"Та самая Аннушка", второй том, часть вторая: "Не та дорога" (СИ) - Иевлев Павел Сергеевич
Семёныч рассказал, что их срез готовился к тотальной войне. Причину её он за давностью лет запамятовал, а может, и не знал — ему тогда девятнадцать было, как раз попал под мобилизацию, и стало не до размышлений. Основным боевым средством тут считались танки, которых все стороны надвигающегося конфликта наклепали чудовищное количество. ПТРК, авиации и, тем более, дронов, которые низвергли танк с пьедестала «царя войны» в нашем мире, тут придумать не успели, так что все ресурсы были брошены в броню, моторы и пушки. Армии забивали «бронеходками» огромные ангары, заводы дымили круглосуточно, молодёжь готовили в танкисты, при каждой школе были учебные курсы с настоящими танками, стать самым крутым бронеходчиком было мечтой каждого пацана. Ими все восхищались, их прославляли газеты и радио, им давали девушки — тогда ещё были девушки. Пока война не началась, кто самый танкующий танкист, выясняли путём соревнований — имитации танкового боя, только со снарядами, начинёнными краской. Пейнтбол с пятидюймовыми шариками — красиво, наверное, было. Популярно, как у нас футбол. Болельщиков собиралось столько, что они могли носить победителя на руках вместе с танком. Меж тем в подземные герметичные хранилища накачивали солярку, на склады закладывали тонны снарядов, запчасти и расходку, и все ждали только отмашки, чтобы применить спортивные навыки в реальном бою. Но война началась не с залпов орудий, а с фемовируса, и пострелять в своё удовольствие не получилось. Сначала все пытались спасти женщин, а когда не смогли, то стало понятно, что воевать незачем — всё равно без них кранты. Как только состарятся те мальчишки, которых врачи вынули недоношенными из умирающих матерей, здешнее человечество закончит свою историю. Вбухав весь свой промышленный потенциал в танки, аборигены решили провести остаток бессмысленной жизни, занявшись любимым спортом. Снаряды с краской быстро кончились, да и интереса уже не вызывали, так что вскоре перешли на боевые, и бой стали вести до логического завершения. Так появилась Игра — танковые бои без военной цели. Одиночные дуэли, группа на группу, «захват флага», «удержание флага» и так далее. Отсутствие репродуктивных перспектив настолько обесценило жизнь, что сдохнуть от снаряда в борт было ничуть не жаль. Мужское население стремительно убывало вслед за женским, что быстро сняло продовольственную проблему — довоенных запасов выжившим должно было хватить до конца жизни. Никто не пахал и не сеял, поля рыхлили только траки танковых гусениц и снаряды танковых пушек. Пока людей не осталось так мало, что им стало трудно даже вступить в бой.
— Я только до Иваныча доехать и могу, — вздохнул Семёныч, — дальше надо больше солярки, чем «Марго» на себе увезёт. Мы с ним второй год маневрируем, а толку? Мехводов нет, сами рулим, сами стреляем. А возраст уже, пока от рычагов к пушке переберёшься, — он уже свалил, старый хрен. Ну, и я так же — вижу, встала его «Машка», значит, он заряжает. Отъеду, прикроюсь холмом. Он обратно за рычаги, я обратно к пушке… Так и катаемся, и смех, и грех. Позиционный тупик. Ты, кстати, с пушкой как, Лёха?
— Не особо, — признался я, — больше по пулемётам.
— Пулемёт есть, но толку от него мало, броню не взять. Да и ладно, вы всё равно вне игры. У вас какие планы-то, шпаки?
— Я смотрю, вы не очень удивились посторонним? — спросила Аннушка.
— Ваши, которые из других миров, раньше частенько захаживали. Сейчас редко совсем.
— То есть вы знаете, что миров много? — уточнил я.
— А как же. Слыхали.
— Так что же не свалили туда? Проводника бы наняли, вещички собрали…
— Какой смысл, шпак? Своё мы провтыкали, а чужого нам не надо.
— Странная позиция.
— Какая есть. Так что, вы отсюда к выходу, или тут какие дела есть?
— Откуда у нас дела? Случайно попали. А вы и где выход знаете? — я чувствую, что кросс-локус тут есть, но расстояние, как всегда, определить не могу.
— Да, тут вёрст с полста. Подбросить?
— Были бы благодарны.
