Олег Верещагин - Очищение
Потому что это был мальчишка – лет трех, не больше. Голый, невероятно грязный, лохматый. Но при этом перед Сажиным мальчик сидел совершенно спокойно, глядя по сторонам совсем не как испуганный или одичавший ребенок.
– Кто это? – изумился Романов. – Ты где его взял?!
– Тут, – Сажин показал за плечо, одной рукой придерживая мальчика. – За кустами чуть конем не стоптал. Да не в этом дело… – Он чуть наклонился к найденышу и тихо спросил: – Ну-ка, ну-ка… ты кто?
– Ми’ослав, – сказал мальчик. – Я Ми’ослав. Коб’ин[28]. – И удивленно посмотрел вверх-назад: мол, дядя, ты уже про это спрашивал.
Он говорил совершенно ясно, так, как положено говорить трехлетнему ребенку, о котором заботились родители, только с легкой возрастной картавостью.
Вокруг зашумели. Изумленно. Недоверчиво. Почти испуганно. Началась суета, мальчишку сняли с седла, принялись неумело с ним возиться, больше мешая друг другу. Тот не выказывал ни малейшего испуга, что-то попискивал, словно оказался среди хорошо знакомых и привычных людей. Улыбался даже.
– Странно… – Романов задумался, глядя на мальчишку. – Мальчику года три. То есть он родился незадолго до того, как все это началось. Почему он жив? Он не мог выжить – просто умер бы.
– Может быть, его выкормили какие-то звери? – предположил Провоторов. – Как Маугли? Бывали ведь такие случаи…
– Бывали… да… Но он ходит…. Ты смотри, уверенно ходит! И говорит, как положено говорить ребенку в три года.
– Ну так, может, он тут жил с матерью, а она умерла или погибла недавно? – предложил версию Провоторов. – Может, вот сегодня утром? Может, этот кадр тут жил не один, а с женщиной, и это их сын?
– Может… Нет, не может! – резко оговорил себя же Романов. – Ни одна мать, с другой стороны, так не запустит своего ребенка. Нет одежды, грязный – слоями. Нестриженный, по-моему, с рождения… А если бы запустила – опять же, не научила бы ходить и говорить… Не понимаю. Ничего не понимаю в этой истории. Дикая она какая-то… – Он рукой показал, чтобы дали дорогу, присел перед мальчиком (его уже закутали в куртку, рядом сидел на корточках улыбающийся Максим, а Игнат подавал ему стаканчик с чаем из термоса) и спросил ласково: – Мирослав… а где твоя мама?
Мальчик беспечно пожал плечиками. Ответил:
– Не помью.
– А ты знаешь, кто это? – допытывался Романов.
– Ага… – Он сосредоточенно захлюпал чаем.
Максим умоляюще посмотрел на Романова, сказал:
– Ну дайте ему попить… потом спросите… – И встревожился, глаза потемнели: – Мы же его не бросим?!
– Не глупи, конечно, нет, – раздраженно ответил Романов.
Максим чуть сжался, но раздражение было обращено не к нему. Романов поднялся с корточек, отряхнул почти зло колени, хотя на них не вставал.
– А это вообще человек? – сказал кто-то из дружинников. На него стали оглядываться – удивленно, даже возмущенно. – Черт его знает…
– Перекрестить, что ли?!
– Святой водой побрызгать!
– Ерунда…
– Не, погодите, я точно знаю…
– Ну правда – не бросать же!
– Да всяко не бросим, но интересно же! – начался гомон.
Найденыш вертел головой, хлопал глазами, потом, видимо, решил, что все это ерунда, и вернулся к чаю. Булькнул им и смешно чихнул.
Спор прекратился – все начали улыбаться, потом кто-то засмеялся. А Максим сказал малышу:
– Не булькай так. Некрасиво.
* * *Это была вертолетная площадка. Большая, на несколько посадочных кругов. Машин тут не было, но заброшенной площадка не выглядела. От ее дальнего конца уводила в лес хорошо видимая асфальтированная ровная дорога. Тоже чистая, хоть и узкая. Далеко в конце виднелось какое-то здание – расплывчато виднелось.
Дружина вообще проехала бы мимо. Сюда двоих дружинников завела погоня за подстреленным кабаном. Кабан так и ушел – продравшись верхами через кусты, охотники про него забыли от изумления, когда увидели эту площадку.
– База, что ли? – спросил кто-то из порученцев.
Игнат отозвался:
– Да «новый русский» какой-нибудь жил… или живет, может? – Шалаев тревожно посмотрел на Романова: – Николай Федорович… посмотрим?
– Да надо… – Романов соскочил наземь. – Провоторов, Санаев, Снегуров, Бальзин… – Он называл дружинников, потом добавил, обращаясь к порученцам: – Белосельский и Шалаев – за мной. Остальные тут, с конями.
