Грэм Макнилл - Ангел Экстерминатус
— Разве все это не возбуждает? — засмеялся Фулгрим, его темные глаза широко распахнулись от предвкушения, а лунно-белые волосы парили за спиной пикселированным облаком.
— Мне не нравится, — ответил Пертурабо. — Слишком все просто.
Фулгриму, судя по его виду, было досадно, что его энтузиазм не разделяют.
— Брат, мы в шаге от исполнения наших планов, так зачем ты портишь мне радость?
— Потому что тактическая ситуация слишком уж хороша — обычно это означает, что враг вот-вот атакует, и сильнее, чем ты мог представить.
— Если хочешь, можешь ныть и дальше, — покачал головой Фулгрим, — я же собираюсь наслаждаться сладостью успеха.
— Это место брошено, его никто не защищает. — Пертурабо окинул взглядом здания вокруг, которые в этом районе стояли плотнее. — Ты наверняка это знал.
— У меня были некоторые подозрения, — признался Фулгрим.
— Тогда почему мы просто не атаковали самое сердце цитадели на крыльях «Грозовых птиц» и в десантных капсулах? — прорычал Пертурабо, рассерженный этим последним откровением.
— Потому что подозрения могли не оправдаться, — сказал Фулгрим. — Кроме того, я не хотел лишать тебя возможности построить еще несколько отличных крепостей. Водрузить флаг, так сказать.
— Я тебе здесь не нужен. Ни я, ни мой легион.
— Отнюдь. Когда мастер осады под рукой, но нужды в нем не возникает, — это гораздо лучше, чем наоборот. — Фулгрим улыбнулся, но в улыбке этой сквозило что-то хищное. — Поверь мне, Пертурабо, без тебя у меня ничего не получится. Дорогой брат, ты необходим мне для завершения этой миссии.
От этих слов Пертурабо обдало мертвенным холодом, но все, что Фулгрим говорил в эти дни, сочилось намеками и скрытым ядом. Никакие из его речей не следовало принимать дословно, однако для колкостей, которые, возможно, стояли за этими словами, сейчас было не время.
«Мучитель» проезжал мимо зданий на самой границе разрушений, вызванных бомбардировкой, и потому сохранивших многое из своего былого облика. В небеса вздымались бело-золотые башни из странного люцитового материала, которые отражали призрачное сияние, исходившее от самого города. Вероятно, раньше это был внутренний предел цитадели, грандиозное преддверие ее великолепия. Теперь они стали ее внешней границей — гробницы и строения непонятного предназначения, наделенные изяществом и гармоничностью, которые казались Пертурабо обманчивыми. Даже в самых дерзких своих проектах, когда он забывал об одержимости прямыми линиями, он не мог добиться такой пластичной архитектурной изысканности. Их бессмысленное разрушение вызвало в Пертурабо внезапное чувство вины, и пронзительным укором вернулись образы пылающих городов Олимпии, вонь горелого мяса от гигантских костров, охвативших целый мир, и пепельный привкус утраты.
— Брат? — окликнул его голографический Фулгрим.
Пертурабо отогнал морок воспоминаний: впереди открылось широкое пространство, опоясывающее внешние стены цитадели, которые, вздымаясь на сотни метров, были безупречно гладкими, словно поверхность драгоценного камня, любовно отполированная мастером-ювелиром.
Именно от этих стен исходило зеленоватое свечение, неведомым образом мягко озарявшее этот невероятный мир. Над парапетными стенами поднимались башни дивных очертаний, похожие больше на органические колонии кораллов, чем на творение зодчего. Внутрь вело множество высоких и широких проемов, по форме напоминавших листья, по внешнему краю которых были вырезаны неведомые письмена. Зачем строить такие высокие стены, чтобы потом испещрить их столь частыми проходами? Это казалось абсурдным.
— Здесь даже ворот нет, — сказал Пертурабо и направляя танк к ближайшему проходу.
— Кажется, ты разочарован? — отозвался Фулгрим.
— Не разочарован, — ответил он, оглядывая гладкие стены в поисках хоть каких-то следов гипотетической армии бессмертных, — а подозрителен.
«Мучитель» проехал под аркой, и Пертурабо ощутил холодок от чужого взгляда — такое же покалывание вызывает медицинский ауспекс или биометрический анализатор, проникающий сквозь плоть и кость. С самой посадки он чувствовал, что за ними следят, а сейчас даже сильнее, чем прежде: потаенный разум в сердце цитадели, медлительный, словно ледник, наконец заметил незваных гостей. Хотя и собственный характер, и тактические соображения подсказывали Пертурабо двигаться дальше, он остановил танк всего в трехстах метрах от стены, спустился с высокой башенки и спрыгнул на землю перед ворчащей машиной, погружаясь в траурную атмосферу цитадели. Железный Круг покинул кабину экипажа через расширенные двери в боку сверхтяжелого танка и образовал охранный щит вокруг своего хозяина.
