Алекс Орлов - Охотники за головами
Они еще пошутили, что делят ответственность пополам. Как оказалось, смеялись они зря — смерть их была страшной.
Медики ничего не смогли поделать — заболевание было неизвестным. Вскрытие тоже не дало никакого результата. Пролежав одну ночь в морге, трупы изменились так, будто несколько месяцев провалялись в болоте.
Это были неприятные воспоминания, и Фонтен постарался переключиться. Он думал то о деньгах, то об оставленной кафедре в университете, то о женщинах — ведь он был еще не так стар. Но как Луи Фонтен ни старался, его мысли возвращались к опасности и уже понесенным потерям.
«Что будет, если из-за моего неумения объекты сумеют активизироваться? — задавал себе вопрос доктор Фонтен. — С другой стороны, принц Циркус умел держать своих кровожадных псов в повиновении. Так неужели я, доктор наук, профессор, создатель теории психокинетики, не сумею разобраться в том, что знал полуграмотный Циркус?..»
Фонтен намеренно накручивал себя, чтобы обрести все чаще ускользавшую от него уверенность.
Наконец они с Брауном вышли в ярко освещенное помещение, где уже ожидала исследовательская бригада.
Все были одеты в защитные комбинезоны и напоминали группу похудевших пингвинов
— Здравствуйте, господа, — приветливо поздоровался доктор Фонтен.
— Здравствуйте, сэр, — ответили ему, впрочем без особого энтузиазма. Эти люди просто боялись. И особенно боялись биологи — Лефлер и Чанг, ведь они хорошо знали погибших Дюма и Гринсберга.
Двое ассистентов из команды технологов инженера Брауна помогли Фонтену надеть защитный комбинезон. Затем в абсолютной тишине в комнату вкатили саркофаг с «номером первым».
Все участники тотчас опустили защитные маски и приготовились к работе.
«Вот и хорошо, а то стоят такие бледненькие, потерянные — смотреть противно», — подумал Фонтен.
Технологи начали освобождать крышку — всего двенадцать болтов. Один болт, второй, третий — все меньше преград отделяло «номера первого» от мира живых людей. Все это чувствовали, все это понимали. Первобытный, интуитивный страх рождался из ниоткуда и настойчиво полз по позвоночнику холодной змейкой.
Последний крепежный болт скользнул в руку ассистента, и инженер Браун посмотрел в сторону Фонтена. Тот кивнул, не колеблясь ни секунды, опасаясь, что, промедли он еще немного, и у него не хватит духу отдать это распоряжение.
Крышка отошла в сторону, и взорам бригады предстало то, что они привычно называли объектом «номер один».
Медики сразу расслабились — уж им-то не нужно было объяснять, что мумифицированный труп уже не опасен.
— Откуда брать образец ткани, сэр? — спросил Браун.
— Берите откуда хотите это — не принципиально, — ответил доктор.
Медики стали брать образцы, а биологи ватными тампонами снимали пыль, надеясь найти те самые болезнетворные бактерии или вирусы, которые убили их товарищей.
— Температура? — спросил Фонтен.
— Стабильная, сэр, — ответил один из технологов, — плюс четыре по Цельсию.
«Подумать только — и откуда в этих иссохшихся костях могло зарождаться то количество тепла, которое ставило корабельные криоустановки на грань разрушения…» — размышлял Фонтен. Внешний вид мумии внушал уже не страх, а, скорее, брезгливость и жалость. Да, именно жалость. Самому доктору Фонтену не хотелось, чтобы когда-нибудь кто-то вот так же рассматривал его прах, словно он был дохлой кошкой.
«Он страшен своим огнем…» — вспомнил Фонтен слова из заклятия, относящиеся к «номеру первому».
«Страшен огнем…» — пронеслось в голове еще раз, и в эту самую минуту он услышал страшный крик. Это кричал один из медиков — Лендл Хоук. От его страшного крика Лефлер и Чанг упали в обморок.
Вслед за ними едва не лишился чувств один из технологов, но он устоял, ухватившись за край саркофага.
— Закрывайте крышку! — скомандовал Фонтен и склонился над потерпевшим медиком.
Когда с Хоука сняли защитный костюм, стало ясно, почему он так кричал. Его левая рука до самого локтя была практически обуглена.
— Мама родная, что же это такое? — ужаснулся Браун.
— А что наши биологи? Что с ними? — забеспокоился Фонтен.
Ассистенты Брауна бросились к Лефлеру и Чангу. Сорвав с них маски, они не смогли сдержать испуганных возгласов. Лица обоих биологов были обуглены так же, как и рука Лендла Хоука.
