Сергей Кузнецов - Мраморный рай
Лиза первые недели игнорировала женщину, продолжая тосковать по матери. Да и Серафим, несмотря на свое человеколюбие и смирение, относился к жиличке без симпатии. Но со временем и отец, и дочь привыкли к тетке Але и даже полюбили ее. Альбина была человеком добрым, открытым и работящим, для каждого у нее находилось теплое слово. В Лизе Альбина души не чаяла. Они и сейчас пришли вдвоем.
Вторым появился Владимир Данилович. Жена и сын редко его встречали, зато Валентин Валентинович — регулярно; он был тут как тут.
— Как там? — спросил Валентин Валентинович. — Пошаливают? — собеседник нехотя кивнул. — Ты видел — кто?
— Парень мой видел. Но с ним попозже… Пусть в себя придет.
Из дверей раздевалки показался Сергей.
— Слава богу, живой… — едва слышно пробормотала Полина.
Денис посмотрел на нее снизу вверх.
— А ты сомневалась? — строго, почти с осуждением сказал он и тут же переключился на отца. — Папка!
Сергей улыбнулся и раскрыл руки.
Они постояли несколько мгновений втроем, обнявшись. Двинулись по коридору, и тут Сергей увидел Валентина Валентиновича, озабоченного чем-то, даже, пожалуй, сердитого.
— А вы переживали, — сказал ему Сергей. — Все ведь образовалось, верно? Ни для кого Дина не обуза… Как она, кстати, давно вы ее видели?
— Сам у нее спроси, — сухо ответил Валентин Валентинович и повернул голову.
Проследив за его взглядом, Сергей увидел стоящую в отдалении Дину-дикарку. Теперь она выглядела не в пример лучше: чистенькая, аккуратно одетая… Стояла и смотрела на Полину с Денисом во все глаза.
— Дина! — позвал Сергей.
От его оклика она будто очнулась, глянула на него исподлобья, резко повернулась и скрылась среди снующих людей.
Глава 3
Двух вещей не предусмотрел Создатель, завершая свое творение — наш хрупкий и противоречивый мир.
Не дал возможности людям возвращаться назад во времени для исправления совершенных ошибок. Пусть бы разрешил отменять только самые тяжкие из них — сколько горя в этом случае удалось бы избежать! Пусть хотя бы давал единственный на всю жизнь шанс: исправил что-то, по твоему мнению, наиболее важное — и все, потом или не совершай, или крепись, другого раза не будет.
Наделил прозорливостью — но единицы, и далеко не всегда достойных. А как было бы хорошо уметь предвидеть!
Сергею довольно было бы последнего качества вдобавок к его осторожности, внимательности, умению анализировать и принимать решения.
Знать бы тогда, когда они с Полиной согласились работать над Возницынским проектом по противодействию облучениям, что так все повернется… Что профессор, клявшийся своим лаборантам: никаких долговременных последствий, существуют лекарства, вы будете у меня как у Христа за пазухой — подведет. Виноват он? Нет. Никто не мог предусмотреть Катаклизм, никто не успел к нему подготовиться.
И вот они облучились — Сергей и Полина. Они тогда еще не были родителями Дениса, даже мужем и женой не были — просто двумя юными, глупенькими лаборантами, влюбленными друг в друга полудетьми-романтиками, верящими в науку и в своего гения-научного руководителя.
Облучились и обрекли себя.
О своей болезни он сейчас почти не думал. Вернее, думал, конечно, но гораздо реже, чем о Полининой. Месяц назад Хирург сказал:
— Я тебя, Сережа, знаю давно и не собираюсь цирлих-манирлих разводить… С Полей все довольно скверно. Хуже, чем с тобой. У тебя есть еще месяцев шесть-семь. А у нее этого времени нет.
…Ночью Полина опять стонала и металась во сне. Сергей хотел было ее разбудить, но пожалел; вытер со лба испарину, укрыл одеялом.
Утром, собираясь в школу, Денис спросил:
— Мам, а кто такие сироты липецкие?
Полина с Сергеем переглянулись.
— Где ты это слышал, сынок? — спросила Полина.
— Вчера учительница в конце урока сказала: «Кому мы нужны, сироты липецкие…»
— Не обращай внимания, это присказка такая…
— Липецк — это ведь город? — допытывался Денис. — И если там есть какие-то сироты, значит, там живут люди, и не под землей, как мы, а на поверхности!
— В школу опоздаешь, — сухо сказал отец.
Полина уже знала, чем займется сегодня: уберется в их крохотной квартирке, а потом навестит Макса в медблоке. Раненый поправлялся и все время говорил, что, как только станет на ноги, сразу уйдет с каким-нибудь караваном. Оставаться в колонии он ни за что не хотел.