— Сейчас заведу «Марго».
— Послушайте, — поинтересовалась Аннушка, — а машины у вас тут никакой нет лишней? Нам бы какой-то транспорт, мы бы сами убрались. Тогда и выход не нужен…
— Не то чтобы совсем нет, — почесал лысеющий лоб танкист, — на ходу нет. Тут для «Марго»-то сальников живых хрен найдёшь, хорошо, что главные — набивные, с ними проще. Резина за столько лет позакорела вся. Танки, которые обслуживали, более-менее живы, а машинами заниматься в последние лет двадцать всем недосуг было. Людей совсем мало осталось, почти никого. Так что машин полно, стоят на хранении — и грузовики, и командирские, и разведка, — но поковыряться с ними придётся изрядно. Хотите?
— Нет, — отказалась Аннушка, — слишком долго. Может, в следующем мире повезёт.
— Тогда подождите на улице, я пока «Марго» заведу-прогрею. Тут угорите, да и шумно будет.
Мы вышли за ворота и присели на лавочке. В гараже заскрежетало, хлопнуло раз-другой, потом дизель неохотно подхватился и тяжело, с присвистами, заработал. Потянуло сладким чадом недогорелой солярки и масляной копотью.
— Ушатанный у него движок-то, — сказал я.
— Факт, — согласилась Аннушка.
— Слушай, я чего-то не пойму. Это же бред какой-то! Танки эти, игра, или что там у них. Столько лет прошло, а они не только не попробовали что-то изменить, но и даже сбежать не попытались! При этом зная про Мультиверсум! Собрались бы да подались в охрану или наёмники. Представь себе, караван на танках! Вот был бы рейдерам сюрприз… Да мало ли что ещё можно придумать! Женщин нет? Так купите, блин, у работорговцев, в конце концов, или, вон, в горах Закава ситуация обратная. Вирус-то, поди, без носителей уже вымер давно. Но нет, катаются и палят друг в дружку из пушек, дебилы. Где логика, блин?
— Понимаешь, солдат, ты не учитываешь одну штуку. Этот срез — недо-постколлапсник. Сорок лет назад начался коллапс, но не завершился естественным образом, то есть созреванием фокуса, поглотившего освобождённый всеобщей гибелью сенсус, его переходом на новый уровень бытия или попаданием в ловушку Основателей и падением в ту пыльную жопу, из которой мы не так давно выбрались.
— Откуда ты знаешь?
— Если бы это случилось, тут некому было бы в танчики играться. В постколлапсниках выживших нет.
— А, ну да. Начинаю понимать, как это работает. Думаешь, отсюда твои бывшие коллеги вытащили очередного синеглазика?
— Может быть, — пожала плечами она, — но вовсе не обязательно. Статистически более вероятно, что он просто погиб. Фокус редко доживает до конца коллапса. У него нет никаких суперспособностей, это просто ребёнок. Да, обычно на него не действует ключевой коллапс-фактор. То есть, например, если здесь она была девочкой, то не умерла бы от фемовируса. Но это не значит, что её не могло убить случайной пулей в битве за последнюю живую особь женского пола. Понимаешь, о чём я?
— Более или менее. Но с игрой в танчики всё равно не врубаюсь. Это же зверски тупо!
— Сенсус, солдат. Это сублимат человеческой активности, вырабатывается большими группами людей в процессе организованной деятельности: любви, войны, революции, масштабных строек, освоения фронтиров, развития науки и искусств…
— В нашем срезе его, наверное, хоть жопой жуй, — заметил я.
— Именно, — кивнула Аннушка. — За это и ценят. Один из самых высоконасыщенных, сенсус чуть ли не с неба капает, поэтому только там можно реализовать некоторые проекты. Так вот, если фокус изымают, то поглощённый им сенсус исчезает с ним. А если убивают, то он как бы сгорает, прихватив остальной сенсус среза. Весь или частично — как повезёт. Не знаю, от чего это зависит. Может, Лейх знает. Переходит в другую форму, или рассеивается, или что-то там ещё с ним происходит, но срез остаётся с жесточайшим сенсус-дефицитом. Это вводит выживших в состояние своеобразного паралича мотиваций. Они теряют волю к сенсус-деятельности. Ни полюбить, ни поработать, ни подраться. Поэтому со стороны их жизнь выглядит иногда довольно причудливо.
