Дженнак неуязвимый - Михаил Ахманов

Чени коснулась его плеча. Свет и тени играли на ее лице, кожа в отблесках пламени казалась розово-золотистой, нагие груди были двумя драгоценными чашами, лоно - долиной блаженства меж стройных гладких бедер.

Ее губы шевельнулись.

   - Что мы будем делать, мой лорд? Пойдем в город? Или дождемся судна аситов с Удей-Сири? Если вернуться на берег и выстрелить, они, наверное, услышат...

Дженнак покачал головой.

   - Шуметь не будем и в город не пойдем. Нельзя! Край здесь немирный, и даже свалившийся с неба акдам вызовет подозрения. Начнут проверять, отправят запрос в Шанхо Бесшумными Барабанами, и как ты думаешь, кто оттуда явится?

   - Ро Невара... - прошептала Чени, теснее прижавшись к нему. - Ро Невара, плевок Одисса! Почему ты его не убил?

   - Потому, что он наш родич, человек светлой крови, - произнес Дженнак, поглаживая ее волосы. - Сколько нас осталось, тари? После падения Тайонела, после того, как слились Дома Коатля и Мейтассы? Нас уже немного, и каждый - монета из золота в груде серебра и меди. Кровь богов... - он запнулся, - кровь тех, кого мы считаем богами, растворяется среди людей Эйпонны и может исчезнуть без следа. Ты ведь это знаешь.

   - Знаю, но больше забочусь о нашей крови, твоей и моей. Не хотелось бы сгинуть в этом лесу... - Ее глаза округлились, на губах мелькнула насмешливая улыбка. - Вдруг нас кто-нибудь съест? Кажется, ты говорил о тиграх?

   - У нас есть оружие, и я помню эти места. Утром мы пойдем в стойбище дейхолов и купим лошадей. А с ним... - Дженнак бросил взгляд на бесчувственного акдама. - С ним трудно путешествовать. Я попрошу дейхолов увезти его в город.

   - На лошадях до Росквы ехать долго, — сказала Чени.

   - Долго, но я что-нибудь придумаю. Есть сто способов, как повязать шилак.

Они смолкли. Потом Чени бросила взгляд на Туапа Шихе, призадумалась ненадолго и обняла Дженнака за шею. Ее глаза лукаво блеснули.

   - Костер - это неплохо, милый, но я знаю лучший способ согреться. Какая из поз любви подходит для заблудившихся в лесу? Что-то я не могу припомнить... А ты?

Сказано в Книге Повседневного: не отвергай зова женщины, ибо он есть жизнь, подумал Дженнак. Потом рассмеялся и посадил чакчан на колени.

В киншу, языке жестов и телодвижений, были описаны тридцать три позы любви и семь поз молитвы, с которой обращались к Шестерым богам. Происходящее между мужчиной и женщиной религии не касалось и было не менее важным, чем почитание Мейтассы или Арсолана, Коатля или Одисса, Сеннама или Тайонела. Наверное, еще важнее - ведь человек слаб, и земную страсть, ласки и поцелуи, предпочитает общению с богами. Одиссарцы, насмешливые соплеменники Дженнака, знали об этом и говорили так: поз любви впятеро больше, чем поз молитвы. Нашлась и такая, что подходила для затерянных в чащобе Сайберна...

Прошло изрядное время, пока Дженнак и Чени не разомкнули объятий. На берег озера и лес пала ночь, потрескивал в костре валежник, негромко шумели и поскрипывали сосны, и ветер касался обнаженных тел своими прохладными пальцами. Но холодно не было; раскрасневшиеся, разгоряченные, они ощущали, как кровь быстрее струится по жилам. Их губы еще хранили сладость поцелуев, ресницы трепетали, дыхание было бурным, и отзвук миновавшей страсти еще мерцал в глазах. Наконец Чени поднялась со вздохом и, убедившись, что куртки и штаны высохли, стала одеваться.

   - Как странно, милый... - расслышал Дженнак ее шепот. - Мы низвергнуты с небес на землю, в дикий край, но кажется мне, что я у порога дома - того, что остался в Арсолане, или у нашего хогана в Шанхо... Правда, здесь нет цветов, зато такие могучие деревья!

   - Мой хоган там, где ты, - сказал Дженнак, тоже натягивая одежду.

Чени тряхнула головой, темные пряди волос рассыпались по плечам.

   - Это другой дом, тот, что всегда с нами. Но человеку нужно место, чтобы возвести стены и крышу и разжечь очаг... пусть даже стена будет из древестных веток, а вместо очага - костер. Это дарит чувство уюта и безопасности, и мы...

Низкий грозный рык раскатился среди деревьев, заглушив ночные шорохи и скрипы. Лес замер; чудилось, что волны страха затопили его, смывая покой и тишину.

- С безопасностью ты поспешила, - молвил Дженнак и по тянулся к карабину. Тяжелый вороненый ствол был холоден, как воды Байхола. Вспомнив о недавнем купании, он подумал: только бы не подмок заряд.

Чени бросила ветки в костер и застыла, всматриваясь в тьму под деревьями. Огонь затрещал, ярко вспыхнул, высветив на миг затаившегося хищника: широкую морду, полуоткрытую пасть с огромными клыками, безжалостные янтарные глаза. Он находился в десяти шагах, и Дженнак знал, что это расстояние тигр может преодолеть одним прыжком. Знал и другое: лесной владыка не нападает на дейхолов и изломщиков. Но к чужакам это не относилось. Чужаки были законной добычей.

Он положил оружие на землю, прошептал: «Молчи, чакчан! Не двигайся!» - и направился к зверю. Шаг, другой, третий... Тигр глухо зарычал, мышцы его напряглись, ноздри расширились, втягивая воздух. Тигр был умен, умнее медведя и волка, умнее собак, и смутное чувство тревожило его: помнилось, что не всякий человек - добыча. Были люди, такие же, как он, охотники, оставлявшие ему оленей и лосей, кабанов и мелкую дичь, признававшие его владычество, и он их не трогал. Но кто стоял перед ним сейчас?..

Дженнак замер. Зверь мог достать его когтистой лапой в любой момент. Он услышал, как всхлипнула Чани - должно быть, сердце ее переполнилось ужасом.

- Нин... - тихий монотонный звук вырвался из горла Дженнака. - Нин... ннн...

В этот миг он был не Дженом Джакаррой, не Та-Кемом из страны Нефати и не владыкой Бритайи и Риканны, не вождем, увенчанным белыми перьями. Он превратился в Тэба-тенгри, лесного охотника и колдуна, чью власть признавали когда-то все дейхолы и изломщики на байхольских берегах. Этот лес был его лесом, земля - его землей, его угодьем; ни зверь, ни человек не мог оспорить это право. И обычай леса был его обычаем: с каждой охоты тигру полагалась доля. Сейчас об этом стоило напомнить.

.. - Уходи, лесной хозяин, уходи! - запел Дженнак на гортанном языке дейхолов. - Твоя тропа - не моя тропа, не хожу я по ней с копьем и луком, не рою ям, не ставлю капканов, не пугаю твою дичь. Не хожу я к ручью, где