Кочевники неба - Вадим Павлович Калашов
– Дело не в леди Матильде. Я разочаровался… в тебе.
– Во мне? Мы едва знакомы!
– Не в тебе самом, а в таких, как ты.
Менестрель подкрутил ус и попросил Лилле не продолжать.
– Ты, верно, столкнулся с подлецом, который говорит, что служит музам, а на деле – своему кошельку, интересам сильных мира сего и собственному тщеславию.
– Можно и так сказать. А что, разве бывают другие… творцы?
– Конечно! Ничто человеческое нам не чуждо. Дурное, в том числе. Но подлецов среди нас не больше, чем среди других людей.
И Яивер стал рассказывать, как он отвергал злато, сохраняя честь: отказывался прославлять тиранов и восхвалять некрасивых купеческих жён. Как сидел в тюрьме из-за своих стихов. Он даже в петле успел побывать, но в последнюю минуту его помиловали.
Свою историю он подкрепил отрывками из нескольких автобиографических баллад, которые Лилле понравились, но…
– Но откуда мне знать, что это всё правда, а не искусная ложь?
– Слушай сердце своё!
– Это плохой, как я понял недавно, советчик в разговоре с творцами.
– Тогда открой для себя искусство, которое никогда не лжёт!
– А есть такое?
Менестрель улыбнулся и снял лютню с плеч. Едва его пальцы коснулись струн, мир для Лилле перестал существовать. Он будто бы окунулся с головой в прозрачный ручей, и дышал, словно рыба, его водами.
Яивер Жаворонок улыбнулся краешком губ и вместо того, чтобы перебирать струны, заиграл боем.
Лилле перенёсся на поле битвы. Он не видел противника, но слышал топот его конницы, чувствовал приближение грозной сечи, азарт схватки и страх гибели.
А потом Лилле совсем прекратил понимать, что он чувствует. Яивер вывел какую-то щемящую мелодию. Никаких картин не возникало в голове Лилле, но стук сердца отдавался в ушах, а глаза сами собой увлажнились.
Когда Яивер закончил ласкать струны, Лилле ничего не мог сказать. Но его взгляд дал понять, что демонстрация самого честного искусства удалась.
– Если бы я сам всего этого не испытывал, я бы не смог тебе этого всего передать. В Гардвее меня ждёт новая лютня от мастера Девино, а эту я хочу подарить тебе вместе с пергаментом, где содержатся азы игры.
Лилле замотал головой, отказываясь от подарка.
– А что, если я так и не научусь играть?
– Неважно. Важен сам процесс. Чем чаще ты прикасаешься к самому честному из искусств, тем лучше чувствуешь фальшь. Везде. В людях. В стихах. И учишься искать таких же чистых, как правильный звук, собеседников, будь то живой человек или книга. Моя лютня вернёт тебе доверие к прекрасному. Музыка… она никогда не лжёт!
Менестрелю удалось убедить Лилле. Больше он не отвергал его дар.
Глава 7
Она не забыла меня
Как ни просили рыцари задержаться, Лилле отправился в путь.
Осень уже вовсю вступила в свои права и подгоняла каждого мальчика Миртару, не желавшего остаться в нижнем мире. И пусть до предгорий оставалась всего неделя конного хода, а до первого снега – не меньше двух месяцев, Лилле не хотел рисковать. Ему и так пришлось отлёживаться лишние три дня. Его свалил не хмель – он оставался верен клятве Бархатной Степи. История была интереснее.
Как ни настаивал барон, Лилле не принял приглашения стать его приёмным сыном вместо Варэка. И от предложения графа из палатки со звёздами посвятить его в рыцари он тоже отказался. И тогда барону Леффу под влиянием второй бутылки пришла в голову новая идея.
– Мы всё равно с тобой породнимся! Не хочешь стать мне сыном, так стань братом!
Лилле, ещё не зная, в чём заключается обычай, согласился. И вот теперь у него ныла рука, а шрам, видимо, ему придётся носить всю жизнь.
«Смешать кровь» с мальчиком, попавшим в легенды, захотел не только барон. Лилле был уверен, что рана уже закрылась, когда он упал в бессилии на землю, и пьяные рыцари прикладывали окровавленные предплечья впустую, но формально он теперь считался побратимом трёхсот двадцати трёх знатных людей. Полный список замков, где ему теперь окажут почётный приём, был занесён в пергамент и вложен торжественно в руки.
«Вот женюсь – разумеется, на круштанке – и передам будущему сыну, когда пойдёт в Миртару», – подумал подросток.
Насчёт своего Миртару Лилле уже однозначно решил: всё закончено. При всей своей богатой фантазии он не мог представить, что может случиться с ним перед самыми предгорьями. Если подросток кого и рассчитывал встретить в необитаемой местности, которая начиналась за Красной башней, то учителей Миртару, купцов Хитиновой Гильдии и таких же, как он, мальчиков, решивших, что сполна познали нижний мир. Поэтому, увидев на четвёртый день пути юношу на коне, не свернул в сторону, а наоборот, пустил лошадь, любезно подаренную графом, в галоп.
– Ну что, привет? С какого ты крушта? Ого, облачение всадника Агароссы! Ты что, был у них в плену и бежал? Хотя нет, тогда бы ты был в рубище раба.
Когда Лилле понял, что незнакомый длинноволосый юноша ни слова не понимает по-круштански, было уже поздно. Звук рожка разнёсся далеко в пустоши, и на сигнал разведчика отозвались шесть воинов. Будь Лилле более опытным наездником, он бы смог от них уйти, а так они загнали его, словно оленя на охоте, а потом предложили на Странникусе не оказывать сопротивления.
– Мы отведём тебя в наш лагерь, юный круштан. И если ты не тот, кого мы ищем, ты пойдёшь дальше своей дорогой.
Чем бы ни досадил его сверстник всадникам Агароссы, Лилле ему не завидовал. Агароссцы славились своей свирепостью. Лучшая в мире, после рыцарской, конница не завоевала весь мир только благодаря вражде с собственной пехотой. Этой стране была знакома диктатура, но она не имела одного правителя. Шесть тиранов шести городов конкурировали между собой, но прежде всего – с нежелавшими признавать их тиранию вольными всадниками. В городских боях не было шансов у конников, в поле всадники громили городскую пехоту, поэтому со временем установился некий паритет. Всадники по-прежнему не платили налоги и подчинялись не тиранам, а собственным клановым королевам, но обязывались защищать любой из городов Агароссы при первой же опасности, в свою очередь, получая скидку при покупке товаров в ремесленных мастерских.
Лилле даже обрадовался возможности рассмотреть вблизи легендарных всадников, ничего не опасаясь. Каждый из них носил тяжёлый, но открытый шлем, с которого спускались на шею тугие косички из плотной кожи, которые с крушта Лилле принимал за волосы. А, оказалось, агароссцы, действительно, носили длинные волосы, но таким манером, чтобы они
