Стас Северский - Тени прошлого — тени будущего
Транспорт резко повернул, и Айнер разогнал его на полную скорость, но я все смотрю на мониторы заднего и бокового обзора — на отдаленную мраком искристую звезду, отраженную льдами, на столбы лучей, пущенных в небо башнями, вздымающими надо льдом их тонкие иглы… Это Хантэрхайм, подавляющий нас своей холодной волей… Хантэрхайм, встающий на пути врага стеной ледяных игл… Он охранит этим морозом Штрауб и Шаттенберг… подобно верховному главнокомандующему системы, не выходящему из его окруженного сиянием штабного корпуса… Быть единым с Хантэрхаймом — замерзнуть, застыть вровень с системой, ведущей долгую жестокую войну. Нигде больше мы уже не сможем дать сражений такой мощи. Теперь мы будем защищать его… когда он будет нападать на нас, вооруженный этим отраженным светом, после отраженных нами ударов врага… Мне предстоит долгий и тяжкий труд, чтобы не забыть, что за Хантэрхаймом стоит Штрауб.
Начинает бить озноб… Это неоспоримо доказывает, что сегодня я получил предельную дозу бескрайней бесприютной стужи и такую порцию обжигающего пламени, что тошнотой поперек горла встает… Айнер так и ссадил меня на стоянке нашей части — окончательно разбитого и расколотого им и теми, кто воевал и воюет среди этих чертовых снежных равнин и замерзших скал, стенами окружающих этот город, слепящий до полного помрачения… Командир вернул мне оружие, выдал сахарные блоки и отпустил одного куда-то в незнакомый мне мрак коридоров и переходов… Он забрал только бич, который я не сдал еще в Штраубе, еще вчера…
Запись № 16
0000 000 00:00
11.04.205 год Новой Техно-Эры 7:00
Молча и одиноко бреду по тишине… В голове еще не улеглись коды, вбитые Айнером, как гвозди, — мне кажется, что с каждым моим шагом они врезаются мне в виски болью… Стараюсь ступать тише, чтобы не тревожить эти гвозди, будто торчащие из моей головы во все стороны… Только это не гвозди, а волосы дыбом встали… Что-то холодком пробегает по позвоночнику — будто чужой взгляд в спину из темноты… Это стирает последние следы теплоты и дремы, которые еще остались от скормленных мне Айнером бутербродов… В полумгле вокруг меня скручиваются какие-то мелькающие и исчезающие тени… Но здесь нет никого и ничего… Ни шороха, ни искры — ровно темно и ровно тихо…
Этот мертвый сон заставляет меня проснуться. «Подъем» не отозвался привычным позывным, хоть и подошло время… Нет, полк не подняли… Посмотрел на браслет — оказалось, у нас еще целый час. Он отдан сну. Это дополнительное время даровано нам после трудного боя… Вроде понятно… Но я этому не рад… Сейчас это как-то настораживает… Тишиной поглощены все наши части — все армейские части… Такого не должно быть сразу после штурма, когда у нас столько дел с обеспечением безопасности… Или безопасностью здесь сейчас занимается кто-то другой?.. Я оглянулся и ускорил шаг, поймав краем глаза тень, будто явленную из глухой стены и тишины никем… «Тени»… Безопасность передали им?.. Но это значит, что опасен не один враг, но и… Уверен, что мы спим, что нам позволено спать не от того, что наш сон был усечен и что он нам нужен больше обычного… Сон не дан нам наградой — штурм тут ни при чем. Нас отдали тишине и мраку, чтобы дать время «теням»…
Я почти бегу с излучателем в руках, будто смогу применить его против наших «теней»… Здесь нет никого и ничего — нет даже моей тени в этом сумраке… И очень тихо — очень тщательно попрятались крысы… А крысы обычно исчезают перед боем… Это верное предзнаменование боевых действий. Я засек далекий сигнал… Где-то за этой тишью занимают посты «защитники»…
Причиной и тому, и другому, скорей, послужили непростые разборки DIS с нашим прямым командованием. Точно, нас, окончательно вымотанных, специально устранили из системы наиболее верным способом до того времени, как наши сержанты выстоят допросы и нам вернут наших взводных… Обидно до злобы… Сейчас на усиление охраны должны быть брошены все силы… А мы, выходит, и пост принять не годны до того, как нас… А допросы что-то долго идут… На месте задачу не решили — это плохо… Но на месте эту задачу и не порешили вместе с нами — это хорошо… Последний вариант к нам ближе был. Хорошо, что не тот у нас случай еще… Только мне сейчас… Мне и подобные вымученные мысли кажутся ровнее плит этого мрачного тоннеля — швы меж плитами с ободранной штурмом обшивкой сбивают каждый мой скорый шаг… Пробираюсь по пустой темноте, спотыкаясь, с деферентом на нос и опорой на стену, но темп стараюсь не сбавлять… Только и думаю теперь, что еле доплетусь до койки и… И уснуть не смогу…
Коридор не кончается. Мне всюду мерещатся враги, и я с трудом удерживаю нервы от судорожной реакции… Что-то готово отдать моей руке приказ — «сжать руку и спустить луч», но это не мой разум… Каркасы пустых дверей слепы… но устремленный на меня взгляд зорок… Не различаю шинели этого офицера во мраке — только что-то острое, еще более черное, чем этот мрак, бьет по глазам… Я встал у стены, прижал правую руку к плечу, левую — к портупее… Мое оружие блокировано мной, и теперь может быть применено лишь по приказу высшего офицера, не покидающего зоны видимости. Обычно — это формальность, но сейчас — свидетельство полного подчинения. Я жду… реакции нет. Он понял, что я не отошел к стене, почтительно уступая ему дорогу, — скорее, бросился к ней, как к блоку прикрытия… Он понял, что это не продиктованное уставом и привычкой приветствие, — скорее, оборонительная позиция… И он молчит, смотря мне в глаза из темноты… Может, его и нет вовсе — может, просто мрак густой… Только я не бросил попытки выделить его фоновый сигнал… и обнаружил его — офицера-S12… Точно — S12.
