Кристофер Макнамара - Горец III
Тяжело дыша, Дункан молча двинулся на него.
— Не порть мне веселье, — посоветовал Слэн. — Будь умнее и тогда я оставлю ее в живых. Понял? Подумай, Мак-Лауд. И подумай об этом прямо сейчас.
Дункан опустил меч.
— Я вижу, ты понимаешь меня. Не так ли?
Пригнувшись, стелясь по полу, заваленному металлической стружкой, как быстрая змея, Дункан скользнул вперед, выставив катану, и одним неуловимым движением отвел широкое лезвие эспадона от шеи Тессы. Через мгновение он сумел отогнать Слэна в другой конец комнаты, подальше от связанной женщины.
— Хорошо дерешься, Мак-Лауд, — поощрительно заметил Слэн, опуская меч наискосок.
Еле успев парировать атаку, Дункан перелетел через всю мастерскую и врезался в тяжелые полосы листовой бронзы, приготовленные Тессой для работы, опрокидывая их на себя.
— И я дерусь не хуже, — захохотал бородач.
Он нежно посмотрел на Тессу, от чего ее всю передернуло, и прыгнул на подоконник.
— Я временно удаляюсь, дети мои, — театрально проговорил он.
И, выбив эфесом стекло, со словами:
— Ну и маленькие же здесь окна, — Слэн ловко выпрыгнул наружу.
5
Тесса сидела за письменным столом и делала наброски своих новых работ, чертя на больших листах размашистые линии, образующие сложные геометрические композиции.
Дункан открыл дверь и замер. Так и не войдя в комнату, он любовался ее сосредоточенным лицом. Поймав на себе его пристальный взгляд, Тесса подняла голову и сердито посмотрела на него.
— Хочешь поговорить? — предложил Дункан, проходя в кабинет.
— Если бы я хотела поговорить, то уже давно бы говорила, — тяжело вздохнув, заметила она.
Отложив карандаш, Тесса поднялась с кресла и забегала от стены к стене, резко жестикулируя.
— Я художник, — почти крикнула она, — я скульптор! Считается, что я должна иметь богатое воображение, — она схватила с полки фарфоровую статуэтку китайского болванчика и принялась крутить ее в руках. — Но кто мог вообразить такое? Мак, я хочу прекратить все это. Я хочу бросить… А, черт!..
Она с грохотом опустила статуэтку на стол.
— Я думаю, — протянул Дункан, присев на край стола и скрестив руки на груди, — что это все к лучшему, Тесса.
— Ах, вот что ты думаешь!
— Да, — Дункан кивнул. — Я действительно так думаю.
— Так значит, ты думаешь, что я тебя бросаю?
— Да, я так думаю.
— Дункан, ты живешь четыреста лет, и ты мог бы за это время научиться слышать, что тебе говорят.
— Но ведь ты именно это и сказала.
— Я сказала, что хочу бросить не тебя, а это место: все, что находится здесь, — Тесса развела руками. — Чтобы мы это бросили вдвоем! Вот что на самом деле я имела в виду.
И уже почти шепотом, опустив глаза, она произнесла:
— Но… Может, это совсем не то, что ты бы хотел услышать? Давай уедем, — она опять заговорила быстро и нервно. — Завтра мы будет уже в Париже.
Он сидел, практически не двигаясь, с легкой улыбкой глядя на нее. Она словно споткнулась в своем бесконечном словесном беге о его спокойный взгляд и замолчала, а он ответил:
— Ты что, серьезно думаешь, что он не найдет нас в Париже? Тесса, пойми же, Слэн так просто не сдастся.
— Но ведь тут есть еще Конан.
— У каждого из нас своя дорога в этом мире. Если когда-то наши пути пересекаются, то это ничего не значит. Просто у этой игры такие правила. Так что тебе придется уехать.
— Что?!
— Ты ведь не знала, что так все получится.
— Ты понимаешь, — она вдруг снова заговорила очень нервно, с трудом стараясь не закричать, — чем были для меня эти последние двенадцать лет, пока мы жили вместе? Ты думаешь, что это так легко? Просто сказать: извини, дорогая, я снова ухожу на войну! И все?! Черт! — она упала на стоящий поблизости стул, но тут же, как ужаленная, вскочила с него и закричала. — Будьте прокляты вы все, все бессмертные и этот ваш сбор, которого вы ждете, как божьего суда!
Дункан подошел к ней и, крепко обняв, прошептал ей на ухо:
— Но ведь я тебе не враг…
Она разрыдалась и, всхлипывая, произнесла:
— Нет, конечно… Конечно, нет! Но я никогда не думала, что это может быть так больно…
Только здесь, на этом далеком, затерянном в вековых лесах озере, Дункану было спокойно. Только здесь его не мучили страшные воспоминания. Это было почти как смерть.
Небольшое, всегда спокойное озеро, похожее на колодец и окруженное подползающими к самой воде необъятными елями, отражало глубокое прозрачное небо, в котором даже днем можно было увидеть далекие бледные звезды.
