Джон Ринго - Изумрудное море
Проводив их глазами, Джейсон подмигнул Антье.
– Хочешь попробовать, как это на суше?
– Не с тобой, – ответила она. – Генерал, что будет завтра?
– Я думаю, те иксчитли, которые выжили, нас больше не побеспокоят, – ответил Эдмунд. – Но вот китоны…
– Китоны не станут заходить на мелководье, – сказал Джейсон. – Они там застрянут.
– Значит, китонов нам следует опасаться только в открытом океане, – ответил Эдмунд. – И все же часовых снимать не будем. Свободно вздохнем только тогда, когда мы окажемся на нашем транспортнике, а вы уйдете в свой безопасный залив. И то, возможно, будет еще рано. Нужно найти вам надежную охрану и построить защитные сооружения. И вот тогда мы перейдем в наступление.
– Скорее бы, – сказал Джейсон. – У меня третья смена, я пошел спать.
– Я только погреюсь возле тебя, и все, – сказала Антья, уползая во тьму. – Ты понял?
– Погреешься, – усмехнулся Джейсон. – Понял.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
– Мистер Мейерли, – сказал коммандер Мбеки, – что вы делаете?
Инженер прикреплял к грот-мачте какую-то маленькую коробку с латунным циферблатом и ключом, торчащим сбоку, который он как раз поворачивал.
– Датчик гравитационной аномалии, сэр, – ответил инженер, закончив заводить свой прибор. – Обнаруживает мельчайшие изменения гравитации во время движения судна. Снимая показания прибора и сравнивая их с курсом корабля, я смогу создать некую дополнительную систему навигации, которая поможет нам ориентироваться в пасмурную погоду. Я это придумал, пока мы мучились с поиском мелей.
– Мы их не искали, – сказал со смехом Мбеки. – Мы пытались их обойти.
– Как скажете, сэр, – с серьезным видом ответил инженер. – Еще один датчик мне нужно поставить возле командирской каюты. Он будет просто висеть на стене в коридоре, хорошо?
– Прекрасно, мистер Мейерли, – ответил старпом. – Действуйте.
Джоэл заступил на ночную вахту, сменив дневного стюарда. И, направляясь в кают-компанию, с удивлением обнаружил на стене странную коробку.
– Что это? – спросил он часового, стоящего перед каютой генерала.
– Кто-то говорил, что датчик гравитации, – ответил морской пехотинец, пожимая плечами. – Нужен для навигации, что ли. Спросите офицеров.
Джоэл принялся с интересом осматривать коробку. Услышав тихое гудение, он было подумал, что это какая-нибудь бомба или ловушка. Хотя без взрывателя эта штука выбросила бы лишь тонкую струйку пламени. Или, возможно, ядовитого вещества.
– А кто ее здесь поставил? – спросил Джоэл.
– А хрен его знает! – разозлился пехотинец.
Ладно, я только спросил, – сказал Джоэл и пошел на камбуз.
Если это гравитационный датчик, то он – Пол Боуман. Вопрос в том, кто поставил здесь этот прибор и зачем.
К концу своего дежурства Джоэл выяснил, что датчики установил плывущий с ними на корабле инженер и что всего датчиков три: один в офицерском коридоре, один на грот-мачте и один в носовом кубрике.
Вопрос, зачем они нужны, оставался открытым. А может, у него просто начинается паранойя? Нет, он, Джоэл, все же знаком с основами Ньютоновой физики и знает, что такой маленький приборчик не может применяться при работе с гравитацией. Особенно если нет высокотехнологичного оборудования. А вот если этот прибор что-то измеряет, тогда другое дело…
Например, излучение, которое испускает аватара. Черт побери, значит, на судне есть кто-то еще, кого интересует утечка информации. Теперь Джоэл вспомнил, как Шейда говорила что-то вроде «не наступайте друг другу на пятки». Так, получается, что на судне находится кто-то, кто передает информацию Новой Судьбе: три атаки при абсолютно точном определении координат судна – это уже не просто совпадение.
Поговорить об этом он может только с герцогом Эдмундом. Вообще-то говоря, есть еще и его жена – родная сестра королевы Шейды, и все же вряд ли стоит к ней обращаться. Он не стал бы болтать о своей миссии даже с женой.
Джоэл решил дождаться очередного рандеву с герцогом, отчаянно желая, чтобы до этой встречи никто не совершил какой-нибудь глупости. Только бы встретиться с герцогом.
Дельфино пришлось покинуть бухту на рассвете, потому что начинался отлив и бухта быстро мельчала. Покончив с последней партией иксчитлей, стадо вышло в открытое море и направилось на запад.
Эта ночь прошла спокойно. Маленькую бухту надежно охраняли цепь островов и множество мелей, через которые не смогли бы перебраться китоны и иксчитли. Утром виверны проснулись голодными, и поскольку их было нечем накормить, Эдмунд предложил Джоанне:
– Отведи их на охоту. На западе начинаются большие глубины. Только следи, не появится ли наш транспортник. Встреча с ним назначена к северу от входа в бухту.
