Андрей Буторин - Метро 2033: Подземный доктор

– Кого?..

– Нюра назвала так твоего сына. Неважно… Зачем операция, если бы у тебя и так мог быть нормальный сын?

– Это был бы только мой сын, – глухо ответил отец. – А мне нужен наш – мой и Машечкин!..

– Но почему?! – остановился Глеб.

– Я уже говорил. Потому что я люблю ее. Люблю, понимаешь?! Но она меня ненавидит, мы никогда не сможем быть вместе! У меня от нее остался лишь ты!..

– Любишь?.. Разве можно вот так…

– Разве можно любить так долго, не видя свою любимую, зная, что ты для нее – никто и даже хуже? А что ты знаешь о любви? Ты сам когда-нибудь любил?.. Нет-нет, только не надо называть любовью поцелуйчики-обнимашечки, цветочки-записочки, даже секс, каким бы сладким он ни казался!.. Любовь – это когда она, твоя любимая, – это не кто-то там, в стороне, пусть даже под боком с краю постели. Это тот, кто всегда с тобой, внутри тебя. Потому что она – твоя часть. Реальная часть твоей души и тела. При этом неважно, где она – уткнулась сонной мордочкой тебе под мышку или улетела покорять Марс без возможности возврата. Она всё равно с тобой и в тебе, и если попытаться отнять этот кусок – становится так же больно, как если бы ты вырывал сердце. И вы живете, мыслите, дышите вместе, как одно целое, потому что вы одно целое и есть. Но страшное происходит тогда, когда чья-то любовь умирает, оставаясь жить только в одном. Только представь: в тебе – мертвый кусок души и тела. И ты никаким образом не можешь от него избавиться, потому что если вырвешь его – умрешь. Избавиться можно, лишь разлюбив, тогда мертвые части если и не отвалятся, то ссохнутся, сожмутся, не будут занимать много места и станут почти невесомыми. Но я не смог разлюбить. Как ни пытался – не смог. Да и нет такого рецепта, как разлюбить. Впрочем, как полюбить – тоже. И уж тем более невозможно оживить умершую любовь. Вот я и живу двадцать лет с этим грузом. А ты… Ты часть этой мертвой любви. И пусть ты не сможешь оживить ее целиком, но все-таки сделаешь мою ношу легче. Ведь в тебе – половина ее, моей Машечки…

– Но, забирая меня у нее, ты же делаешь больно ей, своей Машечке! Как же так? Разве это возможно, если ты ее любишь?

– Ты уверен, что ей станет больно? Я ведь уже говорил: больно, когда любишь! А она не любит тебя. Я ведь знаю всё – и как ты жил, с малолетства запертый в каземате, как рос там, не видя людей и неба, как она стыдилась тебя, скрывала твоё существование от всех, а потом, когда скрывать стало сложно, – просто вышвырнула тебя подальше, стерев память. И это любовь? Вся беда в том, что она в принципе не умеет любить. Никого. Даже себя. Не умеет! Не умеет!! Не умеет!!!

Подземный Доктор пнул по груде камней, и те разлетелись, испуганно цокая.

– Хорошо… – пробормотал мутант, для которого слова отца, за исключением чувств к себе матери, показались откровенным бредом. – Но ведь я – ее и твой сын – вот он, уже рядом с тобой. Для чего операция?

– Мне нужен нормальный сын, а не!.. – Доктор оборвал вырвавшийся, казалось, из самых глубин души крик боли.

– А не урод? – продолжил за него Глеб.

– Да-да-да! Не урод! – полыхнул на него углями из темных глазниц Подземный Доктор. – Ты ведь и сам не хочешь оставаться таким, правда? Но ты не видишь себя, а я… Ты всегда будешь перед моими глазами, и я не смогу любить тебя, я не вынесу этого!

– Разве любят за… – начал мутант, но тут же вспомнил, что он думал совсем недавно о себе и о Сашеньке, о себе и о Лике, и слова, которые он хотел сказать, превратились в бесцветный и бесполезный дым. Поэтому он сказал другое: – Хорошо, я согласен. Но только с одним условием. Мозг Вовки ты поместишь в мое тело.

– Нет, – отрезал Доктор. – Я обещал твою шкуру Нюре. А я привык выполнять свои обещания.

– То есть, ты готов пожертвовать жизнью сына ради глупого обещания, данного какой-то малявке?

– Мои обещания не бывают глупыми. А эта «малявка» заслужила твою шкуру. Напомнить, из-за чего?

– В ее смерти… ранении не было моей вины! – вскричал Глеб. – Я ничего не мог сделать в тех обстоятельствах!

– Обстоятельства чаще всего создают сами люди. А тот, кто списывает всё на них, – просто никчемен и жалок. Ты оправдываешься – значит, ты виноват.

– Ну и зачем тебе никчемный и жалкий я?.. Нет, погоди, ты ушел в сторону! Я не согласен на операцию, если Вовка умрет.

Странно, но Глеб вспомнил вдруг, что совсем недавно, какой-то час назад, он совершенно спокойно воспринимал неминуемую гибель парня. Что же случилось? Почему сейчас эта смерть представлялась ему совершенно недопустимый? Потому что Вовка оказался вовсе не слабоумным? Или потому что тот стал Вовкой, из безымянного донора превратившись вдруг в человека с именем в личность?.. Что же творится в голове у самого Глеба, если его разум способен так быстро перестраиваться, меняя убеждения и взгляды, словно хамелеон – цвет кожи? Ведь это же по-настоящему страшно! Ведь он и на самом деле урод – не только внешне, но и в принципе, весь, целиком!

– Послушай, – сказал он отцу. – Ты прав, я ведь и правда урод. Только операция тут не поможет. Лучше убей меня. Прямо здесь и сейчас! Пожалуйста, я прошу тебя! Хочешь, я встану перед тобой на колени?..

Он и правда стал опускаться, но Подземный Доктор рывком, за шиворот, будто щенка, поднял его на ноги. Силы для этого нужно было немало, но казалось, что Доктору это ничего не стоило. Если не считать слез, покатившихся вдруг из глубоких глазниц.

– Не смей. Не смей! Не смей!!! – трижды повторил он, начав почти с шепота и закончив воплем раненого зверя. – Я все последние годы жил только ради тебя, ради того момента, когда ты окажешься рядом со мной. Ты когда-нибудь жил только ради чего-то одного?.. Чтобы всё остальное и все остальные были лишь декорациями, инструментами для достижения этой цели? Я готов был убить бога и дьявола, чтобы получилось задуманное, и я готов был стать вечным рабом одного и продать душу другому… Для меня никого нет на свете, кроме тебя! А донор – он всего лишь донор, он и рожден был только для этого, а не для того, чтобы жить.

– Но он человек!..

– Замолчи! Ты говоришь это не мне, а себе, чтобы очистить совесть. Ведь то, что предлагаешь ты – поместить неразвитый разум младенца в уродливое тело чудовища, – в тысячу раз хуже смерти! Не ври сам себе, не становись хуже, чем есть! Мы все не ангелы, но это не обязывает нас быть демонами. Оставайся собой. И делай то, что важно тебе. Только тебе! Тогда ты будешь настоящим и сильным.

– Но мне важен не только я сам. Мне важна моя жена, мой друг… – Глеб хотел добавить «мой отец», но не смог. В этот раз он и впрямь остался собой.

– А зачем твоей жене и твоему другу жалкий слизняк, который даже готов умереть, лишь бы не ждать каждый миг, что его раздавят?