Александр Зорич - Пилот на войне
Туго, братцы. Очень туго. Куда делось наше численное преимущество?! Где, мать их, «Орланы»?!
Рассмотреть тактическую панораму я просто не поспевал, так что куда дьявол унес фланговое прикрытие, я не знал и не имел никаких соображений по этому поводу!
Лазер, очередь из пушки, дорабатываю маневр ведущего, еще раз лазер…
Как над Глетчерным, честное слово!
Клоны разозлились всерьез, как я и предполагал. Один «Абзу», дымивший десятком пробоин, разминулся с очередью Бердника и пошел на таран! Я ушел левым виражом и с мертвой петли угомонил беднягу. Лазерные импульсы пришлись четко в кокпит, испарив пехлевана начисто.
В это время Бердник завязался с его осиротевшим ведомым, когда наконец объявились «Орланы»!
Хитрые летуны с X-крейсеров не просто отработали фланговый маневр. Они вышли с тыла на выгодных ракурсах, когда клонская братия полностью втянулась в бой. И бой сразу сделался избиением. Свежие «Орланы» с почти полной нагрузкой ракет! Да еще в таком количестве!
И все-таки конкордианцы умудрились оторваться и перестроиться для последней схватки! Всё их прикрытие из десятка машин мы порвали на тряпки, но почти три дюжины «Абзу» — целый авиаполк — вырулили из собачьей свалки и теперь спешно сколачивали ордер.
Мысленно я им аплодировал! Не хуже, чем давеча главкому! Замечательные мастера, нет слов!
Только теперь я смог как следует разглядеть, что делалось под нами.
На земле кипело сражение. Точнее, докипало. Позицию клонов взломали танки прорыва и в пролом втягивались теперь линии пехоты в черных скафандрах, за ними шли бэтээры.
Одна из комбинаций огромной шахматной партии, которая развернулась вокруг Керсаспа с участием наших сухопутных сил.
А вот кто у нас в прицеле?
Я дал полное увеличение. И у меня все поплыло перед глазами, когда я допер своей тугодумной башкой, кто нам противостоит.
Три золотых солнца на борту большинства истребителей — этот знак я запомнил очень хорошо! Более чем! Три золотых солнца — это герб палубной авиадивизии тяжелого авианосца «Римуш»!
— Комета вызывает! Комета вызывает Бердника!
— Вижу, не ори. Я только что засек флуггер Бахмана Салехи, если ты такого помнишь. Вон, по центру в тылу, номер 700 и шеврон комдивизии под кабиной, сейчас я попытаюсь с ним связаться, он же нормальный мужик, должен понимать…
Мы перестраивались для атаки, они — тоже самое. А эфир на общем канале распиливал голос Григория Алексеевича:
— Бердник вызывает Салехи. Бердник вызывает капитан-лейтенанта Бахмана Салехи. Бердник вызывает…
И пришел ответ! В обработке бортовых толмачей, но это был голос моего старого знакомого!
— Слышу вас, уважаемый Бердник! Встаньте на путь Солнца! Только я не капитан-лейтенант, я уже капитан второго ранга. Вы, я полагаю, хотите предложить сдачу в плен?
— Привет, Бахман! Встань и ты на путь Солнца. Предлагаю кончать эту нелепицу. Сейчас вы обесточите оружейные пилоны и мы вас отконвоируем на Керсасп. Спокойно приземлитесь на поле звездолетов, там покрытие в порядке. Гарантирую вам сохранение парадного оружия и всех знаков отличия. Вылезем, чаю попьем, Наотар вспомним. Хорошие были времена! Ведь хорошие же! Соглашайся, Бахман!
Короткое молчание.
Тридцать… Тридцать два «Абзу» в десяти километрах перед нами завершили маневр перестроения. Мы тоже развернулись в прежнем порядке, с «Орланами» на флангах.
— Хорошие, Григорий. Хорошие времена. Так что давай, в самом деле, заканчивать…
— Ну, слава Богу!
— …заканчивать эту нелепицу, не оскорбляя друг друга. Ты же знаешь, мы не сдадимся.
— Теперь знаю.
— Тогда прощай, Григорий.
— Прощай и ты, Бахман.
Конец связи. Общий канал отрубился. А от машины Салехи в нашу сторону полетела ракета. Персонально в Бердника полетела. Видимо, это была последняя ракета на флуггере комдивизии.
Плеснули лазерные импульсы. «Орланы» дали залп.
А я… я высматривал «Абзу» с номером 459, который пилотировала лейтенант Рошни Поуручиста Тервани. Если она его все еще пилотировала.
И…
Вот же он, мама дорогая! Вот он!
Четыреста пятьдесят девятый!
«Абзу» модификации «Дельта» в российской системе обозначений!
Вот он ушел в облаке фуллеренового волокна от «Овода». Дал залп лазерами. В бочке разошелся на встречных курсах с еще одним «Оводом». Рошни всегда умела летать.