Конечно, и здесь бывали непогожие дни, когда возмущенные внезапными порывами ветра чайки кричали и вились в вышине, ловя тугие восходящие потоки. Но такое всегда случалось днем, а потом приходила спокойная, хотя холодная и суровая ночь, такая, как и положено в этих пустынных северных краях.
Дункан построил себе хижину и жил в ней вот уже четыре года. Ему хорошо было здесь, но в один прекрасный день пришел Конан в своем длинном плаще и неизменной дурацкой шляпе, и сразу после «здрасте» заявил:
— Ты хорошо устроился тут.
Он уселся на большой камень, обернув по привычке ноги длинными полами, и, мило улыбаясь, принялся наблюдать за тем, как Дункан подготавливал к распилке огромное бревно.
— Зачем ты пришел? — спросил его хозяин, оторвавшись от своего занятия.
— Просто так. Я проезжал мимо и заглянул в гости.
Дункан подошел к гостю и присел рядом.
— Ты знаешь, — голос его был печален, — вот уже четыре года, как нет Белого Цветка, а легче мне не становится. Почему, Конан? Я так надеялся, что все это мне поможет, — Дункан смотрел куда-то вдаль на зеркальную гладь озера. — Понимаешь, я так оберегал ее тогда и думал, что…
— Я знаю, — Конан тяжело вздохнул. — Ты любил ее и продолжаешь любить и сейчас. Но пойми, ты не сможешь уберечь всех, кого любишь, от смерти. Они всегда умирают…
— Ее убили, — срывающимся голосом проговорил Дункан.
— Люди всегда убивают друг друга точно так же, как и мы убиваем друг друга.
— Мне наплевать, кто и кого убивает. Я устал от этой борьбы, которой не видно конца. Я устал от любой борьбы и войны.
— Но ты не можешь так просто сдаться и бросить все.
— А я и не прошу у тебя разрешения, — резко ответил Дункан и, поднявшись, вернулся к своей работе.
Конан тоже поднялся и подошел к большому камню. Совершенно голому и украшенному старинными индейскими рисунками. Он положил руку на шершавую поверхность и замер. Камень был теплым, несмотря на ранее и довольно хмурое утро.
— Я знаю, почему ты выбрал именно это место, — тихо и задумчиво проговорил Мак-Лауд-старший.
— Верно. Это святое место, — угрюмо кивнул Дункан, принимаясь яростно орудовать пилой. — Я испросил разрешение у старейшин и построил себе на этом месте хижину.
— Никто из бессмертных не найдет тебя здесь. Ты всегда будешь в безопасности, — заметил Конан.
— Да. Я надеюсь, что битва добра со злом может обходиться и без меня.
— Может, — согласился Конан, оторвавшись наконец от валуна, покрытого петроглифами. — Но ты не можешь стать вечным отшельником в этом месте. Ты все равно никогда не сможешь выбыть из этой борьбы навсегда.
— Ну, не навсегда, а на какое-то время.
— Тебя отыщут, — вдруг резко произнес Конан.
— Рано или поздно — да, — согласился Дункан. — Постарайся сделать так, чтобы я тебя не разыскивал.
— Ты же знаешь, как мне не хочется этого делать, — с улыбкой сказал Конан.
— Знаю, — ответил Дункан и расхохотался в ответ.
Ричи:
…Когда мисс Джессика Линн говорит мне, что я сумасшедший, она права. Я сам сегодня в этом убедился. Так что неудивительно, что я никак не могу выучить… Она нам задавала уроки две недели тому назад, а я по сей час не могу даже вспомнить что же именно, хотя она мне твердит об этом каждый божий день.
Но это все неважно. Важно то, что я действительно поехал крышей. И могу это доказать. Вот, например, сейчас я кажусь совершенно нормальным человеком. Сижу вот на этих ступеньках и пью пиво, и ничего, но вот сегодня утром… Нет, я, конечно, не просто так здесь сижу. Я слежу за одним типом, что, по-моему, тоже не совсем нормально.
Но это все ерунда. Важно то, что сегодня утром я гулял в порту. То есть и это не слишком важно, а важно то, что я там ухитрился увидеть. Больше всего мне хочется, чтобы это оказалась галлюцинация или что-нибудь еще в этом роде.
Потому, что ходил я, ходил, гулял… Часов с пяти утра до восьми все было тихо и добропорядочно, как уик-энд в национальном парке. Так или иначе, но я забрел в самый отдаленный и пустынный уголок порта, куда уже давно не ступала нога человека. Здесь стояли полуразрушенные ангары, окруженные со всех сторон огромными мусорными кучами. Ну прямо памятник человеческому трудолюбию!
И вот вдруг я замечаю, что иду не просто так, а по совершенно свежей автомобильной колее. Что за черт! Поднимаю глаза и вижу: до боли знакомый «лендровер». Тот самый, мистера Мак-Лауда.
