Константин Соловьёв - "Господин мертвец"
- А еще вы не устаете и не чувствуете боли, это верно?
- Верно, господин оберст. Любые раны, которые мы получаем на поле боя, не могут нас остановить. Но они и не исцеляются. Мертвая плоть не может заживлять себя.
Оберст скривился, лицо исказилось болезненной судорогой, как у глотнувшего хлорного газа из щедрого подарка сэра Ливенса[8].
- Это все звучит как бахвальство, унтер. Но у вас будет возможность доказать, чего стоят ваши слова. Будьте уверены, я дам вам такую возможность. Если мы не выбьем французов с позиций в течение двух дней, мы не сможем этого сделать вообще. Что ж, если Германию могут спасти лишь мертвецы, мы предоставим им этот шанс. Вы свободны, унтер. Сегодня в семнадцать часов я собираю совещание штаба. Рекомендую вашему хауптману явиться в назначенное время вместе со своими офицерами.
- Так точно, господин оберст! – с облегчением сказал Дирк. Беседа в окружении враждебно настроенных штабистов уже утомила его, вымотала, как затянувшееся наступление в постоянном огневом контакте.
«Мертвые не устают? – мысленно усмехнулся он, - Еще как устают!».
- Тогда убирайтесь из моего штаба! Здесь уже смердит так, словно рядом расположилась колбасная лавка с лежалым товаром... - оберст досадливо дернул бороду, - Ну, ступайте!
Несмотря на то, что Дирку не требовался воздух, выйдя из блиндажа, он с удовольствием набрал полную грудь. Липкая сырость подземного штаба неохотно отпустила его. Наверно, подобная атмосфера царит в старых склепах.
С трудом вспоминая направление, Дирк двинулся в обратный путь. Это было непросто. Лейтенант так быстро вел его, что Дирк с трудом запомнил дорогу. В узких переулках немудрено было заблудиться. Вокруг было множество солдат, но Дирк счел за лучшее не обращаться к ним, спрашивая направление. И без того его форма и чересчур бледное лицо привлекали к себе больше внимания, чем он бы того хотел. Люди расступались перед ним, в каком направлении он ни шел, даже опаленные огнем фронтовики с оружием в руках, встречающиеся на его пути, стремились сделаться незаметными. Кто-то украдкой крестился, кто-то клал руку на цевье винтовки. Дирк подумал, что решение не брать с собой денщика, как и командиров отделений, было совершенно верным. Если появление одного «Висельника» стало причиной растущей тревоги в полку, целая делегация могла вызвать настоящую панику.
Когда-то было еще хуже, вспомнил он. Да, наверняка хуже. Когда части Чумного Легиона только начали поступать в войска. Того самого Чумного Легиона, которым пугали непослушных детей еще с наполеоновских войн.
Это началось в восемнадцатом году, когда даже самым безрассудным головам в Генеральном штабе стало ясно, что авантюра вроде плана Шлиффена[9] обречена на провал, и французы вот-вот перейдут в глубокое стратегическое наступление. И, в отличие от благословенного четырнадцатого года, у ставки уже не было резерва вроде фойрмейстерских и штейнмейстерских гвардейских отрядов, которые в свое время сровняли с землей половину Франции. Лучшие магильеры лежали в русских болотах и фландрийских топях. Тогда и пригодились мертвецы тоттмейстеров. Они спасли Империю в восемнадцатом году. И им же предстояло спасти ее сейчас.
От безрадостных размышлений Дирка оторвало знакомое ощущение зуда в правом виске. Он терпеть не мог это чувство, но знал, что оно обозначает. Вызов люфтмейстера. Хаас, чтоб его, кто же еще!
Ощущение быстро распространялось – отдалось пульсирующим уколом в затылке, прошлось колючей плетью по позвоночнику, и заскрежетало в черепе. Чтобы не упасть от внезапной слабости, Дирк привалился спиной к обшитой досками стене траншеи.
Говорят, хороший люфтмейстер устанавливает связь безболезненно, одним коротким щелчком. Для этого нужен серьезный опыт, а главное – соответствующее желание. Штатный люфтмейстер «Веселых Висельников» лейтенант Хаас никогда не утруждал себя чем-нибудь подобным. Видимо, полагал, что церемониться с мертвецами нечего. А может, ему просто было наплевать на это. Зная Хааса некоторое время, Дирк все равно не мог определить, какая из причин для того более весома. Каждый раз, когда Хаас устанавливал связь с его мозгом, это было похоже на удар увесистым камнем по голове, даже хуже. По крайней мере, камень не проникает тебе в череп и не начинает вибрировать там с такой силой, что подгибаются ноги…
Какой-то пехотный ефрейтор, примостившийся на траверс и жующий галету, при виде Дирка побледнел и стал пятиться до тех пор, пока не пропал. Дирк не нашел в этом ничего удивительного. Если видишь, как бледный мертвец, бредущий по траншее, вдруг начинает корчиться в судорогах – всегда лучше на всякий случай держаться от него подальше. Ведь известно, что рок благоволит не только смелым, но и предусмотрительным.
