Александр Мазин - Утро Судного Дня
«Царю Небесный, Утешителю. Душе истины, Иже везде сый и вся исполняяй, Сокровище благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны. И спаси, Блаже, души наша…»
Раздался легкий хрустальный звон.
Грива открыл глаза.
Вызов. По закрытому правительственному каналу. Адресат не опознан.
Немного поколебавшись, Артём открыл доступ. Наверное, ему просто хотелось чуть-чуть отложить опасный просмотр.
На экране возникло бородатое лицо. Миша Лебедкин. Вернее, тот, кто скрывался под его именем. Парализованный китаец. Интересно, как…
– Здорово, Тёмка! – с бодростью, удивительной в парализованном человеке, сказал…
Черт! Это был настоящий Лебедкин.
– Мишаня, это ты? – Грива немного растерялся. – Живой?
– А почему я должен быть мертвым?
– Видишь ли, дорогой, – Грива уже взял себя в руки, – совсем недавно кое-кто, очень на тебя похожий, попытался меня прикончить.
– Разбудить, – сказал Лебедкин.
– Что?
– Если бы ши-фу хотел тебя прикончить, он бы так и сделал. Он хотел тебя разбудить. У него получилось?
– Затрудняюсь тебе ответить.
– А сам он что говорит?
– Он не говорит, – с долей сарказма ответил Артём. – Извини, дорогой, но я ему шею сломал.
– Вот даже как? – Миша Лебедкин ухватил себя за бороду, нахмурился. – Он жив?
– Жив. Насколько я знаю, его готовят к операции. Прогноз благоприятный…
– Никаких операций! – воскликнул Лебедкин. – Он – сам! Прикажи, чтобы его не трогали!
– Миша, я не собираюсь заниматься твоим шифу, – холодно произнес Грива. – Видишь ли, у меня есть другие дела…
– Какие дела! – перебил его Лебедкин. – Он тебя разбудил! Ты еще не понял?
– Как ты подключился к защищенному каналу? – спросил Грива.
– Это не важно! – отмахнулся Лебедкин. – Ты должен…
Что он должен, Грива узнавать не стал. Коснулся сенсора – и Лебедкин пропал.
Еще одно прикосновение – и на экране появилась знакомая комната-капсула, заполненная гелием. И стандартная больничная койка, на которой лежал он. Ничего не изменилось с тех пор, как Грива видел его в последний раз. Неподвижное тело. Два глаза закрыты, а третий закрывает фиксирующая повязка.
Артём испытал мгновенное облегчение от этой безмятежной картины…
А потом «картинка» на мониторе мгновенно изменилась. Узкое нечеловеческое лицо заполнило экран так внезапно, что Артём невольно отшатнулся. Но выпуклые жуткие глаза чужака «не отпустили» его. Сердце пропустило удар, когда Грива увидел, что его собственное лицо отражается в темно-зеленых зрачках чудовища.
Белое пламя…
Жил-был мастер. И жила-была птица. И влетела однажды птица в дом мастера, и заметалась по комнате, хлопая крыльями, сбрасывая рукописи и опрокидывая предметы. Однако мастер не стал ее ловить.
Подождал, пока птица оказалась напротив раскрытого окна, и громко хлопнул в ладоши. Испуганная птица метнулась прочь, в распахнутое окно – и обрела свободу.
«Спаси меня…» – прошептало чудовище.
«Спаси его…» – прошептал кто-то внутри Гривы.
Чудовищная боль – в двух зеленых глазах. И бездна – в третьем, черном…
Грива коснулся сенсора, и лик чудовища исчез с экрана.
Но остался в сознании Артёма, запечатленный с голографической точностью.
– Ладно, – сказал Артём по-русски. – Уговорил, черт языкатый. Я лечу к тебе.
– Я – с тобой, – раздался за спиной мелодичный голос.
Грива обернулся, как ужаленный.
Даша!
– Доброе утро, Артём.
– Доброе… Ты… Давно ты…
– Извини. Я думала, ты слышал, как я вошла, – виноватым голосом произнесла Даша.
– Ты… Ты его видела?
– Конечно, милый. В твоих снах.
– В моих… Что?
– В твоих снах, – повторила Даша с очаровательной улыбкой.
– Ты можешь видеть мои сны?
Воистину, сегодняшнее утро принесло Гриве много нового.
– Я – нет. Он – может, – Даша легонько коснулась живота. – Ты не знал? – И другим, озабоченным тоном: – Когда мы вылетаем? Я успею немного поплавать? Это полезно маленькому…
* * *– Извини, Юджин, я тебя не возьму! – непреклонно произнес Грива. – Это не твоя операция.
– Арти! – На Ирландца было больно смотреть. – За что, Арти?
