Владимир Ильин - Напряжение растет

-А где все? – Громко вторит удивлением Артем.

-Какая еще эвакуация? – Возмущаюсь я. – Что случилось?

-Так это, стало быть, пробой высшего уровня защиты, стало быть. – Откашлялся собеседник. – На сцене, стало быть. Вот всех и эвакуировали.

-А я из гардеробной, это самое. – Хмыкнул он. – Я-то уйду, а если сопрет кто чего?

-Ребята, смотрите, - пересушенным от волнения голосом просипел Паша, показывая рукой ввысь.

-Семь, восемь, - не веря, сияя от счастья, шептал Федор вслух, - девять, десять…

-Одиннадцать? – Словно не веря, с удивлением произнес брат.

-Одиннадцать, - с удивлением обвел нас взглядом Артем.

-Одиннадцать…

-А? – Обернулся к ней капитан.

-Ребята, вертолет! – Подхватил я товарищей за плечи и повел к выходу.

Перед трехэтажным домом царила деятельная суета, созданная из трех десятков коробов и страшно недовольного старика, таскающего их с кухни во двор.

Наверное, если пройти за ним внутрь дома, то можно и узнать, что именно – «никогда», но Михаилу было слегка боязно. Оттого он наблюдал за происходящим с безопасного удаления. Позади стратегически грамотно разместились дочери, с любопытством поглядывая из-за спины. И Брунгильда, успевшая вымахать до такого размера, что удерживать ее от «вкусного аромата» приходилось им вдвоем.

-Никогда в жизни у меня не было такого ученика! – Поставив последнюю вынесенную коробку на другую, провозгласил старик. – Пропадает черт те знает где! Возвращается с какой-то баб…бабушкой! Громит сцену! И что я слышу после всего этого?! «Пришлите тридцать этих замечательных шоколадных тортов?!»

Но у него совершенно не укладывалось в голове, что их домоуправитель, уже ставший незаменимым и практически членом семьи, все-таки сделал эти торты. Сразу же! Все тридцать! Что как-то не очень вязалось с той волной гнева, что изливалась на всех доступных для звуковых волн окружающих.

-Может, я сам вас отвезу вместо такси? – робко предложил Михаил.

-Да мне совсем не сложно…

Из черной машины выскользнули услужливые водители и заспешили к коробкам.

Один из них тут же ринулся открывать багажник, а второй – дверь в салон.

-Уроки делать! – Напоследок гаркнул наставник, указав пальцем на воспитанниц.

Машина медленно покатила со двора. Грустно вздохнул Михаил – как бы он хотел навестить сыновей. Но, как объяснил наставник детей, даже его, со всеми связями и сетью благодарных учеников, к участникам вряд ли пустят. Вот торты – те да, доставят. Позади так же грустно вздохнули дочери – тоже скучали. Ладно хоть Брунгильда есть в качестве источника шума, иначе в доме стало бы совсем тоскливо.

Как-то незаметно для себя, Михаил дошел до комнаты младшего сына и остановился возле двери. Заходить внутрь – не совсем педагогично. У сына должна быть личная площадь, гарантированная от чужих посягательств. Там, где он будет чувствовать себя комфортно – и еще уйма других слов, налагающих табу на вход без стука и ведома.

Решившись, Михаил приоткрыл дверь и буквально просочился внутрь. В свете дня, пробивавшегося сквозь высокие окна, виделся «хаотичный порядок», непонятный пришедшему со стороны, но привычный самому отцу семейства. Все разложено по мере использования. Порядок определен расстоянием вытянутой руки. Блокнот и ручка разложены в трех местах. Заготовки изделий лежат так, чтобы не сбросить случайно на пол, а нагромождение рядом с ними – это материалы для продолжения работы, чтобы не искать и не потерять мысль. Обычного подросткового мусора нет – мама научила, что чисто там, где не мусорят и убирают за собой сразу.

Не смотря на это, ряд специфичных камней отсутствовал. Крайне специфичных, негодных ни для чего, кроме… А вот это можно было выяснить. Михаил вытянул ленту с ячейками целиком и положил на стол, напряженно вглядываясь в отсутствующие элементы. Затем, не скрывая волнения, достал из кармана блокнот с ручкой и выписал всю гамму вновь. Резко зачеркнул, выдернул лист и еще шесть, что были под ним, из блокнота и тщательно порвал, сложив обрывки в карман. Позже он сожжет их, чтобы никто со стороны никогда не получил часть тайны себе в руки.

Он доверяет сыну. Доверяет, как мастеру, не смотря на его юный возраст. Он лично учил его и принимал экзамен. А значит, он не станет это использовать.

Глава 23

Волной плеснуло вино в широкий бокал. Еще одно движение, и соседний тоже наполнился темно-алым до половины.

-Бокалы неправильные, - посетовал старый князь Долгорукий, поставив бутылку на стол этикеткой к гостю.

Зато вино – самое верное, под стать уважению. Редкая партия, особый урожай и самое важное – своя история, переплетенная с судьбами известных людей, что для ценителей не менее важно. То в погребах с этим вином кто-то прятался, то громил аббатство, добираясь до вина… Если нет темы для беседы, легко скоротать время, обратив внимание на часть прошлого рядом с гостем.

Сейчас тема была. Непростая настолько, что хотелось бы добавить: «к сожалению».

Уместившись на мягком кресле, завезенном в помещение неделей раньше вместе с круглым столиком, коврами, картинами, рабочими шкафами, документами, техникой и всем прочим, что способно преобразить даже гардеробную в место, достойное приема высоких гостей, князь обаятельно улыбнулся и, пригласительно кивнув, поднял свой бокал.

С другой стороны стола улыбку не приняли.

Бледный мужчина удерживал взгляд черных, как ночь, очей, чуть выше переносицы князя. Неприятное ощущение, будто сверло, приставленное к кости.

В глаза не заглянуть. Приходится контролировать себя, чтобы внимание не перешло на нарисованные черным усы и брови на голой коже, не скакнуло вверх на шапочку из темно-красного бархата, опоясанную снизу двумя рядами крупных жемчужин или на синий кафтан с узорной вышивкой. И уж точно - нельзя отводить взгляд. Признаки слабости всегда являлись приглашением вцепиться в глотку.

Из-за стола показалась рука, сотрясаемая изрядной дрожью. Она только обозначила движение к бокалу и тут же спряталась под столешницу.

-Ты специально так устроил. – Прозвучало тяжким обвинением.

Где-то там, за небесным горизонтом, выстроились вестники войны, поднимая горны над головой и с шумом вбирая воздух в легкие.

-Кое-зачем мы не уследили, - поставив бокал на столешницу, вздохнул Сергей Михайлович. – Но злого умысла в том не было. Позволишь объяснится? – Примирительным тоном завершил он.

Несмотря на отвратительный характер, Долгорукий знал, когда стоит убрать весь свой гонор и спрятать от греха старческие чудачества, представая истинным дипломатом, спокойным и доброжелательным.

Все потому, что князь Вид был еще до рождения Сергея Михайловича. И еще до его отца Михаила. И даже до рождения деда. С учетом немалых шансов, что будет он и во времена правнуков, ссориться с таким – крайне вредное занятие. А еще они заплатили ему миллиард антиквариатом, и если сейчас он уйдет, это будет просто катастрофа.