Владимир Ильин - Напряжение растет

Из рук родилась одна звездочка и сделала вокруг нас оборот. И еще одна, еще несколько — пока не замкнулся круг, двигаясь вслед за нами, продолжая композицию, завершая ее.

Звездочки моргнули во вспышке, но тут же ужались до половины яркости — будто что-то вытягивало из них силу. Но у меня ведь ее — океан!

Да и зачем на него смотреть — ведь любоваться Светланой гораздо интереснее. Вот для кого танец — не испытание, а счастье. Ее движение словно рождается само, не требуя контроля и усилия. Вот она шагает, пропуская под подошвой линию круга, вот закручивается с закрытыми от удовольствия глазами, вот… Расстегивает тайный механизм, который должен потихоньку отматывать край платья, чтобы лезвие кольца его срезало! А кольца нет!

Свет — чуть тише. Чтобы было видно! И от круга отрывается крошечный разряд, ударяя в лоскут и поднимая его ввысь!

Вновь отрывок ткани мелькнул в свете — и снова крошечный разряд от круга не дал ему упасть, со вспышкой откинув чуть дальше. И тут же — подхватить первый. А потом и еще один! И еще! Скоро треск стал заметен, и его пришлось вплетать в один ритм с музыкой, выбивая вспышками паутины молний ритм. Целый океан искр вокруг нас! И счастливый смех Светы, который дороже всех аплодисментов в мире!

Мир вспыхивает искорками в последний на сегодня раз. В глазах медленно исчезают радужные и световые разводы — надо только проморгаться тщательнее. Исполняем последний элемент на сегодня — поклон. И внимательно прислушиваемся к аплодисментам. А их нет.

— А где все? — Громко вторит удивлением Артем.

— Какая еще эвакуация? — Возмущаюсь я. — Что случилось?

— Так это, стало быть, пробой высшего уровня защиты, стало быть. — Откашлялся собеседник. — На сцене, стало быть. Вот всех и эвакуировали.

— А я из гардеробной, это самое. — Хмыкнул он. — Я-то уйду, а если сопрет кто чего?

— Ребята, смотрите, — пересушенным от волнения голосом просипел Паша, показывая рукой ввысь.

— Семь, восемь, — не веря, сияя от счастья, шептал Федор вслух, — девять, десять…

— Одиннадцать? — Словно не веря, с удивлением произнес брат.

— Одиннадцать, — с удивлением обвел нас взглядом Артем.

— Одиннадцать…

— А? — Обернулся к ней капитан.

— Ребята, вертолет! — Подхватил я товарищей за плечи и повел к выходу.

Перед трехэтажным домом царила деятельная суета, созданная из трех десятков коробов и страшно недовольного старика, таскающего их с кухни во двор.

Наверное, если пройти за ним внутрь дома, то можно и узнать, что именно — «никогда», но Михаилу было слегка боязно. Оттого он наблюдал за происходящим с безопасного удаления. Позади стратегически грамотно разместились дочери, с любопытством поглядывая из-за спины. И Брунгильда, успевшая вымахать до такого размера, что удерживать ее от «вкусного аромата» приходилось им вдвоем.

— Никогда в жизни у меня не было такого ученика! — Поставив последнюю вынесенную коробку на другую, провозгласил старик. — Пропадает черт те знает где! Возвращается с какой-то баб…бабушкой! Громит сцену! И что я слышу после всего этого?! «Пришлите тридцать этих замечательных шоколадных тортов?!»

Но у него совершенно не укладывалось в голове, что их домоуправитель, уже ставший незаменимым и практически членом семьи, все-таки сделал эти торты. Сразу же! Все тридцать! Что как-то не очень вязалось с той волной гнева, что изливалась на всех доступных для звуковых волн окружающих.

— Может, я сам вас отвезу вместо такси? — робко предложил Михаил.

— Да мне совсем не сложно…

Из черной машины выскользнули услужливые водители и заспешили к коробкам.

Один из них тут же ринулся открывать багажник, а второй — дверь в салон.

— Уроки делать! — Напоследок гаркнул наставник, указав пальцем на воспитанниц.

Машина медленно покатила со двора. Грустно вздохнул Михаил — как бы он хотел навестить сыновей. Но, как объяснил наставник детей, даже его, со всеми связями и сетью благодарных учеников, к участникам вряд ли пустят. Вот торты — те да, доставят. Позади так же грустно вздохнули дочери — тоже скучали. Ладно хоть Брунгильда есть в качестве источника шума, иначе в доме стало бы совсем тоскливо.

Как-то незаметно для себя, Михаил дошел до комнаты младшего сына и остановился возле двери. Заходить внутрь — не совсем педагогично. У сына должна быть личная площадь, гарантированная от чужих посягательств. Там, где он будет чувствовать себя комфортно — и еще уйма других слов, налагающих табу на вход без стука и ведома.

Решившись, Михаил приоткрыл дверь и буквально просочился внутрь. В свете дня, пробивавшегося сквозь высокие окна, виделся «хаотичный порядок», непонятный пришедшему со стороны, но привычный самому отцу семейства. Все разложено по мере использования. Порядок определен расстоянием вытянутой руки. Блокнот и ручка разложены в трех местах. Заготовки изделий лежат так, чтобы не сбросить случайно на пол, а нагромождение рядом с ними — это материалы для продолжения работы, чтобы не искать и не потерять мысль. Обычного подросткового мусора нет — мама научила, что чисто там, где не мусорят и убирают за собой сразу.

Не смотря на это, ряд специфичных камней отсутствовал. Крайне специфичных, негодных ни для чего, кроме… А вот это можно было выяснить. Михаил вытянул ленту с ячейками целиком и положил на стол, напряженно вглядываясь в отсутствующие элементы. Затем, не скрывая волнения, достал из кармана блокнот с ручкой и выписал всю гамму вновь. Резко зачеркнул, выдернул лист и еще шесть, что были под ним, из блокнота и тщательно порвал, сложив обрывки в карман. Позже он сожжет их, чтобы никто со стороны никогда не получил часть тайны себе в руки.

Он доверяет сыну. Доверяет, как мастеру, не смотря на его юный возраст. Он лично учил его и принимал экзамен. А значит, он не станет это использовать.

Глава 23

Волной плеснуло вино в широкий бокал. Еще одно движение, и соседний тоже наполнился темно-алым до половины.

— Бокалы неправильные, — посетовал старый князь Долгорукий, поставив бутылку на стол этикеткой к гостю.

Зато вино — самое верное, под стать уважению. Редкая партия, особый урожай и самое важное — своя история, переплетенная с судьбами известных людей, что для ценителей не менее важно. То в погребах с этим вином кто-то прятался, то громил аббатство, добираясь до вина… Если нет темы для беседы, легко скоротать время, обратив внимание на часть прошлого рядом с гостем.

Сейчас тема была. Непростая настолько, что хотелось бы добавить: «к сожалению».