Он не понимал. Юджин остался за бортом, когда Грива отправился в прошлое. Это можно было понять. Место только на одного… Приказ командования… Но – теперь? Почему? Хокусай сказал: Грива сам решит, кто пойдет с ним. О'Тулл был готов умереть за Артёма. Он был готов умереть вместо Артёма. И – вместе с ним.
Грива смотрел на своего давнего напарника и думал: «Почему я раньше его не понимал?»
Партнер, напарник. Умелый, сильный, надежный… Напарник. Не друг. Так думал Грива. Раньше…
– Брат, – сказал Артём тихо. – Поверь мне. Я знаю. – Он взял Ирландца за руку. – Вдвоем мы погибнем. Оба. Верь мне. Ты – можешь!
Юджин выдернул руку, резко повернулся и выбежал из салона.
Грива не окликнул. Он знал: Ирландец поймет. И простит. Если только Грива вернется.
А напарник в этой операции у Артёма уже есть.
Скажи кто-нибудь Гриве неделю назад, что он отправится на личную встречу с тем, кто только что убил больше тысячи человек, в компании беременной жены… Интересно, что бы Артём тогда ответил?
Они прилетели вдвоем. То есть не вдвоем, конечно. С ними была целая прорва народа и куча военной техники: охрана, обеспечение… Однако на самый южный континент они высадились вдвоем. Грива самолично посадил на ледяное плато транспортную вертушку, после чего они перегрузились в вездеход и уже на нем въехали в ворота ангара. Электроника не сработала, поэтому сами ворота пришлось обработать из пушки, а потом вышибить таранным ударом.
Первые тела они увидели уже в ангаре.
«Не смотри», – хотел сказать Артём, но вспомнил, через что прошла Даша, прежде чем попасть сюда… И промолчал.
Блеклые лампы аварийного освещения. Погасшие экраны. Темные панели. И мертвецы. Везде. В коридорах, на пандусах, на лестницах, между распахнутых дверей обесточенных лифтов. В спецкомбинезонах, в обычной одежде, полураздетые… Мужчины и женщины, старые и молодые, всех цветов кожи… И у всех на лицах застыло выражение жуткого нестерпимого отчаяния… У тех, у кого сохранились лица…
– Мы – на втором уровне, – негромко произнес Артём.
– Понял, – раздался негромкий голос Хокусая. – Маршрут?
– Схема не высвечивается. Но это не важно. Я знаю, куда идти.
Грива действительно знал. Он чувстствовал, где сейчас эпицентр этого мира. Мира смерти.
Люк задраен. Дежурная смена – в броне пятого уровня, с импульсниками и резонаторами. Импульсниками сумели воспользоваться двое. Выжгли себе мозги.
– Ты чувствуешь его? – спросил Грива Дашу.
Девушка покачала головой.
– Я чувствую тебя, – сказала она. – Тебе тревожно.
– Да, – согласился Артём. – А тебе?
Ее глаза – за прозрачным забралом шлема. Легкое движение головы: нет.
А Гриве – страшно. Однако страх был снаружи. Артём ощущал себя словно внутри батисферы, погруженной на тысячу метров. Он ощущал эту бездну. И видел крохотные капельки влаги, просочившиеся сквозь уплотнители люка… Не этого люка, который сейчас отделял их от камеры, другого. Того, который внутри.
Сейчас, в момент истины, Грива понял, какой подарок сделал ему ши-фу Миши Лебедкина. Великое равновесие. Нет, великое равнодушие. Равно-душие. Умение оставаться внутри – и смотреть извне. Китаец, который никогда не видел Артёма… Откуда он узнал?
Грива подошел к люку и решительно взялся за штурвал. Сервомоторы не работали, но конструкторы предусмотрели возможность раскрытия диафрагмы вручную. Правда, только снаружи…
Он сидел на краю койки, уронив длинные тонкие руки, повесив на грудь гладкую голову…
Жалкий и несчастный…
Грива не успел его пожалеть. Не успел даже напомнить себе о тысячах мертвецов в коридорах базы…
Он поднял голову и посмотрел на Артёма.
В чудесных изумрудных глазах мерцали желтые искры. Совсем не такой, как в последнем сне…
Но Грива видел его и таким.
– А я думал: ты – Ангел, – сказал Артём. – А ты – Смерть.
Трехглазый соскользнул с койки. У него была странная раскачивающаяся походка. Как у человека, который много времени провел в воде. Или – в невесомости.
«Броня» внутри сознания Артёма задрожала, натянулась, прогнулась под давлением новых чувств. Надежды, преданности, готовности…
Лишь – на несколько мгновений. Потом надежда ушла, сменившись прежними чувствами. Отчаянием. Одиночеством. Бесконечным одиночеством и полной бессмысленностью существования.
Артём задрожал. Еще чуть-чуть – и стена, защищающая его, рухнет…
Спасла его Даша. Откинула забрало шлема, сдернула перчатку. Свою и его. Прижала ладонь к ладони…
