забила мелкая дрожь.
— Он спас мне жизнь в Дыре! Будь я проклят, если покину его в час нужды, равно как и Наполеона с Басаком!
— К тому же у берсеркера сегодня наверняка лучший день в его жизни, — заметил Хоббс — Да он голыми лапами разорвет на мелкие клочки любого, кто вознамерится вытащить его оттуда. Вдобавок сражение еще не окончено.
Элдин перевел взгляд на экраны. Целый корпус прусской пехоты выходил из леса. Слева от него разворачивался в боевой порядок второй. Чуть дальше к югу поднимались сплошные клубы пыли, кроме того, видимости мешала искажавшая пространство стена защитного поля, но не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться о приближении по меньшей мере еще одного корпуса союзников.
— Что будем делать? — спросил он.
— Во всяком случае, я еще не проиграл свою ставку, — сказал Хоббс- Давайте дождемся конца. Если Блюхер прикончит Наполеона, мы сможем убраться отсюда с чистой совестью до прилета визитеров.
— Как вам не стыдно?! Они же ранены, все трое! — гневно воскликнула Тия, выведенная из себя полнейшим игнорированием этого обстоятельства со стороны всех, кто был на борту.
— Риск составляет необходимое условие игры, — безмятежно отозвался Вуш, вызвав всеобщее изумление.
— Они пошли в наступление! — закричал Хоббс, тыча пальцем в монитор, сфокусированный на передовом кавалерийском полку пруссаков, который двигался по дороге от Вавра в направлении Планшенуа.
— Что, черт побери, он делает?! — воскликнул пораженный Зергх.
Элдин посмотрел на соседний экран. Французские войска готовились к преодолению нового кризиса на своем правом фланге. Гвардейские полки вышли из боя и продвигались к новому месту дислокации в полном боевом порядке. Они шли одной колонной с развернутыми знаменами в направлении Планшенуа, пересекая по диагонали поле брани, усеянное телами солдат понесшего самый большой урон корпуса д'Эрлона. Пушки большой батареи также развернулись жерлами на восток. Вокруг них формировались остатки войск геройски погибшего маршала. А вот на левом фланге творилось что-то непонятное. Корпус Лобо, который, по логике вещей, следовало бы развернуть в центре как стратегический резерв, зачем-то в полном составе продолжал преследование бегущих англичан.
— Зачем он посылает в погоню целый корпус, да еще кирасир, когда с лихвой хватило бы пары дивизий? Он что, рехнулся? — недоуменно спросил Хоббс.
— На левом фланге в прошлый раз действовал его брат Жером, а также Фой и Рейнье. Боюсь, как бы его вновь не подвели самые близкие, задумчиво проговорил Элдин.
— Пока мне ясно, что в позиции Наполеона имеется большая дыра и никаких резервов, — с мрачной миной заявил Хоббс — Похоже, плакали мои денежки.
У Ярослава горело и саднило пересохшее горло. Он в жизни не испытывал такой сильной жажды. Какой-то гвардеец протянул ему полную флягу. Историк с благодарностью кивнул, запрокинул голову и жадно присосался к воде. Он готов был уже выхлебать флягу целиком, оправдывая себя тем, что эти люди все равно не настоящие. Но краем глаза он увидел глаза гвардейца, неотрывно устремленные на флягу и как будто считающие каждый глоток драгоценной влаги, исчезавшей у него в глотке. Ярослав поперхнулся, отнял флягу ото рта, с сожалением закрутил крышечку и отдал обратно.
— Благодарю вас.
— Счастлив оказать услугу, месье, — сказал гвардеец и захромал дальше, в тыл оборонявшихся войск.
— Который час? — повысил голос Наполеон, чтобы перекричать неумолчный треск мушкетной перестрелки в какой-нибудь сотне метров от командного пункта.
— Пять часов, — ответил адъютант.
Ярослав с сочувствием посмотрел на юношу. Тот едва держался в седле. Кровь заливала ему лицо из раны на лбу, который был рассечен наискось скользящим сабельным ударом.
Несколько минут назад полк прусской кавалерии отчаянным броском прорвал фронт французов, и им всем пришлось спасаться внутри ощетинившегося штыками гвардейского каре. Пруссаки раз за разом атаковали неприступный квадрат и даже умудрились однажды пробиться сквозь строй. К счастью, подоспевшая конница дивизии Милло отогнала нападавших. Казалось, пруссакам известно, что сам Наполеон находился внутри каре. Они дрались с неукротимой яростью и почти все полегли, пытаясь прорваться к венценосному полководцу. А прорыв пришлось потом заделывать за счет изрядно поредевших соседних батальонов.