Когда с них сняли защитные костюмы, стало ясно, что они сгорели полностью. Не пострадала только их одежда, как будто кто-то выжег тела изнутри.
Фонтен снял маску и принюхался — после такого массового сожжения человеческой плоти должен был остаться характерный запах, но в воздухе пахло только сырой штукатуркой.
«Он страшен своим огнем, но может быть умилостивлен жертвой…» — снова вспомнил Луи Фонтен.
— Примите меры, Браун. Пусть унесут тела, вернее, то, что от них осталось. Хоука немедленно в медицинский бокс — возможно, удастся регенерировать его руку.
— А это? — Браун указал на саркофаг.
— Пусть пока останется. Я думаю, он насытился и какое-то время будет не опасен… Если хотите, можете идти, я останусь один…
— Нет, сэр, — после некоторого раздумья произнес Браун. — Я останусь с вами…
Появилась вызванная технологами спасательная команда. Раненого и останки двух биологов вынесли на носилках, а затем Фонтен настоял, чтобы все, кроме Брауна, тоже покинули помещение.
— Они слишком боятся, — пояснил доктор, когда дверь закрылась. — А он это чувствует, — кивнул Фонтен в сторону саркофага.
— Зачем он это сделал? — спросил Браун.
— Не знаю. Но думаю, что он это сделал не просто так… — Фонтен снял маску и капюшон. — Так удобнее, — пояснил он старшему инженеру, — тем более что защиты от него, как видите, нет.
— Так почему же он это сделал? — повторил вопрос Браун.
— Человек, испытывающий страх, в большом количестве излучает некий жизненный ресурс. Во многих культах этот ресурс называется по-разному. Так вот, именно на эти, уже существующие источники жизненной энергии и среагировал «номер первый»… Он просто «потянул» их — заставил перетекать потоки интенсивнее… Поэтому тела сгорели, а дыма и даже запаха мы не ощутили… Мало того, дорогой Браун, если бы здесь был только один человек, этот монстр не оставил бы нам даже обугленного трупа — только пустой комбинезон. Так-то…
Браун стоял, ошарашенно глядя на философствующего доктора Фонтена — человека, в присутствии которого несколько минут назад два человека погибли и один потерял руку.
— Давайте же взглянем на «номера первого» еще раз, и вы увидите, как он распорядился тем, чего лишил наших бедных коллег. — С этими словами доктор взялся за рычаг и легко сдвинул крышку саркофага.
— Вот, полюбуйтесь, дорогой Браун, — самодовольно улыбнулся Фонтен.
Старший инженер осторожно приблизился и заглянул через край саркофага. Увиденное поразило его: на месте бывшей кучи мусора лежало хорошо пробальзамированное тело.
— То-то же, — усмехнулся Луи Фонтен, — а вы небось тоже полагали, что психокинетика — это лженаука…
— Но… но как, сэр? Как все это могло произойти?
— Как? Я и сам не знаю… Уравнение теоретического баланса я, конечно, вывел, но, как это происходит на самом деле, признаюсь вам, Браун, я до сих пор не знаю… Единственно, что я могу утверждать наверняка, так это то, что здесь имеет место передача некой информативной матрицы. Другими словами, информационного поля…
— То есть вы хотите сказать…
— Да, Браун, я говорю совершенно крамольные веши. Вещество, масса или материя не передаются в неком геометрическом направлении, они лишь появляются «из ничего» там, где на это имеются условия. А условия — это и есть информационное поле… «Номер первый» скопировал информационное поле, но сделал его более сильным, чем у его жертв, и тогда материя тел наших бедных коллег перешла к нему. А Лефлер и Чанг остались с одними только головешками.
— Это странно и одновременно очень страшно, сэр.
— Я вас понимаю, Браун. Но наука — это не только старые конспекты с пожелтевшими страницами или самодовольные старички с академическими бородками. Настоящая наука начинается там, где умирает идеология, а пока вся наша наука держится только на пропаганде «научности». Стоит убрать пропаганду — и весь этот карточный домик рассыплется. Только тогда, дорогой Браун, психокинетику перестанут называть лженаукой.
«Кажется, я устроил тут целый митинг…» — спохватился доктор Фонтен. Он посмотрел на подновленную мумию и сказал:
— Зовите ассистентов, Браун. Пусть закрывают ящик…
14
Сказать по правде, Джим Форш не любил бывать в Новом Востоке. Уж больно ему не нравились лица граждан империи, через одного имевших чин фельдфебеля. Военная служба была возведена здесь в культ, и человек, не отличавший «взвод» от «развода», считался инвалидом.