И без того тусклое освещение в дневное время в жилых помещениях отключали вовсе, экономили: дети были в школе, трудоспособное население на работах, а больным и старикам — всем, кто лежал по домам — достаточно было свечей.
Вот и сейчас свет в их комнате погас.
— Ничего, — сказала Полина — обойдусь керосинкой… Я же у тебя экономная… Ты беги.
У Сергея сегодня день обещал быть напряженным. Через час он должен докладывать на Совете о ситуации в социальной сфере, нуждах жителей, о том, на какие товары следовало обращать внимание при торгах с караванщиками. Доклад вчерне был готов, осталось внести последние правки. Сергей не сомневался, что его выступление вызовет негодование некоторых членов Совета (он уже сейчас видел их раскрасневшиеся, сердитые лица) — о какой социальной сфере вообще может идти речь при нынешних-то обстоятельствах!.. Но к драке он был готов.
В три часа ждали караван, и Сергей собирался присутствовать на торгах.
А вечером… О вечерней работе он старался пока не думать.
Предстояло начать обход жилых помещений и общение с колонистами. Цель — перепись населения, первая за все двадцать лет с момента образования Общины. Также комиссии вменялось в обязанность уточнение обстоятельств жизни людей: для каких семей следует подыскивать более просторное жилье, а кого пора уплотнять. Работенка не из приятных, похуже, чем воевать с Советом.
По результатам переписи и общения с колонистами он должен будет готовить второй доклад, но это в будущем.
Сергей направился в крошечную комнатку-кабинетик, примыкавшую к Залу, чтобы просмотреть записи к докладу.
* * *Макс сидел на постели и разглядывал свои руки.
— Здравствуйте, — сказала Полина. — Вижу, вам с каждым днем все лучше…
— Доктор сегодня сказал то же самое. Он был настолько убедителен, что я после его ухода даже попытался отжаться…
— Мне кажется, вы торопитесь, — сказала она, присаживаясь на колченогий стул у стены.
Макс взглянул на нее.
— Я здесь месяц, — сказал он жестко. — Это непозволительно долго. У меня есть задание, которое я должен выполнить.
— Какое? — тут же спросила Полина, не в силах перебороть любопытство, но Макс оставил ее реплику без внимания и продолжал:
— Мне давно следовало уйти, но… Я не смог, меня зацепило… Слишком сильно. Хирург сказал, что яд этих тварей со стопроцентной вероятностью должен был меня прикончить. То есть, когда меня притащили караванщики Джедая, я был не жилец. Кстати, Джедай больше не наведывался?
— Нет, — ответила Полина, припоминая ту ночь и силуэт сына, привидевшийся ей в коридоре. — Он заглядывает к нам не чаще трех-четырех раз в год. Вам еще повезло, что вас нашли именно его люди. Были бы другие, не стали бы возиться.
— Я это понимаю. Хотел поблагодарить. Но ждать его так долго не стану, уйду раньше — с другим караваном или один. Правда, — он горько усмехнулся, — произойдет это не завтра, потому что моя утренняя попытка размяться окончилась плачевно.
— Я принесла вам лепешки, — сказала Полина и протянула кулек, который держала в руках. — К сожалению, они холодные… Вчера я работала на кухне, испекла и несколько штук забрала для вас. Ничего особенного, но все, кто пробовал — хвалят. Льстят, конечно, не хотят огорчать, и все равно приятно.
Лицо Макса смягчилось, он взял кулек, развернул, понюхал.
— М-м, волшебно пахнет… Домашнее — так это называется. Последний раз я ел домашнее давно, год назад, а может, и больше. В Москве, в метро, на станции «Площадь Ильича». Главой медслужбы там был мой давний знакомый Эдик Возницын, так вот он…
Полина вздрогнула.
— Как вы сказали? Возницын? Эдуард Георгиевич?
— А вы его знали?
— Ничего, Скобликова, потерпи… Ничего… Сейчас вколем препарат — отпустит… Не бойся-не бойся! Я же обещал вам! Препаратов хватит до конца жизни. Будете у меня, как у Христа за пазухой! Наука не забудет…
Слова никак не хотели складываться.
— Если это он… Эдуард Возницын очень давно, до Катаклизма, руководил…
— …закрытой лабораторией, находившейся в ведении Министерства обороны, — подхватил Макс. — Там проводились эксперименты в области сопротивляемости облучениям. Село Яшкино, под Ногинском-23.
Она увидела себя лежащей на застеленной белым кушетке. Руки и ноги скованы и нестерпимо зудят; очень хочется почесаться, но нельзя.
