Александр Ян - Мир полуночи. Партизаны Луны
86. Доказанные в суде преступления, подпадающие под определение параграфов 14, 19-С, 114-А и 114-С, 209 Международного криминального кодекса, при отказе в удовлетворении апелляции и/или при отклонении прошения о помиловании, выводят человека, уличенного в их совершении, из-под любого иммунитета.
<…>
Интермедия
ПОЧТИ КАК ЛЮДИ
Москва, три года спустя.
Дверь — деревянная, крытая черным лаком, с медной — или травленной под медь — оковкой была открыта, как и принято по нынешним безопасным временам. Домофон, тоже старинный, не работал. Их предупредили, что звонить не нужно. Толя с Аней прошли внутрь, остановились. Пользоваться лифтом не хотелось, но подниматься пешком на восьмой этаж с этим рюкзаком, с этаким пузом… они будут заметны как горнолыжник на пляже. Толя улыбнулся жене и нажал кнопку. Лифт стоял на первом.
Двери квартир на восьмом тоже были деревянными, только обрабатывали их воском. Квартира 87. Направо. Три звонка. Длинный-короткий-короткий. Потом еще один длинный. Говорят, раньше, когда людям приходилось делить жилье, у каждой семьи был свой набор звонков — чтобы сразу знать, к кому гости. Толя всегда хорошо запоминал такие забавные бесполезные подробности. А теперь эту систему использовали для другого. Они нервничали оба. До того люди из «подземки»[13] передавали их с рук на руки, но что-то случилось, и от Владимира до Москвы им пришлось добираться одним. Их пристегнули к какой-то туристской компании — и они спокойно доехали. Аня когда-то занималась скалолазанием. Адрес перевалочной квартиры догнал их уже в дороге.
Дверь открылась. Без щелчка, без шагов и шуршания. На пороге стоял совершенно обыкновенный, может на пару лет моложе Толи, парень в белой рубашке (он в ней спал?), брюках, мягких тапочках (вот почему шагов не слышно) и очках (как здорово, что в очках, — всем, кто работает на них, корректируют зрение, им всем корректируют зрение, кто же станет терпеть такой явный, такой зримый признак человеческого несовершенства?).
— Сергей, Галя! — улыбнулся хозяин квартиры. — Так вы с Курского, пятичасовым? — Отзыв правильный. — А я как раз на Киевский собирался, встречать. Что ж вы не позвонили? Да заходите, путешественники, конспираторы…
В следующие полторы минуты их завели в квартиру, освободили от рюкзака, курток и ботинок, вместили в две пары явно новых домашних тапочек и провели на сверкающую хирургическим блеском кухню, где жужжала, докладывая о готовности, кофеварка и невыносимо совершенно пахло кофе и свежим хлебом.
— Ванная справа. Гостевое полотенце — синее. Яичницу по-бирмингемски вы едите? Ее все едят. Вам чаю? Кофе? С сахаром, с молоком?
— Мне чаю, черного, без сахара. А Толе — молока и две ложки. Я…
— Вы Галя. Он Сергей. Я — Саша.
Толя почувствовал, как напряглась за его спиной Аня.
— Нам, — вступил он, — описывали Сашу иначе.
Им его вовсе не описывали, но…
Хозяин квартиры улыбнулся и кивнул.
— Он попал в аварию три дня назад, светофор сломался, на дороге получилась «елочка». Теперь лежит в реанимации. Я подбираю его связи.
— Ох, — выдохнула Аня, — а он…
— Очень сильно побился, но, кажется, будет жить. Мы с ним как бы университетские приятели. Плохая конспирация, но в случае чего мое присутствие здесь можно хоть как-то объяснить. Да, там в ванной регулятор сенсорный. Ориентируется сам по температуре тела; если любите погорячее или похолоднее, нужно установить вручную. Душ лучше уже после завтрака. У вас будет часов шесть, чтобы отоспаться.
«Саша» совершенно не излучал тепла — и это успокаивало. Для него они явно были деталями на конвейере. Провести положенные манипуляции и отправить дальше. Им уже дважды попадались такие люди — с ними было надежнее всего. Хотя их самих было очень жалко. А еще он был на кого-то похож… Или нет.
В ванной они не разговаривали.
Когда вернулись, на столе уже стояли две кружки с чаем, кружка с кофе и тарелки. Яичница по-бирмингемски оказалась проста в изготовлении — вырезать сердцевину из ломтика хлеба, обжарить получившуюся раму на горячей сковородке, залить в «окошко» яйцо, подождать, пару раз приподнять, чтобы не пристало, посыпать сверху тертым сыром и мелко рубленным зеленым луком, повторить четыре раза. Наблюдать за «Сашей» было удовольствием. А яичница оказалась очень вкусной. Или они просто были голодные. И уставшие. И перепуганные до такой степени, что страх уже не ощущался сам по себе. Было просто холодно.