На всей линии обороны от Планшенуа до Гэ-Сент французы испытывали непрестанное и все возраставшее давление. Подходившие со стороны Вавра части командующий прусской армией немедленно бросал в бой, тогда как Наполеон давно израсходовал последние резервы. Но он держался с угрюмой решимостью, умело используя наличные средства. Не раз и не два император на коне лично объезжал позиции, призывая солдат держаться, воодушевляя их своим присутствием, подбадривая незамысловатыми шутками. Голос его давно сел, и он мог говорить лишь хриплым шепотом. Лицо осунулось и выглядело мертвенно бледным, а рана на ноге снова открылась, пропитывая повязку сочившейся из нее кровью.
С севера примчался курьер с донесением, что англичане сумели прекратить отступление, переформироваться и где-то за Ватерлоо дать чувствительный отпор преследовавшему их Лобо. Единственная хорошая новость поступила от Келлермана. Его кирасиры на левом фланге прорвали фронт и вовсю гнали англичан к побережью, тогда как Лобо безнадежно увяз в центре и на правом фланге. А вот генерал Рейнье совсем пропал. Последнее сообщение от него гласило, что он продолжает преследовать отступающие войска союзников и движется по дороге на Брен-л'Алло.
Любое упоминание имен Рейнье или Жерома теперь вызывало у императора приступ безудержного гнева, от которого он потом долго отходил. Его армия, сокрушив половину врагов, столкнулась теперь с таким же по численности неприятелем, только свежим и еще не вступавшим в бой. У него же осталось едва тридцать тысяч бойцов против шестидесяти или семидесяти у пруссаков.
Ярослав устал до такой степени, что почти перестал обращать внимание на вой проносившихся над головой ядер и свистевшие мимо пули. Постоянный грохот сражения притупил все его чувства, и только перебитая рука напоминала о себе острой, пульсирующей болью каждый раз, когда его лошадь спотыкалась.
— Боже, скорее пошли мне ночь или Нея! — выдохнул Наполеон, останавливая коня рядом с историком.
— Не думаю, что здесь стоит особо уповать на приход ночи, — заметил Ярослав, бросив взгляд на солнце, по-прежнему ярко пылавшее прямо над головой. Корабль тоже продолжал неподвижно висеть над полем чуть в стороне. Он мысленно проклял находившихся внутри него друзей. Черт возьми, неужели они не видят, что он ранен? В то же время он испытывал законную гордость за то, что не сломался и держится столько часов, хотя куда проще было бы свалиться на землю и изобразить смертельно раненного, чтобы заставить этих бесчувственных кретинов воспользоваться гиперлучом. С другой стороны, если бы они могли применить луч, Зергх за все сокровища мира не отказался бы от возможности очутиться рядом с ним. Должно быть, «Веллингтон» позаботился поставить над полем боя какой-нибудь защитный барьер.
— Сир!
Наполеон сумрачно взглянул на покрытого грязью и пылью фельдъегеря. Его лошадь заметно хромала на заднюю правую ногу. Курьер отдал честь.
— Неприятель снова перешел в наступление. Под Планшенуа введена в бой свежая прусская пехотная дивизия.
Император кивнул.
— Ваше величество, наша артиллерия почти полностью выведена из строя. Если они усилят натиск, нам не устоять.
Наполеон ничего не ответил, только тронул коня и рысью погнал его в юго-восточном направлении, откуда прискакал курьер. Проклиная все на свете, Ярослав последовал за ним. К удивлению ученого, за ними увязался и Басак. Берсеркер любовно поглаживал свой вымазанный в крови топор, разговаривал с ним, как с живым существом, напевал какие-то песенки, короче говоря, от души радовался только что полученной награде за храбрость — ордену Почетного легиона, который Наполеон позаимствовал у кого-то из генералов и лично прикрепил к лацкану куртки Басака.
В отдалении послышались звуки горна, и вслед за ними по всему полю раскатился грохот мощного артиллерийского залпа. Наполеон остановил коня на пригорке за арьергардом гвардейской пехотной дивизии. Ее поредевшие полки застыли в молчании и ожидании. А прямо перед солдатами по широкому полю неумолимо надвигалась на французские позиции колонна неприятельских войск при поддержке с северного фланга нескольких кирасирских полков и полудюжины артиллерийских батарей на конной тяге. Орудия пруссаков беспрепятственно разворачивались в позицию в каких-нибудь двухстах метрах от линии обороны. Наполеон в ярости выругался и заорал на адъютанта, чтобы тот где угодно нашел и подтянул сюда хотя бы десяток пушек. Адъютант отдал честь и ускакал. Тяжелая кавалерия пруссаков подошла еще ближе.