Флуггеры сходились грудь в грудь, в финальную свалку. Фланговый залп «Орланов» пережили всего восемнадцать конкордианских машин. Меня могли сбить раз десять, будь у них ракеты. Потому что ваш неумный друг и верный рассказчик высматривал «Абзу» номер 459! Забыв о долге, о ведущем, забыв о самой жизни!
Слава Богу, теперь Бердник не лез в свалку, командуя издалека, как и полагается командиру авиакрыла.
А я полез.
Красиво, кстати, полез, сцепившись с каким-то «Абзу», который прорвался через наш строй. То есть вроде как не нарушая устава. Мы закружились палыми листьями на ветру, и тогда я выпустил свои последние «Оводы», дав им пожужжать напоследок. Не везти же домой, в самом деле!
На борту врага не осталось ни фуллерена, ни ловушек, да и пилот был не в форме после всего. «Оводы» вывернули правую плоскость с корнем, и над пустыней закружился оранжево-черный парашют.
Так, а теперь, когда я в центре свалки — самое главное.
Борт 459! Парсер засек его на трех часах с превышением девятьсот.
Я форсажил двигатели, выписывая вираж, добирая одновременно по высоте. И вот мой «Дюрандаль» завис над «Абзу» со стороны солнца по имени Вахрам. А я принялся долбить вызов на узконаправленном канале.
— Рошни, Рошни! Отзовись! Отзовись, упрямая ты дура! Это я, Андрей Румянцев! Выйди на связь, Рошни!
И, о чудо, она откликнулась!
В этом самом месте должен был состояться душещипательный разговор. Ромео и Джульетта. Монтекки и Капулетти в космическом исполнении.
У меня было что сказать! Да и у нее, я уверен.
Но вместо этого получилось коротко и зло:
— Я хотела стать твоей женой, Андрей, а теперь я должна тебя убить.
— А я хотел стать волшебником! И не стал! А ну быстро врубай катапульту!
«Абзу» пошел на вираж. «Дюрандаль» ястребом упал вниз.
«Должна меня убить! Должна она! Я тебе покажу Домострой, козища клонская!»
У меня было преимущество в полсекунды. И я его использовал. На все сто. Или даже двести.
«Посадить. Посадить мерзавку! Пусть ранить, но не убивать!» — билось в моем мозгу.
Она в меня выстрелила! Из твердотельной пушки! И даже умудрилась зацепить! Парсер пожаловался на повреждение носового обтекателя. Ну это ничего. Нам теперь в космос не надо…
Мой маневр был неудержим. Фора в скорости благодаря отвесному пикированию была приличной. Я вырулил в заднюю полусферу виражащего «Абзу» и взял превышение.
Лазеры спицами вонзились в двигательную гондолу над правым соплом. Взрыв испаряющейся материи расшвырял обломки двигателя. «Абзу» моментально просел и лег в крутой вираж — двигатель на левом крыле продолжал работать!
Рошни успела компенсировать плоское вращение воздушными рулями, правобортовыми дюзами и резким снижением тяги на уцелевшей гондоле. Машина перешла в пологое пикирование на смешной высоте в четыреста метров над землей!
Что и требовалось.
Очередь из «Ириса» по крылу (двигательные гондолы на «Абзу» в плоскостях, если вы не помните). Лазеры перезакачались, но нельзя! Слишком опасно!
Сорок снарядов, чтобы с запасом!
Я попал. И, кажется, все-таки переборщил.
Да, пламя в единственном сопле пошло на нет. Зато плоскость украсилась зеленым языком огня! Неужели сейчас рванет? Нельзя!
И ваш покорный слуга, как последний недоумок, а может быть, гений… Короче говоря, я обрушил тяжеленный «Дюрандаль» на истребитель Рошни. Днище, скрежетнув, сокрушило вертикальное оперение, которое, в свою очередь, распороло мою родную обшивку.
Плавно, рукоять от себя, к земле, к песку, к мягким барханам…
И позициям какой-то нашей пехоты. Слава Создателю, не на головы парням, а позади линии фронта.
«Абзу» рухнул в песок качественно, всем днищем! И запрыгал, расплескивая почву вокруг себя! Крыло, то самое, охваченное пожаром, отвалилось, и только тогда, выдержав благородную паузу, двигатель соизволил взорваться!
Взрыв был силен.
Так силен, что осколки настигли огрызок машины, я это видел, когда «Дюрандаль» проносился над местом крушения!
И тут парсер сообщил, что флуггер серьезно поврежден, высота ниже безопасной нормы при нынешнем состоянии систем, и он сейчас товарища пилота катапультирует.
— Куда, дура! — успел заорать я. — Назад!
Но понял вдруг, что «назад» не будет.
Фонарь кабины отстрелился, мягкий удар под задницу, над головой с хлопком вырос бело-сине-красный купол, и вот мы — я, кресло, парашют — падаем на землю!
