Гуль - Артём Кочеровский
— Всё в точности, как в древних писаниях, — сказало оно.
Проглотив слюну, я помотал головой. Затем, вспомнил, что нужно делать, и несколько раз медленно моргнул. На этот раз ничего не изменилось. Дико болела нога, как бы напоминая о моём присутствии здесь и сейчас, а полуразложившаяся тварь сидела напротив и говорила.
— Сейчас уже мало кто так делает, — оно было хриплым и сиплым. — Возле дороги — это да, запросто. На трассах, в мотелях, в темных подворотнях, в глухой промзоне, да где угодно! Но это — чистая классика.
Оно улыбнулось, показывая острые зубы, и почесало бороду высохшей когтистой рукой. Я кое-как заставил свои руки отпустить брезент и снова прошелся по карманам. Телефон не появился.
— Изначально ведь они все были женщинами, — красные зрачки устремились в потолок. — Во всяком случае так говорил Петр, а уж лучше его знать некому. Вот они и выкручивались, как могли. Незнающие собственной силы, но голодные. Хе-хе! Женщины могут быть намного коварнее нас, если это нужно для достижения целей, а если на кону стоит их жизнь…
— А где?… — я показал пальцем в него, а затем опустил глаза на переноску. — Младенец и девуш…
— Теперь-то мы знаем, что это было лишь вопросом времени, а тогда женщины боялись. Им нужна была еда… Вот и приходилось. Очаровательный облик, гостеприимство, зачарованный напиток и только потом — трапеза. В целом это даже забавно — отдать дань уважения предкам.
— Кто ты?
— Меня зовут Эгон, я — гуль из семьи Циада, и я здесь, чтобы полакомиться твоей плотью.
— Это какая-то шутка? Тебя подговорил, Марк или?..
Позвоночник Эгона затрещал. Он выпрямился и теперь почти касался макушкой потолка. Открыл рот. Между зубов, похожих на акульи, высунулся язык — сорокасантиметровая плетка с черным наконечником, точно наконечник стрелы. Я либо в отключке, либо Теплый, конченый мудозвон, подсыпал какого-то дерьма в шашлык.
— Тебе выпала большая часть — сыграть роль в этом маленьком представлении. Но больше ждать я не могу. Яства так и льются из тебя, сводя меня с ума, — гуль уставился на мою ногу, облизнулся и подался вперед, расставив в стороны когтистые лапы. — Пожелай мне приятного аппетита.
Я подал плечи вперед, как делал перед стартом на полосе. Вскрикнул, ступив на раненную ногу, подхватил шарф-переноску и подбросил. Повязка прилетел гулю на морду. Он замешкался и потратил пару секунд на то, чтобы скинуть её на пол. Я вцепился в дужку армейской кровати, вырвал её и ударил с размахом из-за спины, как бил кувалдой по поролоновому блоку. От удара в башке у твари что-то чвякнуло и хрустнуло. Он пошатнулся. Я замахнулся ещё раз и прицелился в затылок, намереваясь размазать его мозги. Эгон отвел мою руку в сторону и положил лапу на плечо.
— Вот же мелкий гадёныш! — захрипел он. — Вот оно тебе надо было?!
Гуль разозлился, сжал лапу, и его когти принизили кожу. Он надавил. В нём было столько силы, что я сел в кровать, едва не погнув железный каркас. Его глаза сверкали, язык метался из стороны в сторону и тянулся к моей окровавленной ноге. Сквозь дыру в шее я видел, как шевелятся его подгнившие внутренности, ходит кадык.
— Тушка ты, сладкая! — прорычал гуль. — Не мог просто сложить ручки и сдохнуть на радость старому Эгону?! Ну и облом! Я же поклялся, что буду обращать каждого, кто проявит смелость! А-а-а-а! Предлагаешь остаться мне голодным?! Ты хоть представляешь, что чувствует голодный гуль, и как тяжело ему остановиться, когда…, — гуль скосился на мою ногу. — Голод… голод… Голод! К черту голод! Обещание важнее голода! Ты заслужил, тушка! Ты заслужил дар, подаренный людям самым великим и могущественным созданием в мире.
Гуль раскрыл пасть. Язык вырвался наружу и завис, точно змея, готовящаяся к прыжку. Затем он покачнулся и вытянулся стрелой, вонзаясь мне в шею. Меня отбросило на спину, но крепкая рука гуля удержала. На глубине пяти сантиметров во мне шевелился его язык. Он вращался, пробивался глубже, проталкивался и сжимался в спазмах. Затем он наконец притих и стал монотонно пульсировать. Через язык этот ублюдок что-то в меня перекачивал. И это что-то расползалось по шее онемением и холодом.
— Скоро ты уснёшь и, вероятно, больше меня никогда не увидишь. Но раз уж я стал твоим создателем, то скажу тебе самое главное правило: голодный гуль — плохой гуль.
Глава 4
Подкачался?
Часы на телефоне показывали десять часов утра. Трубку я нашел на крыльце. Она была выключена. Я было подумал, что она не пережила ночь, но к моему удивлению телефон включился, и я с двух гудков дозвонился до Марка. Положив телефон в карман, я окинул взглядом деревню. Ночью она выглядела пугающей и мистической, а утром — просто заброшенной. Покосившиеся дома, поваленные заборы, заброшенные колодцы, запущенные огороды. Пели птицы, стрекотали кузнечики, шелестела листва яблонь. Я развернулся и посмотрел на дом. Было ли это на самом деле? Я почесал шею, сунул руки в карманы и поднялся по крыльцу.
Теперь внутри было значительно светлее, хотя комната по-прежнему была совершенна непригодна для жизни. Прогнивший пол, вонь, ветхая мебель. На полу валялся бордовый платок-переноска, на башне из ящиков стояла потухшая свеча. Никаких признаков присутствия монстра, девушки, младенца. Я пожал плечами, заглянул на кухню и вышел. Похоже, причудилось.
В шее кольнуло. Я достал телефон, включил фронтальную камеру и посмотрел. На коже не было никаких отметин. Даже и близко ничего похожего на дырку от копошащегося внутри языка монстра. Точно причудилось… Я хотел так думать, но кое-что не давало мне покоя. В десяти сантиметрах выше колена в брюках была рваная дырка, а под ней — крохотный белый шрам зигзагообразного вида. Готов поклясться — раньше его у меня не было. Неопровержимой уликой была и пропитанная кровью штанина. Значит был выстрел, была раненная нога, было кровотечение. Сколько же я тогда прожил в этом доме, если рана успела не только зажить, но и зарубцеваться? Я достал телефон и открыл
