Хранители - Руслан Владимирович Шабельник
Он посмотрел вниз – причиной падения оказался уткнувшийся в песок алхимик с окровавленным плечом. Несчастный почти не подавал признаков жизни.
Если оставить его здесь, раненного затопчут свои же соратники.
Схватив алхимика за ноги, Винклер поволок его к каменному ограждению – относительно безопасному месту.
Столь неслыханное проявление благородства, толпа встретила то ли яростными, то ли приветственными криками. Винклер удивился, своей способности еще что-либо различать.
Для стоящих у метательных машин его «подвиг» также не остался без внимания. Они приветствовали его дружным прицельным залпом.
Одна из железок таки ударила Рипа в ногу. По счастью, кость не хрустнула, однако пострадавшая мышца занемела.
Разозлившийся Винклер схватил первый попавшийся шар, и, размахнувшись, послал его в сторону удачливого стрелка. Он, конечно, не попал, однако пушкарь, не привыкший к ответным ядрам, на некоторое время отбежал от аппарата, впрочем, тут же вернувшись.
Это подсказало Рипу план действий.
Не забывая уклоняться от летящих снарядов, он быстро собрал с десяток ядер. Улучив момент, Рип выпрямился и запустил одно в стрелка.
Как и в прошлый раз, опасаясь попадания, тот отбежал от пушки. Не давая времени опомниться, Винклер кинул второй снаряд, за ним третий и что есть силы, понесся в сторону орудия.
Травмированная нога и вес ядер значительно замедляли продвижение, к тому же, непрерывно кидая снаряды, он не мог следить за второй пушкой. Вся надежда была на то, что на таком расстоянии снаряды уже не смогут достать его.
Сильный удар в больную ногу несколько развеял иллюзии. Да, от расстояния шары потеряли большую часть убойной силы, но ушибленной конечности на это было ровным счетом наплевать. Все тело взвыло от боли.
Краем глаза Рип увидел как первый стрелок, воспользовавшись задержкой, метнулся к своей машине.
«Неужели все! Сейчас он расстреляет меня практически в упор…» Рука нащупала холодный металл шара, того самого, что ударил в ногу.
Распластавшись на песке, Рип занес руку за спину и как на учении по метанию гранат, кинул ядро, метя в стрелка…
В стрелка он не попал, зато попал в пушку. От удара ее развернуло. Воспользовавшись шансом, Винклер рывком преодолел оставшиеся метры, он вцепился в стрелка, и они покатились по арене, поднимая тучи песка…
Винклер не слышал криков толпы, которая, казалось, еще никогда так не неиствовала, как и не видел, что уцелевшие заключенные, наконец сообразив, что их обстреливают только с одной стороны, кинулись к вывернутой пушке с борющимися людьми.
Всего этого он не видел.
Борьба кончилась для него, когда он почувствовал, как внезапно обмяк стрелок и еще он увидел того самого бородатого арестанта виновато потирающего одну из своих огромных рук…
Его милость барон Артур фон Куллрасс пребывал, мягко говоря, в некоем смятении чувств.
Обычно соревнование продолжалось, пока не выбывал, вернее, не выбивали последнего участника… но здесь… слыханное ли дело…
Барон беспомощно огляделся. Его верные придворные, кто прятал глаза, кто делал вид, что занят зрелищем на арене, большинство старательно изучали складки своего одеяния.
«Помощнички!» Барон посмотрел на гостя: графа Джона Паверлесса. В глазах того, устремленных на спасшихся арестантов, светилось восхищение.
- Ну, - решился барон, – объявляю игры… э-э-э… закрытыми.
Эйсай не находил себе места.
Он то принимался нетерпеливой походкой мерить пол камеры, оттаптывая руки и ноги заключенным, то кидался к окну, пытаясь допрыгнуть до решетки и увидеть, что творится во дворе, а то с яростью берсеркера руками и ногами колотил в дверь, требуя попеременно охранника, правителя, палача и адвоката.
Одним словом, Эйсай был взбешен, и больше всего его бесило собственное бессилие.
Не в силах ничего сделать, он метался по камере, старательно наступая на товарищей по несчастью. Их возмущенные вопли поначалу немного успокаивали, потом и это перестало помогать. К тому же проклятые арестанты, расползлись по углам, откуда было достать их труднее.
«Трусы!» - презрительно скривился нихонец.
Даже бывший пахан Мясник, опасаясь очередной взбучки, перестал стонать.
«Если только что-нибудь… - Эйсай с удовлетворением пнул очередную ногу. Услышав ответный возмущенный всхлип, он быстро обернулся, однако пострадавший благоразумно заткнулся. Разочарованный Эйсай продолжил свой моцион. – Если хоть волос с его головы… клянусь, во что бы то ни стало, выберусь отсюда и прилечу с двумя, нет, с десятью крейсерами и всю эту планетку вместе с ее баронами и графьями… к чертовой бабушке… а барона Куллрасса лично… и еще толстяка палача…»
Размышления прервал шум на лестнице. С традиционным скрипом дверь открылась, и на пороге возник… Винклер. Поджимающий ногу и опирающийся на здорового бородача, но живой. Издав крик радости, Эйсай побежал к другу.
Рип замер на пороге. Из отобранных для игр восьми заключенных в камеру возвращалось пятеро, считая самого Винклера и полуживого Филиппа Бальмона.
Первое, что он увидел, была довольная физиономия Эйсая, летевшая навстречу.
Когда обычные приветствия и похлопывания кончились, Рип с удивлением огляделся по сторонам.
Камера изменилась до неузнаваемости. Если раньше, пол помещения представлял собой сплошной ковер из человеческих тел, то сейчас эти самые тела, вжимаясь и наслаиваясь друг на друга, ютились возле стен. Он и представить не мог, что в камере столько места.
- Что случилось?
Эйсай удивленно огляделся по сторонам.
- Где?
- Да здесь же, почему люди сидят по периметру, да еще поджимают ноги?
- Ах это… - Эйсай сделал невинные глаза, - Рип, честное благородное, сам не пойму. – Он окинул суровым взглядом сидящих, отчего они еще больше вжались в стену. – Чего расселись! По местам, живо!
С завидной поспешностью люди кинулись занимать вольное пространство.
Эйсай удовлетворенно повернулся к другу.
- Видишь, все в порядке.
- Ну, ну.
Подошли к концу второй день и вторая ночь пребывания путешественников на планете Мера.
С ногой Рипа все оказалось в порядке. Как напоминание, остался темно-бардовый синяк, да легкая хромота, которая должна была пройти за несколько дней. Оставалось надеяться, что эти дни они проведут дома.
Новое утро встретило пленников, как всегда солнечным светом, скрипом двери и полупьяными голосами стражников.
На этот раз служители порядка ввалились в камеру немалой толпой и, нисколько не заботясь, принялись направо и налево пинать сонных заключенных, приправляя все это потоками нецензурной брани.
- А ну, свиное дерьмо, поднимай свою вшивую задницу и марш к дверям.
- Ты, кабаньи потроха, я к тебе обращаюсь. Просыпайся и на выход.
- Хвост
