1918: Весна Империи (СИ) - Марков-Бабкин Владимир
И у Императора Михаила Второго родится уже третий сын.
Ирония судьбы. А ведь она могла и сама быть сейчас Императрицей Единства, и кто знает, сколько бы у них с Михаилом было сейчас детей.
Она нашла взглядом группу пацанов, известной всем, как «Георгиевская банда». Как обычно стоят группой, не разлей вода.
А среди них и ее сын. Точнее, их с Императором сын. Впрочем, в те времена, Императором он еще не был.
Маркиз Михаил Васильевич Ле-Блосьер, барон Мостовский. Неофициальный сын Императора Единства Михаила Александровича Романова.
О котором не знает никто, кроме самого Михаила Второго.
И Императрицы Марии.
Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Для самой Ольги Кирилловны Мостовской и для ее сына.
Рядом с ним стоит и вожак «Георгиевской банды» — официальный сын Императора Георгий, Светлейший Князь Илионский, граф Брасов. Сын Императора и покойной графини Брасовой, прав на трон не имеющий.
И, возможно, в эти самые минуты уже родился или рождается еще один сын Михаила Второго.
Или дочь.
* * *ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОМЕЯ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. ДВОРЕЦ ЕДИНСТВА. ПОРФИРА. 5 мая 1918 года.
— Я люблю тебя. Безумно люблю. Спасибо тебе за детей.
Маша счастливо сжимала в объятьях двойню наших близнецов. Цесаревича Наследника Александра и Царевну Викторию. Названых в честь дедов — Императора Всероссийского Александра Третьего и Императора новой Римской Империи Виктора Эммануила.
Слезы счастья катились по ее щекам…
Глава 3. Три Наследника короны
На фото: Дворец Долмабахче (в книге — Дворец Единства), Константинополь.
ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОМЕЯ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. ДВОРЕЦ ЕДИНСТВА. МАЛАЯ КАМИННАЯ. 5 мая 1918 года. Рассвет.
С отвращением смотрю на бутылку. Вот же гадство.
Причем, чем ближе был срок, тем большим было у меня настроение сразу после благополучных родов просто и банально напиться на радостях. Но даже это не получается у меня.
Увы, нет.
Даже особой радости не чувствую. Какое-то моральное опустошение.
И в нашу квартиру возвращаться вообще не хочется. Что мне там делать без Маши?
Как-то так сложилось, что более-менее откровенно (в известных пределах) я мог говорить лишь с женой, но Маша сейчас спит под надзором медиков, а я пытаюсь осмыслить произошедшее и самого себя в этом произошедшем.
Вроде и радость у меня, но видимо накрыл меня отходняк после долгой и большой нервотрепки, погружая меня в какую-то не то тоску, не то просто меланхолию.
Плеснув все же в бокал, встаю с кресла и распахиваю рамы. Холмы и горы противоположного берега уже четко очерчены предрассветной бледностью неба. Ни облачка. Тих Босфор. Даже силуэт какого-то судна словно замер на водной глади.
Затих древний Константинополь. Даже колокола церквей перестали звонить.
Час перед рассветом. Самый тоскливый час замершего в каком-то оцепенении времени. Ночь уже кончилась, а утро еще даже не началось.
Безвременье.
Штиль.
Даже волны не колышут водную гладь.
Отпиваю свой коньяк, мрачно глядя в предрассветную синь за окном.
На фото: Михаил Александрович Романов
Вот же ж беда суверенного Самодержца — даже душевно выпить не с кем.
Нет, вот чего-чего, а поздравлений меня сегодня ждет великое множество, равно как и тостов со здравицами, а вот поговорить по душам мне не с кем. Так, чтобы по-настоящему. Как бывало в прежней жизни.
Нет у меня здесь друзей.
В будущем были, а вот теперь нет.
Не пить же мне с тайным руководителем моей тайной же службы Евстафием Елизаровым? Он и так знает слишком уж много. Да и с прочими.
