Михаил Ахманов - Ливиец
– Такое разнообразие культур, обычаев и обликов, – произнес Принц. – Белые, желтые, черные, краснокожие… Одни двухметрового роста, другие не выше десятилетних детей… Сотни религий и верований, тысячи мест обитания, на юге и севере, во льдах и джунглях, в горах и степях… Разные архитектурные традиции, разные одежды, разные достижения. Кто-то не знал колеса, а кто-то строил пирамиды, приручал животных, изобретал паровую машину и, наконец, шагнул на Луну и Марс. Наши предки, Ливиец… Как вы думаете, что между ними общего?
– Все они люди, – ответил я, но Принц недовольно поморщился:
– Люди! Это лежит на поверхности, мой дорогой. Элементарный вывод, не достойный вашего ума!
Брейн хмыкнул, и, поглядев на него, я понял, что имеется в виду. Общее было так очевидно с точки зрения его занятий и так трагично! Нередко я сам размышлял об этой печальной общности, испытывая едва ли не чувство вины, хотя скорее подходила жалость. Вина свободного и сильного потомка перед несчастным предком, жалость к его страданиям и тяготам, к его обреченности и страху перед небытием… Конечно, я знал, что между ними общего!
Рука Принца шевельнулась, и зал с колоннами исчез.
– Вижу, вы понимаете, – вымолвил он. – Они умерли! Все эти люди умерли – и те, что бродили в саванне с кремневыми дротиками, и те, что сумели подняться в космос. Огромная разница в знаниях, в технической мощи, в культуре, но одинаковая – и неизбежная! – судьба. Скажите, разве это справедливо? Разве мы, живущие тысячелетия в своих телах и вечно – там, в галактических просторах, – не обязаны что-то изменить?
– Тем более что это в наших силах, – сказал Брейн. – Вы, Ливиец, исследователь прошлого, Принц – нейрофизик, я – танатолог… Возможно, из нас троих я ближе всех стою к проблеме, острее чувствую ее. Я просмотрел множество записей в мегалите вашего Койна и видел всякую смерть, насильственную и естественную, смерть от болезней и старости, от пули и клинка, самоубийство, гибель под пытками, смерть во время землетрясений и наводнений. Неимоверное количество разных смертей! Но все они мерзки, все отвратительны… Разве наш долг не в том, чтобы сразиться со смертью и победить? Дать предкам еще один шанс? Рассеять в прошлом некий ментальный инструмент, который в случае смерти человека захватывает его психоматрицу, хранит ее в закапсулированном виде и по определенному сигналу…
– …пересылает к нам, – закончил Принц. – А мы уж позаботимся о надлежащем теле!
Прежние подозрения ожили, и под сердцем у меня похолодело. – Ловушки, – произнес я, – ловушки и темпоральный канал! Вот зачем они вам понадобились! Помнится, Принц, при первой нашей встрече вы спрашивали меня, есть ли в минувшем личность, мужчина или женщина, которых я пожелал бы спасти… Экстрагировать психоматрицу в ловушку Григса, перенести в нашу эпоху, наделить новой совершенной плотью… И что я вам ответил?
– А, старая песня! – Он махнул рукой. – Вы говорили о психологической несовместимости с нашей эпохой, о том, что люди прошлого, вернувшись к жизни, будут беспомощны в нашем мире и, значит, глубоко несчастны. Не буду спорить, это так – ведь мы при всем желании не можем изменить их примитивный разум. Но существует множество миров, в которых можно расселить десятки миллиардов в условиях изоляции, временного резервата. Возьмите хотя бы восемь недавно обнаруженных планет – тех, что что спасли от поглощения Воронкой. Каждая размером с Землю и способна прокормить сотни народов и племен! Люди из Темных Веков немногочисленны, им хватит одной планеты, может быть, двух. Остальные мы отдадим Эпохе Взлета по столетиям: девятнадцатый век, первая половина двадцатого, вторая…
– Но что же вы будете делать с Эрой Унижения? – перебил я. – С сотнями миллиардов людей, что обитали в подземных куполах? С этой гигантской инертной массой, привыкшей получать готовое сырье?
– В Галактике хватит свободных миров помимо Триолета, – заметил Брейн. – К тому же реактивация данного периода относится ко второй фазе проекта, когда мы получим достаточный опыт. То, о чем сказал коллега Принц, Эпоха Взлета и Темные Века, заселение Шивы, Брахмы и других планет – первая фаза. Но до нее будет еще нулевая, сугубо экспериментальная. В этот период ваша поддержка и опыт окажутся поистине бесценными. Вы понимаете, что я имею в виду?