«Дирк!»
«Боже всемогущий!»
«Не угадал».
Легкий смешок.
«Я думал, мне в голову попала бронебойная пуля. Ты обеспечил мне мигрень на весь остаток дня».
«Ноющий мертвец жалок, Дирк. Помни об этом».
«Не трать мое время, люфтмейстер. Местные ребята того и гляди на всякий случай вобьют мне в сердце осиновый кол и похоронят в ближайшей воронке с Библией в руках, пока я болтаю с тобой».
«Я думал, это средство от вурдалаков».
«От рассеянных мертвецов тоже годится. Какого черта ты меня вызвал? Я уже шел обратно».
«Ты сам хотел чтобы я предупредил тебя, когда ваш дорогой мейстер заявится в расположение полка».
Верно. Он совсем забыл об этом.
«Значит, тоттмейстер Бергер уже здесь?»
«Прибыл две минуты назад. У нас ушло четыре часа, чтобы вытянуть его бронированную развалину из грязи. Отвратительные дороги. Немного помяли одну гусеницу. Брюннер обещал исправить».
Ощущение от разговора с люфтмейстером было необычным, наверно даже слишком необычным для того, чтобы можно было назвать его приятным. Это было, словно… Дирк однажды попытался сформулировать свои ощущения. Это было так, словно невидимый собеседник, чьи слова рождаются у тебя в голове, говорит, стоя на улице в звенящий двадцатиградусный мороз. Его слова, покидая рот, превращаются в облачка пара, состоящего из тысяч ледяных снежинок. И это облако мелко искрошенного льда влетает сквозь ухо внутрь твоего черепа и рассыпается там, высвобождая замерзшие слова.
На самом деле Дирк знал, что принцип работы воздушной связи люфтмейстеров не имеет с этим ничего общего. Хозяева воздуха просто образовывали акустический канал, своего рода невидимый провод, по которому звук доставлялся прямо во внутреннее ухо адресата. Говорят, к этому ощущению можно привыкнуть, если общаться с люфтмейстерами на протяжении долгого времени. А еще говорят, что от этого может рано или поздно треснуть голова. Дирк не собирался проверять.
Он хорошо помнил одного французского пехотинца, который вломился в землянку люфтмейстера Хааса в октябре прошлого года. Здоровый был парень, на голову выше самого Дирка. С винтовкой в руках. Он радостно оскалился и поднял ее, готовясь пригвоздить Хааса к стене здоровенным штыком, как булавкой прикалывают к подушечке бабочку. Дирк рванул из кобуры «Марс», понимая, что ему ни за что не успеть. Штык был слишком близко к беззащитной магильерской шее.
Люфтмейстер Хаас отчего-то не стал уворачиваться или хвататься за пистолет. Он просто взглянул на этого француза – как-то по-особенному взглянул – и тот вдруг выронил винтовку. Он даже успел вскрикнуть, зачем-то прижав руки к ушам. А потом его голова лопнула, как воздушный шар вроде тех, что покупают детям на ярмарках. Шар, который надули слишком сильно. Была голова – и нет. Только вся землянка заляпана свежей дымящейся кровью, а по полу рассыпаны чьи-то зубы. «Давление, - сказал тогда Хаас, - Внутри черепа оно тоже существует. Я просто организовал ему прямой разговор с Богом». Дирк не понял, но интересоваться не стал. Он лишь укрепился во мнении, что любые отношения с магильером чреваты самыми неприятными последствиями. Чему он сам был примером.
«Ты уже представился здешнему сеньору-владетелю?» – поинтересовался Хаас. В его вечно сонном голосе не было особенного интереса. Как и прочих эмоций – люфтмейстер, подобно своим собратьям, если и был способен испытывать эмоции, редко позволял себе их выказывать.
«Да. Оберст фон Мердер. Очень милый старик. Пригласил Бергера к себе в гости на пять часов. Кажется, завтра готовится война».
«Я передам ему, Дирк, - пообещал Хаас. На несколько секунд он замолчал и Дирк собирался уже мысленно окликнуть его, заметив, что не очень-то удобно изображать эпилептика, когда магильер вновь заговорил, - Уже передал. Старик просит тебя зайти к нему, как только вернешься».
«Зачем?»
«Спросишь у него сам».
«Хорошо. А теперь вылазь из моей головы!»
«Как скажешь».
Опять смешок.
Обрыв связи произошел так резко, что Дирк едва удержал равновесие.
ГЛАВА 2
