Только в смерти - Дэн Абнетт
— Принято, комиссар.
— Идите.
Команда Дерина вышла из внутреннего люка. Харк мог слышать их глухие шаги по каменному полу.
— Следующая огневая команда! — крикнул Даур. Еще люди отделились от основной группы и вышли вперед.
— Как думаешь, насколько точна карта? — спросил Харк Даура.
Бан Даур сморщил нос и посмотрел вниз на пачку бумаг, которые держал. Нескольким старшим офицерам, включая Харка, выдали копии планов цели на Сборном Пункте Эликона.
— Ну, они старые и выглядят так, как будто их составили по памяти, — неуверенно сказал Даур. — Или по чьему-то предположению. Так что…
Харк кивнул. — В точности мои мысли. Мы нарвемся на сюрпризы в этом месте. — Он снял фуражку и снял очки в медной оправе. Его глаза были воспалены.
— Вы в порядке, комиссар? — спросил Даур.
— А?
— Вы выглядите уставшим, если позволите.
— Я плохо спал. Отправляй следующую команду. Мы задерживаемся. — Все больше солдат заходило внутрь через внешний люк и собиралось в сторожке. Харк смотрел и ждал, пока Даур собрал, проинструктировал, и отправил еще три команды. Ожидая, Харк вытащил свой собственный пакет с бумагами, и нашел план центральной части. Описание составленной карты Баном Дауром было слишком мягким.
— Я собираюсь найти водные запасы этого места, — сказал он Дауру.
— Колодец?
— Ага.
— В нижней части центрального уровня, я полагаю. Должно быть там. Я отправил команду Варла туда. — Харк кивнул. — Я найду их. Если кто-нибудь будет меня искать, я ушел туда.
— Да, комиссар. — Даур бросил взгляд на большого человека. — Вам нужен эскорт, сэр?
— Я выгляжу так, как будто мне нужен эскорт, капитан? — спросил Харк.
— Вы не выглядели так, что вам нужен эскорт с того самого дня, когда я встретил вас, сэр, — сказал Даур.
— Хороший ответ, капитан. Увидимся позже.
Харк вышел через внутренний люк.
III
Широкий коридор вел от внутреннего люка сторожки в сердце дома. У него была восьмиугольная форма в поперечнике, а пол был мощеным. Стены и потолок были покрыты темным, блестящим материалом, который представлялся Харку или выветрившимся сплавом или каким-то, обесцвеченным временем, лакированным деревом. Блестящий темно-коричневый, во всяком случае, похожий на полированный панцирь черепахи или на табачный плевок.
Был слабый намек на гравировку на стенах на уровне плеча, но ничего нельзя было разглядеть глазами или ощутить прикосновением.
Харк шел по коридору. Каждые двадцать, или около того, метров, небольшие каменные ступеньки поднимали весь туннель на метр, или около того, так что было невозможно увидеть всю длину прохода.
Впервые за недели, Харк чувствовал себя искренне одиноким. Возможно, впервые за годы. Здесь не было звуков, за исключением его собственных шагов и дыхания, и легкого скрипа его кожаной куртки, когда он двигался. Здесь не было звуков движения или голосов, и он был так глубоко в скале, что исчез звук ветра снаружи.
Свет был странным: тусклые химические светосферы висели на толстых, иссушенных трубках, которые выглядели похожими на больные артерии. Свет медленно пульсировал, ярче, затем тусклее.
Нервирующе. Глянцевые коричневые стены, казалось, тоже впитывают свет, так что весь коридор был наполнен теплым, белым мраком, нечетким и мягким, как звездный свет летним вечером.
Харк остановился, и мгновение смотрел на медленную пульсацию света. Это напомнило ему кое о чем. Это напомнило ему о до костей глубокой, тяжелой пульсации боли, которую он испытал во время битвы за Херодор пять лет назад. Пять лет. Неужели это было так давно?
Харк осознал, что вспотел. Еще одно воспоминание, непрошенное, только что появилось, и не в первый раз. Это не было воспоминанием об экстремальной боли, которую он испытал на Херодоре, как и не о ноющей фантомной боли руки, которую он там потерял. Хотя это было и то, и другое. Это было связано с ними, вызвано ими. Это было похоже на сон, забытый при пробуждении, который вспышкой появлялся позже, незваный и бесформенный. Чувство печали, сожаления и затяжной боли. О, да, это тоже.
IV
Харк сглотнул. Он очень хотел схватить ощущение, опознать его, постичь его ясно в этот раз. Оно часто посещало его последние месяцы, возможно, годы, все чаще и чаще. По большей части во снах, и он пробуждался с дрожью и чувством озадаченности. Иногда оно приходило, когда он бодрствовал, зуд, который он не мог почесать, привкус во рту, привкус в разуме.
Дорден, старый медик, говорил Харку, что такая серьезная физическая травма, которую испытал Харк, часто оставляла неизгладимый отпечаток на жертве. Он говорил не только о синдроме фантомной конечности. Он подразумевал ментальный шрам, выгоревшие синапсы, вспыхнувшие и расплавившиеся в момент агонии.
— Некоторые пациенты докладывают о металлическом привкусе, Виктор, — сказал ему тогда Дорден.
— Значит, вы уже побывали в столовой?
Дорден улыбнулся. — Металлический привкус. Иногда запах, воспоминание о запахе, возможно из детства. Мыло. Предпочитаемый парфюм твоей матери.
— Моя мать была чемпионом по реслингу в СПО, — ответил Харк. — Она не слишком разбиралась в парфюме.
— Ты шутишь, — произнес Дорден.
— Ага.
— Шути сколько хочешь, если это помогает тебе справляться. Каждый находит свои собственные стратегии, Виктор. Ты просил меня помочь.
— Я спрашивал вас о вашем медицинском мнении, доктор, — сказал Харк. Затем он сделал паузу. — Простите. Простите, доктор. О чем вы говорили?
— Это