Уильям Форсчен - Реванш императора
Ярослав только теперь осознал, что видит в действии классическую комбинацию массированного наступления по трем направлениям. При этом каждая из атакующих колонн прикрывает и поддерживает соседа. Справа от гвардейцев все еще продолжали сопротивляться на гребне холма остатки первой колонны под началом д'Эрлона. На них наседали переброшенные к месту прорыва английские и голландские полки. Гвардейские батареи прекратили обстрел покинутой англичанами фермы и возобновили продвижение вперед. Передовые части гвардейцев-пехотинцев достигли артиллерийских позиций через считанные мгновения после того, как с них снялись полевые батареи на конной тяге. Продуманность и точный расчет этого маневра так поразили Ярослава, что он повернулся к Наполеону и восторженно всплеснул руками.
— Не пора ли нам уйти с линии атаки? — крикнул он. — Как только мы доберемся до вершины, там станет необыкновенно жарко.
Наполеон не соизволил даже ответить.
Ярославу не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ним, проклиная в душе этого корсиканского упрямца. Басак, высоко подняв топор, задрал морду к небу и заревел предсмертную песнь клана берсеркеров.
Все сгрудилась вокруг носовых иллюминаторов и мониторов, на которые изображение поступало с внешних голокамер крупным планом. Кто бы там к ним ни приближался, до появления непрошеных гостей оставалось не меньше пяти часов, а внизу разворачивались такие события, что никого и за уши не удалось бы оттащить от столь захватывающего зрелища. Элдин очень надеялся, что за пять часов ситуация на поле битвы все же успеет окончательно определиться.
На левом фланге гренадеры Камброна подошли вплотную к британским позициям. Передовые части рассыпались цепью — для того, чтобы увеличить собственную огневую мощь и избежать чрезмерных потерь от кинжального артиллерийского огня. На правом фланге сражение достигло своего пика. Шестой корпус Лобо перевалил через гребень и обрушился на двадцать тысяч британских пехотинцев. Туда же подтягивались с разных сторон еще несколько колонн союзных войск. Правда, одна из этих колонн вдруг прекратила продвижение и начала разворачиваться в сторону наступающих гвардейцев. С этой дивизией творилось что-то неладное. Авангард ускоренным шагом еще двигался навстречу Лобо, арьергард устремился на перехват гвардейцев Камброна, а в центре началось столпотворение. Одни полки выстраивались в каре, чтобы отразить натиск французской тяжелой кавалерии, а другие стремились сохранить строй в походном порядке, чтобы поскорей добраться до пехоты.
Атака французской конницы на правом фланге имела успех. Обойдя неприятеля по правому краю, кавалеристы зашли в тыл позиций союзников, вынудив последних к поспешному отступлению, больше напоминавшему паническое бегство. Наибольшие опасения Элдин испытывал по поводу центра. Д'Эрлону никак не удавалось навести порядок в своих разрозненных частях, а тут еще одна из камер показала крупным планом мертвое тело убитого в неразберихе маршала.
Несколько английских бригад планомерно теснили остатки французов в направлении большой батареи, чьи орудия прекратили стрельбу, опасаясь поразить своих. Элдину удалось даже увидеть на поле боя самого «Веллингтона». «Железный герцог» лично возглавил несколько стянутых к центру полков и летел в метре над землей. Зрелище было абсурдное: машина Древних Странников среди толпы всадников в раззолоченных мундирах девятнадцатого столетия. Для полноты картины «Веллингтону» недоставало только треуголки на макушке.
Но самая большая угроза создавалась отнюдь не в центре. Всего в нескольких милях от кавалерийской дивизии Келлермана через Парижский лес следовали походным маршем прусские колонны под командованием Блюхера. Передовые конные разъезды пруссаков уже показались на опушке. Часа через два следовало ожидать прибытия основных сил.
— У меня такое впечатление, что они движутся гораздо быстрее, чем это было на самом деле, — выразил вслух свои сомнения Зергх.
— Значит, «Веллингтон» снова решил смошенничать, — задумчиво пробормотал Элдин. Он все время напоминал себе, что стал свидетелем не более чем блестяще поставленного спектакля, усложненной разновидности шахматной партии, но где-то внутри сидел настырный червь сомнения и упрямо твердил, что все происходившее на поле битвы намного важнее и серьезнее, чем кто-либо из них может вообразить. А тут еще этот таинственный корабль неизвестно с кем на борту! Интересно, какого чёрта им здесь надо?