– Ливийцы, – прошептал я, – ливийцы-ошу…
– Вот именно. Малочисленные кланы, занимавшие скудные засушливые территории на краю света, практически не вступавшие в контакт с другими народами и, наконец, исчезнувшие без следа. Их быт, орудия, культура и язык не изменялись на протяжении двух тысячелетий; ливиец-ошу времен пирамид поймет ливийца эпохи Рамессидов. Очень подходящий объект для локального эксперимента! – С одобрением щелкнув пальцами, координатор добавил: – Мы изучили ряд сообществ, существовавших в замкнутых или почти замкнутых анклавах. Полинезийцы, шерпы, майя, некоторые другие индейские племена… Ливийцы, однако, предпочтительнее. Они обладают наибольшей приспособляемостью и жизненной силой. Скорее всего, мы переселим их в саванны Кришны, более богатые и плодородные, чем Западная Сахара.
Кажется, все у них было продумано, все схвачено, план реанимации усопшего человечества разработан до тонкостей. Для меня, пожалуй, самое страшное заключалось в том, что я колебался, не в силах одобрить или отвергнуть их проект. С одной стороны, он был технически выполним и не посягал на принцип Ольгерда, поскольку экстрагировались психоматрицы гибнущих людей. Кроме того, он был несомненно гуманен; в силу своей профессии я видел столько страданий, крови и смертей, что мысль о более счастливой участи для умерших не вызывала у меня протеста. Совсем наоборот, она была мне так близка! Дать этим обездоленным, чья жизнь была такой короткой, беспросветной, мрачной, еще один шанс, возможность долгого существования и вечность в лоне Носфератов… Благородная задача! Но, если вдуматься серьезно, что произойдет на практике? Можно ли вернуть минувшее и повторить его в более счастливом варианте? Как это сделать? Не станет ли тысячелетняя жизнь цепью новых страданий и мук? Должны ли мы забыть о предках, когда воскресим их и переселим в девственный мир, либо оказывать им помощь тайно или явно? И кем мы станем в этом случае для них? Богами? Демонами?
Я задал этот вопрос Принцу и Брейну и ощутил, как их неколебимая уверенность сменяется сомнением. Они не знали! Их мысли сосредоточились на оживлении прошлого, тогда как проблема его согласования с настоящим откладывалась на потом. Я откинулся в кресле и попытался представить, возможен ли этот симбиоз. Я вспоминал свои странствия, не все, ибо их слишком много, но самые последние; я думал о людях, встречавшихся мне, и тех, в кого я воплощался сам. Способны ли они перемениться? Яхмос, повелитель Обеих Земель, его генералы Амени, Тхути и другие? Гибли, Ветер Смерти, со своими соратниками, рыжим Иуалатом, Усуркуном, Масахартой? Сифакс и Кайтасса из клана Леопарда, что в оазисе Уам-Неш? Потомки Инара – Пекрур, Пемалхим, Петхонс, Улхени? Урдмана, владыка Мендеса? Все они были людьми войны, всосавшими с материнским молоком склонность к разбою и грабежам, тягу к насилию и власти. Конечно, имелись и другие – ласковая Небем-васт, кроткая Дафна, а кроме них – тысячи тысяч крестьян, мореходов, рабов, ремесленников и торговцев. Частью инертная масса, частью питавшая страсть к резне, наживе, бунтам и неподчинению законам. Пороки, которые нельзя считать пороками; скорее – стойкое мировоззрение, в котором ненависть, страх и вражда были социальным инстинктом.
Можно ли его переломить? И какова цена такой метаморфозы? Во что она обойдется ломающим и тем, кого ломают? Нам и им?
Я посмотрел в зеленые зрачки Принца, в темные глаза Брейна. Потом спросил:
– Велик ли Койн Супериоров? Многих ли вы можете привлечь к проекту – скажем, на второй его стадии?
– При чем здесь это?.. – начал Принц, но Брейн ответил:
– Мы, разумеется, не можем равняться с Койнами Модераторов, Чистильщиков или Наставников. Нас несколько миллионов, шесть или семь… Я никогда не интересовался точной цифрой.
– Шесть или семь миллионов… Когда вы заселите хотя бы одну планету Триолета, на каждого из вас придется по паре тысяч человек из Темных Веков. Невежественных, испуганных и довольно злобных. Будут и другие – те, что привыкли к власти, к насилию, к своему божественному праву карать и миловать. Карать гораздо чаще и самыми разнообразными способами… Что вы сделаете с ними? Как заставите перемениться? Тоже начнете карать? Хорошим – финик и банан, плохих – под разряд излучателя, так? Но это легкая смерть, и многих она не испугает. Я мог бы поделиться с вами опытом устрашения… можно зарывать живьем в песок, бросать крокодилам или гиенам, медленно топить в мешке, спускать кожу кнутом, подпаливать пятки… Самые скорые методы сделать всех хорошими!
