Василий Сахаров - Мечник

— Командир, — меня окликнул один из пластунов, здоровенный парнище, кровь с молоком, и румянцем во всю щеку, который охранял наш трофей, сильно исхудавшего, но, тем не менее, все еще очень грозного и мощного собачьего вожака.

— Да, — я остановился рядом с ним.

— Нельзя ли на этом посту смену почаще производить?

— А что такое?

— Голова болит, и не у меня одного. Кто эту зверюгу, — он зло посмотрел на спутанного пса, — охраняет, тому не по себе. Никак два часа не высидеть. Полчаса проходит, и хоть вешайся, так башка раскалывается. Пока снотворное было, все хорошо, тварь спит, и у нас все нормально, а так, тяжко.

Мне вспомнились слова старика, встреченного нами несколько дней назад, про его общение с собачьим вожаком, и я спросил:

— Это все?

— Ну… — замялся парень.

— Говори, как есть, пойму.

— Сегодня утром Петруха псу в глаза посмотрел, и ему какие-то видения были. Он так перепугался, что теперь ни за какие коврижки на этот пост становиться не хочет.

— Ясно, смена каждые полчаса, в глаза собаке не смотреть. С проблемой попробуем разобраться.

Пластун был удовлетворен, улыбнулся, и снова уселся рядом с вожаком умных собак. Я отправился дальше, и первое, что сделал, это завалился на пару часов поспать. То, что я собирался осуществить, должно было потребовать от меня немало сил.

Проснувшись в назначенный срок, выпил чайку, взбодрился, еще раз проверил посты, предупредил о том, что хочу сделать Игнача, и снова подошел к спутанному сетями псу. Рядом с ним находился один из гвардейцев, он беспокойно переминался с ноги на ногу, и явно, с нетерпением ожидал смены.

— Свободен, — сказал я ему. — Отойди к костру, и сменщик пусть там же находится.

— Хочешь со зверем пообщаться? — гвардеец кивнул на пса.

— Да.

— Если что, то мы рядом, — воин кивнул головой и отошел в сторону.

Присев напротив пса, я глубоко вздохнул, унял волнение, которое во мне присутствовало, и посмотрел в желтые глаза огромной овчарки. Наши взгляды скрестились и как будто спутались в единое целое. Спустя минуту, я утонул в этой желтизне, и ко мне в мозг начали приходить видения. Сначала это были маленькие кусочки чего-то неосознанного, обрывки воспоминаний, но вот, произошла какая-то подстройка, и я ощутил себя не только Александром Мечниковым, человеком, но и вольным псом с непроизносимым именем, которое выражалось в сложном рыке, но которое можно было, весьма приблизительно, расшифровать как Лидер.

Он-я родился, неосознанно тыкается в материнский сосок, поглощает живительную жидкость, спит, просыпается и снова питается. Идет осознание себя, рядом мать, большая, добрая и теплая. Он-я не один, помимо него у матери еще четыре щенка, это три брата и сестра. Идет постоянный шум, он не осознает, что это такое, а я знаю, что это шум работающих машин, возможно дизелей или каких-то генераторов. Он-я открывает глаза, и видит Двуногих, которые приносят для матери еду, безвкусную белую массу, и наливают в большую миску воду.

Проходят дни, и он-я понимает, что они с матерью и другими щенками, находится в клетке. Мать передает видения, что так было не всегда, что они под землей, а где-то есть поверхность, и там есть воля. Двуногие делятся на хороших и плохих. Хорошие остались где-то далеко, а злые мучают их, и хотят сделать из них рабов. Она передает, что надо быть терпеливым, не показывать Двуногим, что они могут передавать и принимать информацию, как-то помимо рыка и лая. Все щенки воспринимают видения-образы, посылаемые матерью, как должное, и ведут себя осторожно.

Он-я подрос, стал крепко стоять на ногах, и однажды, рядом с клеткой остановились два Двуногих. Они были не в сером, как те, которые приносили им еду, а в белом. Мать передала, что эти Двуногие, самые опасные из всех, необходимо быть еще более осторожным, чем обычно, и затаиться. Братья и сестра прижались к теплому материнскому боку, а он, наоборот, подполз поближе к толстым прутьям клетки, и вслушался в голос страшных Двуногих, которые сами себя обозначали словом человек, а когда их было более двух, люди.

Один из людей, толстенький человек с одышкой, говорил другому, худому и со стеклами на глазах:

— Сенчин, вы обещали результат, а его нет. Вы говорили, что ваш вирионный ретровирус особенно сильно проявится на этом выводке. Однако никаких признаков, которые подтверждали бы ваши слова, нет. Что это, очередная ошибка или сознательный обман? Сколько можно обещать прорыв?

— Господин Майлс, — голос худого был глух, — я не ошибаюсь, и то, как себя ведет этот выводок, только доказывает мою правоту. Посмотрите на щенков, они стараются быть обычными и ничем не примечательными, но этим и выдают себя. Результат есть, но такому далекому от науки прагматику как вы, он не виден. Вчера вам был предоставлен полный отчет о проделанной работе, а вы, впрочем, как и всегда, даже не удосужились его прочесть.

— Бросьте, профессор, — толстяк взмахнул рукой, — мы с вами разные люди, вы ученый, а я военный. Я ничего не понимаю в ваших отчетах, а термины вроде вирионный инфекционный фактор, мегадальтон, типоспецифический антиген или трансактиватор, сводят меня с ума. Вы пользуетесь этим и попросту морочите мне голову. Ваша задача была проста, по наработкам советских ученых создать боевое животное с зачатками разума, а вы пытаетесь шагнуть дальше и сделать из этих собак полноценных разумных существ. Вы уверены, что достигли положительного результата?

— Да, Майлс, я уверен и анализы ДНК, взятые у этих особей, не лгут. Изменения в организме самки и ее потомства необратимы, и это новый вид разумных существ. Мы как боги, Майлс. Представьте себе это. Мы — творцы!

— Боги не стали бы сидеть под земной толщей вот уже десять лет, — ухмыльнулся толстяк. — И для того, чтобы выйти на поверхность как хозяева нового мира, нам надо подчинить себе этих мутантов и заставить их работать только на себя.

— Все будет, но для этого нужно терпение.

— К черту терпение! К черту ласку, когда этих тварей можно просто выдрессировать! Смотрите как надо, — Майлс хватает какую-то длинную палку, которая стоит в углу, и тычет ею в сторону матери.

Электрический удар, самка сжимается в комок и жалобно скулит, а мучитель, наносит удар по щенку. Боль! Резкая и мгновенная боль! На миг, разум покидает тело, и снова возвращается в него.

— Остановитесь! — худой выхватывает палку из рук мучителя, и ставит ее обратно в угол. — С этими так нельзя, это не боевые образцы, и не экспериментальные. Их надо беречь.

— Ничего, — Майлс усмехается. — Этот метод подчинения опробован многократно, так что и здесь он себя оправдает.