– Ладно, – сказала Джоанна, направляясь к воде. Начался прилив, и хотя вода еще не слишком поднялась, виверны уже могли плыть.
– Откуда берется этот песок? – спросил Герцер, набирая в руку горсть песка и пропуская его между пальцев. – На берегу он образуется из перетертого кварца. А здесь – это же не кварц.
Это остатки разложившихся кораллов, – ответил Джерри. – Карбонат кальция. Я говорю «разложившихся кораллов», но большая часть песка – хотите верьте, хотите нет – это… фекалии рыбы-попугая. И все же это чистейший карбонат. В этом месте – одном из немногих на Земле – температура как раз такая, какая необходима для образования карбоната из углекислого газа. Он вступает в реакцию с кальцием, содержащимся в морской воде. Здесь этих образований не очень много, а вон там, в дальнем конце бухты, их образовалась уже целая насыпь.
– Которая превратилась в сточную канаву, собирающую двуокись углерода, – заметил Эдмунд. – Это к вопросу о временах, когда поднялась всеобщая истерия по поводу глобального потепления и парникового эффекта, которые якобы невозможно остановить. Правильно, вырубать девяносто процентов влажных тропических лесов было глупо, но больше всех об этом кричали те идиоты, которые занимались изучением атмосферы. Тропические леса не могут поглощать углерод в таком количестве: в них происходит слишком быстрая смена поколений. Кроме того, именно они поглощают большую часть кислорода. Выработка кислорода и поглощение углерода происходит в основном в районах с умеренным климатом. Поглотители углерода возникали везде, только паникеры от науки их не замечали. По берегам рек, в промышленных зонах, в мощном течении у побережья Анархии. Фактически Севам, который считался одним из самых загрязненных промышленных районов, был основным поглотителем углерода именно из-за окружавшей его растительности, и это несмотря на то, что он выбрасывал в воздух огромное количество двуокиси углерода и метана. Но тогда на это не обратили внимания. Все просто хотели, чтобы Севам прекратил выбросы углерода, не понимая при этом, что вместе с выбросами исчезнут и источники поглощения этого самого углерода. И что глобальное потепление – абсолютно естественный процесс, неоднократно подтвержденный научными исследованиями. А также то, что человек, в общем, почти не изменился. В противном случае у нас не было бы сейчас войны.
– Но ведь искусственный тепловой поток все-таки был, – сказал Герцер.
В двадцать третьем веке, – заметил Эдмунд. – Когда вырабатывается от шестнадцати до тридцати тераватт электроэнергии, тогда и возникает мощный тепловой поток, который, конечно, губителен для окружающей среды. И все же то была просто истерия, и больше ничего, истерия по поводу углекислого газа. Такая же, как «тюльпановая лихорадка» в Голландии или спад производства детских чепчиков в конце двадцатого века, когда внезапное падение спроса вызвало панику на рынке. Ученые, в основном метеорологи, вопили о причинах накопления углерода в окружающей среде, но ни один из них не прислушался к голосу разума. Таковы люди.
– Люди появились путем эволюции приматов, – сказала Баст, плескаясь в воде. – Поэтому в их в генах заложен стадный инстинкт. Например, когда вся стая обезьян объединяется и набрасывается на леопарда.
– Возможно, – усмехнулся Эдмунд. – Хорошо рассуждать об историческом периоде, который остался в далеком прошлом. Но он был ужасен, как ужасна сейчас наша война. Мир переживал золотой век, и никто не обратил на это внимания! Это все равно что о временах инквизиции говорить так: «Ну что ж, жить было, конечно, страшно, но ведь к этому можно было и приспособиться?» В мире бурно развивались наука и техника, рос жизненный уровень людей. Люди начинали жить лучше и дольше, по крайней мере в тех странах, где было нормальное правительство. И вместе с тем все кричали о том, что близится конец света.
– Почему? – спросил Герцер.
А почему Пол развязал эту войну? – вздохнув, ответил Эдмунд. – Он увидел, что происходит с людьми, увидел, как резко упала рождаемость, и решил, что мир находится на грани вымирания. Люди во все времена обращали внимание на тенденции развития. Они находили новые методы производства, новые ресурсы, влияли на уровень рождаемости, поставили под контроль уровень выбросов двуокиси углерода и температуру на планете – словом, создали все то, что мы имеем сейчас, но создали по своей, ими разработанной модели, модели прямой линии, забыв о том, что в истории прямых линий не бывает. И каждый раз, когда их предсказания о скором конце света не сбывались, они находили новую причину скорой и всеобщей катастрофы. В течение только тридцати лет эти так называемые ученые вопили то о новом ледниковом периоде, то о таянии всех арктических льдов, а потом опять о ледниковом периоде! Вместо этого начала падать численность населения, а промышленность, наоборот, пошла в гору. Каждый год обнаруживали новый, неизвестный ранее источник поглощения углерода. Были открыты новые источники энергии, правда, под крики о том, что скоро эти источники иссякнут. Люди, похоже, предпочитают думать о том, в каком несовершенном мире они живут, чем видеть мир таким, каков он есть на самом деле. Как тот цыпленок, для которого небо всегда падает.