Не обращая на роботов внимания, Пертурабо запрокинул голову, чтобы рассмотреть украшенные кессонами плиты на верхних цоколях ближайших к нему гробниц. Каждая такая плита была покрыта росписью, где в изумрудном свете представали плачущие девы и жнецы смерти с лицами, скрытыми под капюшонами. В нижней части каждого фасада располагались яркие фрески и мозаики, рассказывавшие о жизненном пути усопших: в бесконечно повторяющемся цикле еще живые воздевали руки в безграничной радости — а затем низвергались в бездну отчаяния.
Здесь не было двух одинаковых изображений, и Пертурабо поразился, какой любви и заботы удостоились те, кто никогда уже не сможет их оценить. Каждую фреску украшали тысячи сверкающих драгоценных камней овальной формы, цвета морской волны, небесной синевы или алые как кровь; некоторые складывались в ожерелья или броши, принадлежавшие этим увековеченным мертвецам, некоторые аллегорически обозначали сердце или душу.
Промежутки между башнями скорби, мавзолеями и гробницами были столь широкими, что вызывали мысль не об улицах, а об открытом пространстве площадей, обрамленном зданиями, благодаря чему город казался свободнее, просторнее — не город, а парк, наполненный скульптурами. Однако Пертурабо чувствовал некий гнет, словно здания подступали все ближе, как сжимающиеся стенки пресса. Ощущение слежки достигло своего пика.
Железный круг расступился, пропуская членов Трезубца, но внимание Пертурабо было приковано к фигурам со стройными конечностями и луковицеобразными головами — ряды постаментов с этими статуями заполняли промежутки между зданиями. Каждый конструкт был выше дредноута «Контемптор», но на вид уступал тому и по массе, и по силе — изящная скульптура, вырезанная из матового кристалла. Над плечами возвышались выступы, похожие на крылья, глубоко под поверхностью шлемов-черепов мерцали драгоценные камни. Тысячи и тысячи таких фигур стояли вдоль улиц и проспектов города, молчаливо наблюдая за вторжением в его внутренние пределы.
— Армия бессмертных? — спросил Форрикс, заметив, на что смотрит Пертурабо.
— Даже если так, из них получились плохие стражники.
Пертурабо опять показалось, что внутри крепости затаилось какое-то циклопическое существо, которое лишь сейчас заметило муравьев, кишащих у его ног.
— Милорд? — заговорил Барбан Фальк. — Мы движемся дальше?
— Нет, — ответил Пертурабо. — Будем окапываться.
«Носороги» Железных Воинов разделились на три отряда. Первый образовал круговое охранение для плацдарма внутри цитадели, второй создал кордон вокруг точек входа. Каждый из «Носорогов» — вариант «Кастеляна», модифицированный Пертурабо — имел откидные листы брони и амортизационные распорки, которые превращали машины в миниатюрные бункеры. Модульная конструкция позволяла выстраивать «Носороги» в цепочку так, что получалась импровизированная укрепленная линия даже в тех случаях, когда для возведения постоянных огневых позиций не было материалов или времени. Четыре сотни машин снаружи крепости стали многоуровневым форпостом, защищавшим путь отступления для легиона, и столько же машин образовали такое же построение внутри. Их разделяли стены, испещренные проемами, так что обе группы «Носорогов» составляли оборонительный бункер, откуда можно было проводить операции внутри цитадели. Защищать эту фортификацию должны были еще три тысячи Железных Воинов и Детей Императора.
Третий отряд Пертурабо раздробил на меньшие группы, отдав каждую под командование одного из триархов. Кроагеру достался левый фланг, Фальку — правый, а он сам и Форрикс будут наступать по центру. Каждое острие Трезубца состояло из около трех тысяч Железных Воинов с тридцатью «Носорогами», десятью танками «Хищник», четырьмя «Лэнд рейдерами» и передвижной артиллерией в качестве поддержки.
Кузнец войны Беросс провел жестоких дредноутов легиона через стену и занял позицию в центре, распределив их между лезвиями Трезубца. Точно в середине выступали оба титана Легио Мортис — гигантские боги войны сопровождали самого примарха, испуская рев, который эхом отражался от зданий, сотрясая их до основания. Мортис никогда не прятался в тени и не устраивал засад, но шествовал открыто, не скрывая злых намерений, так что враги знали, что их ждет, и боялись все сильнее с каждым шагом колоссов.