А напиваться в одиночестве, это, как-бы, моветон…
Да, и не получается уж так напиться, чтоб, что называется — по-свински. В Александра Третьего видимо пошел. В отличие от Ники, слабо берет меня алкоголь, хоть сколько ни пей.
Впрочем, не в пьянке дело вообще, просто хочется иногда посидеть и с кем-то душевно поговорить. По-мужски. Не хватает мне этого.
Я часто с какой-то душевной ностальгией вспоминаю ту нашу пьянку с Сандро, тогда, в Императорском поезде, когда мы переезжали в новую столицу. Славный борщ под водочку я тогда собственноручно приготовил по дороге в Москву, и славно мы посидели с ним, с Великим Князем Александром Михайловичем, который был одновременно мне и двоюродным дядей, и зятем заодно.
Могли ли мы стать друзьями, насколько это вообще возможно в моей ситуации? Не знаю. Да, и, проверить невозможно. Взрыв трибуны на Кровавую Пасху унес и Сандро, и мать — Вдовствующую Императрицу Марию Федоровну, и многих других. Сотни и сотни людей, среди которых были и члены Императорской Фамилии, и глава правительства Нечволодов, и многие министры, командующие, губернаторы, и множество просто хороших людей из числа собравшихся на Красной площади в тот ужасный праздничный день. И лишь чудо или, если угодно, случайность, уберегли меня от гибели в тот момент.
Опасная у меня работа. Ужасная работа. Работа, да.
М-да.
Новый обжигающий глоток коньяка, в котором нет вкуса.
Сегодня будет очень тяжелый для меня Большой Императорский Выход. Пасхальный. И праздничный во всех отношениях.
Сотни и тысячи поздравлений.
Торжества в обеих моих Империях.
Надо будет заслушать Свербеева.
И Суворина еще.
И объехать легионы.
Офицерские собрания.
Чарки за здравие.
Как там Маша и новорожденные?
Мысли безо всякой системы перескакивали с одной темы на другую, не в силах задержаться ни на чем конкретном.
Из-за горы на противоположной стороне Босфора показалось солнце. Утренний бриз коснулся моих щек. Томление кончилось. Наступил новый день.
День перемен.
В дверь, своей фирменной дробью, тихо постучал Евстафий. Ну, вот, начинается вам здрасьте.
— Да!
Камердинер бесшумно возник на пороге.
— Государь! Там к вам Ее Императорское Высочество Ольга Александровна.
Удивленно приподнимаю бровь. А, впрочем, чему тут удивляться?
— Проси.
Сестра появилась с шумом и в прекрасном настроении.
На фото: Ольга Александровна Романова
— Христос Воскресе, Мишкин! Не разбудила?
Поднимаюсь ей навстречу.
— Воистину Воскресе, Оленька! Нет, я пока не спал.
Мы похристосовались, и я пригласил ее присесть в кресло напротив.
— Бокал вина?
— С удовольствием. Позволю себе немного в честь такого праздника!
— Кагор?
— Нет, лучше красного сухого.
Наливаю в бокал сестре вина, и обновляю у себя коньяк.
— Поздравляю, Мишкин! Здоровье Маши и ваших прекрасных детей!
— Спасибо! Пусть они будут счастливы и пусть на их долю не выпадают потрясения!
Мы чокнулись бокалами. Ольга отпила и с явным удовольствием посмаковала.
— О! Неаполитанское «Lacryma Christi»! Божественно!
Киваю.
— Да, «Слезы Христа». Тесть прислал партию бутылок лучших годов. Прямо, так сказать, со склонов Везувия. А ты что в такую рань?
Она усмехнулась.
— Закончилась всенощная в Святой Софии, Николай поехал домой проверить, как там спит наш Тихон, а я вот решила заехать к тебе, поздравить лично и осведомиться о том, как идут дела. Как счастливая мама себя чувствует?
— Сейчас спит наша счастливая мама. Были тяжелые роды. Двойня, сама понимаешь. Тем более первенцы.
Будучи сама молодой мамой, сестра прекрасно все понимала.
— А ты я вижу хандришь?
