Дорога мстителя - Алексей Алексеевич Доронин
И ведь повезло Петьке, как специально бронежилет надел, который и собрал на себя начинку из гвоздей и прочей металлической ржавой мелочи. А остальных бойцов он собой закрыл, хоть и не специально. Если бы шкаф открыл кто-то без защиты, был бы труп.
Обычно они лишнюю тяжесть не носили, у многих броники лежали в грузовиках с молчаливого согласия лейтенанта.
– Кото-мина, – произнёс Чёрный. – Не первый случай. А ты дебил, Петя. Душа у тебя добрая? Ну, смотри, как бывает с такими.
– Да я их, сук… – шипел покалеченный Петруха. – Давить буду!..
Все понимали, чего бедолага лишился. Он был бабник и красавчик. А теперь будет кривой и со шрамами по всему лицу. Шрамы, конечно, украшают мужчину, но не такие уродливые. Косметическая хирургия в городе была, но в зачаточном состоянии. И к отсутствию глаза тяжело привыкать.
Ничего, переживёт.
Наёмник с костлявым лицом по прозвищу Живо-рез, исполнявший обязанности полевого фельдшера, наклонился и осмотрел рану.
– Повезло, что в глазу осколок остановился. Щас вытащим. Нельзя его там оставлять, он похож на иглу. Я его щипчиками… Да не ори ты.
Петруха не просто орал, он снова выл, и его держали втроём, чтобы позволить Живорезу извлечь посторонний предмет из глазного яблока. В грязную пепельницу на столе упал обрезок гвоздя без шляпки – весь в слизи и крови.
– Дошёл бы до мозга… там сантиметры оставались, пиндец был бы тебе, – объявил фельдшер. – Хотя у тебя мог пройти насквозь, а ты бы не заметил.
Пётр только ещё больше скривился.
Врач-недоучка обработал раны и замотал глаз. Кровь мигом проступила через серый застиранный бинт.
– Свечку в церкви поставь, что не насмерть, – похлопал пострадавшего по плечу Чёрный. – И впредь осторожнее будь. А мы теперь будем звать тебя – Циклоп.
– Да пошёл ты, – раненый оттолкнул его руку. – Пошли вы все на хер!
– Глаз уже не спасти, – заговорил прокуренным голосом Живорез, не обращая внимания на ругань. – Может, вытащат и стекляшку поставят. А может, зарастёт. Хотя бы свет различать будешь. Или не будешь.
– Ты не первый, Пётр, – заговорил Чёрный, усевшись рядом с раненым камрадом. – Тарас-хохол тоже так попался. Осипенко. Ты его не застал, но он у истоков отряда стоял. Уже на пенсию собирался выходить. Суровый был мужик, до Войны сбежал из своей страны в нашу, успел в полиции послужить, «космонавтом». Это те, которые в броне лупили всякую шушеру на площадях. В сороковых был уже пожилым, власть магнатов тогда как раз окрепла. Людей не жалел, а кошке однажды посочувствовал на Петроградке. Снайпера вшивней ловили. Хотя надо бы ему задуматься. Откуда в зоне анархии, на пятом этаже котэ, закрытый в шкафу? Тарасу не так повезло, как тебе. Превратился в фарш. Суки оборвыши. Такого человека убили. Ещё в прошлом мире медали имел. Короче, к оружию! Накажем их.
– Зверьё долбанное. Я теперь каждому недобитку буду кишки выпускать, – пообещал Пётр, поднимаясь на ноги.
Ему предложили прилечь, но он отказался, хотя кровь капала из-под повязки, Петр хотел мстить. И все остальные тоже.
– А помните, пацаны, как нас пытались на мелюзгу подловить? «Помогите-помогите!», пищал этот выкидыш, – Бык изобразил писклявый голос ребёнка.
Это был прошлогодний случай. Во время рядового патрулирования Петроградской стороны по ту сторону моста, где никто не жил, к патрулю из шести «котов» подбежал совсем мелкий пацаненок в обносках. Мол, дяденьки, мамка не шевелится, ей плохо, помогите, и так далее… На словах они, конечно, согласились: «Ну, пошли, поглядим, где твоя мамка…». Мальчишка показал на мрачное здание неподалёку. Старший патрульный цепко взял его за руку и кивком отправил туда четверку товарищей. Те обошли дом по большой дуге и, зайдя с тыла, увидели в грязи свежие следы, явно не детские, ведущие в один из подъездов. По этим следам они и пришли к засаде. На третьем этаже двое громил с охотничьими винтовками приткнулись возле широкого окна лоджии. Всё внимание горе-вояк было приковано к улице, поэтому удалось взять их быстро и без потерь со стороны «котов». Мальчишка же, сообразив, что раскрыт, вырвался и побежал, но был застрелен выстрелом в спину. «Вот поганец мелкий, – беззлобно проворчал стрелявший старшой. – Дурак, кто это придумал. Всё шито белыми нитками. И вообще, лучше бы девку симпатичную подослали, а то что-то скучно живём».
Двоих пленных привели в город и после долгих допросов и пыток в подземелье Электрика – повесили. Вот и сказочке конец.
А Чёрный, когда вспоминали эту историю, рассказал, что в добрые античные времена у спартанских воинов была забава: подбрасывали вражеских детей и на копья ловили. Так родилась игра в колечки.
– А ещё есть игра – холокост. Знаете такую фашистскую забаву? Я давно говорю… этим интимным партнёрам мартышек надо устроить холокост, – услышали все голос Богодула. Он держал в руках какую-то мешанину из мяса и шкуры с хвостом. Руки были перемазаны кровью, глаза – дикие. Дядюшка Богодул любил котов. Уличных подкармливал, держал двух своих. Только для них в его жёсткой, как копыто, душе находилось место. Своим менявшимся бабам не позволял слова сказать пушистым засранцам, а тем более – гонять их с насиженных мест.
Сейчас он собирался закопать останки.
Кот был ещё и тотемным зверем отряда. В опорном пункте всегда жила пара-тройка здоровых, мордатых самцов. Душили крыс и покрывали всех окрестных подвальных и подъездных (парадных?) кошек.
– За кота ответят, – сплюнул Богодул. И то, что он это сказал без своих обычных смехуёчков, прозвучало жутко. – Пойдёмте подарочки вручать.
– По традиции? – переспросил Пузырь, тревожно озираясь.
– Нет, – ответил старшина. – Вы не поняли, что это объявление войны?
– Никаких колядок-херадок. Только бойня, только хардкор. И скажите этому хмырю, пусть поднимает свой дельтаплан. Надо всех вычислить.
Оператор дрона находился в одном из соседних домов.
Дядька Богодул порожняк не гнал, слово его было как чугунная гиря. Понятно, дело не в коте. Оборвыши оборзели настолько, что подняли руку на служителей магнатов.
Никто уже не помнил, откуда и когда взялась эта традиция.
Процедура визита в подшефные деревни, которые чем-то провинились, носила в Питере название «немецкий Хеллоуин». Но на самих болотах селяне говорили: «фашистские колядки». Всё просто: наёмники идут по деревне, заходят в понравившиеся дома, вынося дверь «с ноги», конфискуют попавшиеся на глаза ценности (умеренно), а ещё безобразничают и дурачатся.
Бойцы на эти вылазки надевали старинные каски, похожие на котелки, или полицейские шлемы с забралом, закатывали рукава по фашистскому обычаю. Был и специальный трёхколесный мотоцикл. Иногда арендовали у антиквара