Запас времени пока позволял не тревожиться, но если сражение затянется, а непрошеным визитером окажется Корбин, у них не будет другого выхода, кроме как пуститься в бегство, оставив на произвол судьбы Ярослава, Басака и Наполеона, которым придется выпутываться самим.
— Вы только посмотрите, как они идут! — воскликнул Оиси, не в силах сдержать восторг от фантастического зрелища.
Передовые батальоны Старой гвардии с яростным ревом ринулись в атаку. Густые цепи стрелков, выставив вперед обнаженные штыки, бегом поднимались по склону, обтекая с двух сторон окутанную дымом и пламенем полуразрушенную ферму Гэ-Сент. Наполеон ехал рядом с авангардом, что-то выкрикивая и местами подбадривая наступающих солдат.
Басак вырвался вперед, поднял над головой топор и занял место в первом ряду гвардейцев.
Они перевалили через гребень. В первое мгновение Ярославу показалось, что там никого нет. Кругом простиралось пустое пространство. И тут из высокой травы поднялись и выступили навстречу стройные ряды красных мундиров. Ему померещилось, будто на дальнем конце поля мелькнула фигура «Веллингтона», но прогремел ужасающей силы мушкетный залп, и все окуталось дымом.
С ним что-то происходило. Сознание как будто раздвоилось. Одна его половина хладнокровно взирала на запнувшегося и упавшего наземь Басака, на вставшего на дыбы скакуна императора, на самого Наполеона, вдруг смертельно побледневшего и начавшего сползать с седла, а вторая заходилась в крике, бессмысленно повторяя одно и то же: «Ты ранен! Спасайся! Спасайся! Ты ранен!»
Он встряхнулся, недоуменно потряс головой. Разве он ранен? Почему же тогда он ничего не почувствовал? Хотя нет, вроде бы что-то кольнуло в левую руку. Он пошевелил пальцами, но рука словно онемела и не подчинялась.
Несокрушимая стена гвардейцев, остановить которую казалось безнадежным занятием, вдруг заколебалась. Послышались горестные крики:
— Император ранен! Наш император ранен!
Забыв о собственной ране, Ярослав бросился к Наполеону. Штаны его были разорваны выше колена, из дыры сочилась кровь.
— Вы ранены, сир!
Наполеон очумело встряхнул головой, огляделся и вдруг понял, что стал центром всеобщего внимания. Солдаты-гвардейцы окружили его тесной толпой, на всех лицах застыло выражение полного отчаяния. Наступление остановилось. Англичане, воспользовавшись передышкой, успели перезарядить мушкеты и дать еще один залп. Надо было срочно спасать положение. Неумело балансируя на стременах, Ярослав встал в седле и закричал, сколько хватило голоса:
— Воины Франции! Ваш император жив! Вперед, в атаку!
Призыв Ярослава привел Наполеона в чувство. Он поднял руку и приветственно помахал ею, чтобы все увидели, что он жив. И тут словно плотина прорвалась. Басак вскочил на ноги и ринулся вперед, во всю глотку выкрикивая свою предсмертную песнь. Его рев был подхвачен громовым «ура», и гренадеры в едином порыве устремились вслед за гаварнианином-берсеркером.
Волна атакующих подхватила и понесла с собой Наполеона и Ярослава. Вместе с гвардейцами они с ходу врезались в передовые отряды англичан, в мгновение ока смяли и растоптали первую линию стрелков и неудержимо двинулись дальше. Вторая линия продержалась еще меньше первой, успев произвести только один залп. Затем она тоже сломалась и исчезла, срезанная под корень, как колосья под серпом жнеца. Наступление продолжалось, и Ярослав чувствовал себя против воли вовлеченным в сумасшедшую гонку, из которой невозможно вырваться.
Какой-то офицер, словно прочитав его мысли, схватил под уздцы лошадь историка с явным намерением вывести ее из атакующей толпы, но Ярослав, к собственному удивлению, грубо выругался и оттолкнул доброхота, больше всего на свете желая в этот миг оказаться на месте Басака, чья предсмертная песнь сменилась ликующим победным кличем. Его огромный обоюдоострый топор уже испил крови врага. Сверкающее стальное лезвие вздымалось и падала, оно крушило черепа и отрубало конечности с одинаковой легкостью.
Колонна гвардейцев разделилась. Старая гвардия продолжала атаковать позиции англичан, второй эшелон, состоявший из опытных солдат, еще не достигших статуса ветерана, свернул налево и двинулся в обход, а арьергард, где в основном были собраны молодые гвардейцы, вклинился в брешь, образованную отступившими дивизиями левого фланга д'Эрлона, и зашел в тыл английским полкам, чрезмерно увлекшимся преследованием отступавших.