Я сосредоточил все внимание, которое еще не расползлось сонными от усталости крысами по тайным ходам моего разума… Я узнал его… Я помню этот сигнал… Этого офицера знают все… Не так хорошо, как других, но знают все, знают везде… Тишинский вышел из тишины…
Он кладет руку на плечо и опускает, освобождая меня, но не отводя остановленного на мне взгляда… Он уходит… Его машины, закрывая его тусклым свеченьем, следуют за ним. Я смотрю ему в спину… Он оборачивается через плечо и останавливает мой взгляд блестящими стеклом глазами… У него не живые глаза, как и у Скара… Но это не тот ровный взгляд, видящий все сразу и ничего отдельно… Этот цепкий взгляд не прошел сквозь и через меня досмотровым лучом — при досмотре он разодрал меня по кускам когтями, раздирая каждый кусок в клочья в поисках «скрытого»… Озноб пробрал меня с новой силой — унять его я почти не могу… Это сказывается утомление… Точно, это от усталости… Только, как бы я не отгонял эти мысли, я знаю, что встречи с генералами DIS всегда не к добру… А с ним — с главой управления службы внутренней безопасности этих ледяных пустынь… Надо проверить пропуск — настроить его сигнал на большую частоту. И бежать… Нет, идти ровней.
Казармы опустели после этой ночи… Сорг, Хорн и Нор — неизвестно где, будто их и нет. Лесовский спит. А я заснуть никак не могу — слушаю шаги за дверями… К горлу ком подступает. Нет, этого не будет… Не сейчас — еще не слишком тихо, чтобы срывать тишину боем. Я даже не знаю толком, где был и чему был свидетелем. Надо думать о другом, о том, что я записал… А записал я и то, и это… и что-то еще — что-то не то… И ошейник помнит больше, чем я… Не понимаю, как это получилось… И что теперь делать?.. Что мне делать?! Лесовского будить!
— Влад, проснись…
Теперь ясно, отчего мне Стикк дни напролет мозги, как его чертовы сапоги, до блеску чистил, отчего последний разнос устроил… И что он с этим темнил?.. Переоценил мои способности… Нет, не мог он просто открыто сказать. Иначе, как напролом, Стикку соображений не донести. А до того, как его вплотную не прижмет, он таких штук не делает. Это Айнер, как рентген-луч, насквозь всех видит и по «границам» уверенно ходит… Только и ему пришлось со мной далеко зайти… После его разъяснений и моих стараний следовать им, этому вредоносному черт знает чему должен был прийти конец… Но конец не пришел… Запись я не пресек и не стер… Значит нужно подумать, что еще можно сделать с ошейником… Но мне не только с ним нужно что-то делать, но и с моей головой!.. Я должен как-то это остановить!.. Прекратить запись всего, что бродит по закоулкам и подворотням моего разума!.. И подворотни эти с закоулками я обязан расчистить!.. Иначе по ним что попало бродить продолжит!..
— Черт. Влад, проснись.
Учет мыслей и поиск скрытых поблизости преступлений — еще день назад не мое это было дело… Мои поступки, командные досмотры отчетных записей — вызывали только череду указаний… теперь вызывают чередой допросы… Никогда раньше этого не было. Устранить беспорядки и их последствия действием, минуя офицеров, — было такое… Товарищей прикрыть — обычное дело… Иначе и быть не должно под бременем войны… Случаи, конечно, прежде не такие серьезные были, как теперь… Но и теперь… После штурмовых операций мы, порой, поступаем не иначе, чем при их ходе, — действуем решительно и без потери времени, ориентируясь больше по ситуации, чем по обобщенным указаниям… А здесь, кроме сражений, почти ничего нет… Значит, нет и почти никакой разницы между действиями в бою и после боя… Нам прощают эти вольности и в Штраубе, и в Шаттенберге… Значит, должны простить и здесь — просто обязаны… Но здесь другой порядок… Тут есть что-то еще, что требует более резких решений более серьезных задач. Тут ведут не одну войну… И, похоже, поле битвы шире, чем мне виделось прежде…