Санаев и Снегуров сразу пошли вперед – слева и справа по сторонам дороги. Остальные держались рядом с Романовым на правой обочине, порученцы – в хвосте слева. По дороге под ветвями-лапами сосен, почти закрывших сверху небо, дул ветерок. Асфальт был уложен хорошо, на нем не было ни единой трещинки. Но не было никакой разметки и ни одного дорожного знака. Видимо, дорога служила только для связи с площадками.
Одноэтажный длинный дом был похож… то ли на школу, то ли на больницу. Выглядел он нежилым, прочные кованые ворота в ограде из частых металлических прутьев – распахнуты. Двор порос травой – неокультуренной, но остатки клумб и кустов – части ландшафтного дизайна – еще виднелись.
– Не жилой это дом, – сказал Санаев (они остановились в тени у конца дороги, там, где она вливалась в асфальтовое кольцо, обегавшее, видимо, весь комплекс). – Смотри сам… – Романов кивнул. Окна все были забраны внешними металлическими ставнями. – Но кто-то тут бывает. – Дружинник показал глазами, и Романов увидел пятно чего-то маслянистого на асфальте у обочины. – Кто-то носил канистры с горючим. Бензин это. И недавно.
– Но сейчас, похоже, тут никого нет. – Романов еще раз осмотрел здание. – Ни вывесок… ничего.
– Может, какая военная база все-таки? – спросил Игнат. Романов медленно покачал головой:
– Нет… по крайней мере, я такой не знаю, а у меня допуск был неплохой. Нет тут баз. Да и не похоже это на базу совершенно. Может… Нет, не знаю.
– Давайте посмотрим, – предложил Игнат. Женька поддержал его энергичными кивками.
– Прикрой, – сказал Романов Бальзину. Тот флегматично – и очень быстро – канул за обочину, и оттуда поднялся и, порыскав, застыл ствол «ПКМ». В тени он был почти неразличим. – Перекатами, – кивнул Романов.
Санаев и Снегуров побежали, пригнувшись, в ворота…
…Вход неожиданно обнаружился за правым углом здания. Дверь наверху – открытая, как выяснилось, – и большой въезд ниже, в конце заглубленного спуска. Металлические створки-гармошка были разведены в стороны. Отсюда, из-за угла, было видно, что совсем недалеко от здания, в полукилометре каком-то, – завал сухого леса, вздыбленная земля, валяющиеся валуны… Там начинался океан – оказывается, он пришел и сюда. На какой-то миг Романову почудилось… да, почудилось – но очень явственно, – что на кольцевой дороге с той стороны здания промелькнул силуэт мотоциклиста. Он тряхнул головой. Нет. Никого, конечно.
– Посмотрите внутри, – Романов кивнул своим. – Только внимательно и осторожно. Не нравится мне все это… А я тут, внизу, погляжу. Белосельский, со мной!
Женька кивнул, нагло отстранил Романова прикладом и первым – стремительно, бесшумно – скользнул в темный проем. Карабин у него был за плечами, в руке – «ТТ». Романов достал «макар» и пошел следом. И вздрогнул, когда Женька что-то мукнул впереди в темноте – и зажегся неяркий, но проникающий во все углы свет.
Романов растерянно опустил оружие. Женька, стоявший под выключателем (рычажком с красной головкой), тоже осматривался удивленно.
В большом помещении (лишь посередине и от входа было свободное место, тут явно ставили въезжавшие прямо сверху машины, причем, судя по высоте потолка, как бы не автобус влезал…) на стеллажах лежали… вещи. Много самых разных вещей. Детских – одежда, обувь, головные уборы, всякая мелочь. Без особого порядка, даже не рассортированы они были.
Женька изумленно расширил глаза, быстро кивнул Романову – вопросительно. Но тот не ответил на явный и ясный вопрос. К нему начинало приходить жуткое понимание. Определенное и какое-то мгновенное – он сразупонял, что видит перед собой, но при этом не хотел верить своему пониманию, и оно шло какими-то толчками в такт стуку пульса в висках.
Трудно было сдвинуться с места. Но Романов заставил себя сделать это, не обращая внимания на требовательное и сердитое мычание Женьки. Бесшумно ступая по запыленному полу, прошел вдоль стеллажей. Долго смотрел на потрепанную кроссовку с аккуратно зашнурованными шнурками. Так нечасто шнуруют дети, да и немодно так было шнуровать… Наверное, так учила мальчишку мать: сынок, будь аккуратным… И даже когда он снимал обувь здесь, в последний раз, он по привычке аккуратно сложил шнурки внутрь, чтобы не попали под подошву и не запачкались, когда поставишь на стеллаж. Или он ничего не знал, этот мальчик? Думал, что вернется? Как их вообще привозили сюда? Вертолетами? Или была какая-то еще дорога… была, наверное… Кто они были?