«Саша» вымыл руки, вытер их кухонной салфеткой, выбросил салфетку в мусорное ведро, сел, взял кружку.
— Я уже завтракал. А вы, Галя, чувствуете неправду? Вам от нее физически неуютно?
Пузо брыкнулось. Они уже четыре месяца знали, что это мальчик, но почему-то так и не выбрали имя. Привыкли, наверное, — Пузо и Пузо.
— Да, — ясно сказала Аня, положив на Пузо руку, чтобы успокоить. — Я и муж. А это…
— Это замечательно.
— Мы не знаем… — твердо начал Толя и умолк. Они были очень многим обязаны этим людям. Кажется, своими жизнями — а теперь еще и жизнью будущего ребенка. И подполье делало много нужного и хорошего. В конце концов, они сами хотели что-то предпринять, сами вызвались помогать «подземке», с этого все и началось. Но быть «детектором лжи», но посылать людей на смерть… Они не знали, смогут ли. Они говорили об этом между собой.
— Вас никто не будет заставлять. Вас бессмысленно заставлять. Так. Давайте-ка действительно в душ, и спать. Только найдите мне сначала ваши документы. Попробую сделать из вас москвичей.
— Вы «часовщик»? — Кажется, так в подполье называют мастера по документам. Толя не очень хорошо понимал в правилах конспирации, но чтобы мастер по документам был хозяином явки?
— А у нас обычно говорят «кузнец», — «Саша» улыбнулся. — Нет, я так… Подмастерье.
Аня, вставшая было за документами, снова села, накрыла ладонью кружку.
— У вас беда. — Это был не вопрос. И этого, кажется, не нужно было говорить, потому что «Саша» снова улыбнулся.
— Нет. Да. У нас как всегда. Служба безопасности, высокие господа,[14] поломанные светофоры. Прорехи, помехи… — И это тоже нельзя было подделать, то, как он сказал «высокие господа». Без почтения, без ненависти, без страха.
Толя прошел мимо Ани, слегка тронув ее за плечо, — не продолжай. Вынул из клапана рюкзака документы, которые им откорректировали в Туле. Топорно откорректировали: проверку на автомате выдержит, проверку человеком — а уж тем более старшим…
— Я программист, — сказал он. — Я могу помочь, если вы скажете мне, что делать…
— Хорошо. Тогда посмотрите потом на предмет блох. Есть тестовая программа. Я вам помогу оттащить рюкзак в спальню. Если вам нужно что-то постирать, дайте мне. Тут стиральная машина с капризами, а я еще не успел ее наладить.
Спальня оказалась просторной, светлой, очень чистой. Без этого затхлого нежилого запаха — но и без всяких следов пребывания в ней человека. Как гостиничный номер перед приходом новых постояльцев. Дверь напротив была открыта, и в зеркальном платяном шкафу отражался угол верстака, на котором лежала одинокая контактная перчатка. Наверное, теплая — узкий, разделенный планками жалюзи солнечный луч падал прямо на нее. Уже в душе, под шум воды, Толя сказал Ане:
— У него кто-то погиб совсем недавно. Ты что, не видишь?
Толя проснулся от взгляда.
— Добрый день, — тихо сказал «Саша». — Сейчас три. Я закончил. Я сварил вам кофе. Вы встаньте, умойтесь, посмотрите, я вам там инструкцию к тестовику выложил, а я пойду позвоню.
— Не отсюда?
— На всякий случай. Я постучу — вот так, как вы звонили.
На сверкающем кухонном столе стояли очередная кружка с кофе, тарелка с бутербродами, ридер и планшетка с уже открытым файлом. А окно кухни выходило в парк — утром он этого не заметил, или занавески были задернуты.
Работа была не просто хороша. Если бы он не знал, как выглядели данные раньше, никогда бы не обнаружил подделки. Он ее и не обнаружил. У них были новые биографии, новые адреса, слегка сдвинулся психопрофиль, изменились — чуть-чуть, в пределах допустимой ошибки — их генкарты и генкарта будущего ребенка, индекс А упал до восьмидесяти четырех — все еще опасно, но зато не очень расходится с тем, что почувствует при их виде любой варк. И хвосты, хвосты — обломки старых файлов, логи изменений, отчеты об автопроверках с директориями и списками. Сходится, сходится, сходится. Молекулярная структура чипа изменений не показывает. За шесть с половиной часов. Стиральную машину этот пижон наладить не может…
Условный стук он прозевал, как открывается дверь — не услышал, оторвали его от экрана только шаги в коридоре.
«Саша» сказал:
— Будите Галю. Только тихо. Надевайте то, что в шкафу. Там есть женские джинсы — кажется, на размер больше, не страшно.