Дмитрий Силлов - МКАД

— Подьячего Тайного приказа Савелия, сына Незванова, отстранить от княжьей службы, лишить всех полномочий, прилюдно бить на Лобном месте плетьми, после чего выдать нож боевой, броню кожаную, еды на три дня и изгнать из Кремля без права возвращения.

Провозгласив приговор, вестник княжьей воли степенно сошел с возвышения, на котором двое дюжих мужиков немедленно разложили третьего — худого, жилистого, голого по пояс. После чего рядом с троицей нарисовался еще один персонаж, палач в черной маске-балаклаве, не иначе тоже музейной. В правой руке представитель закона держал кнут, сплетенный из длинных и узких ремней.

— Десять ударов, — скомандовал вестник.

Палач кивнул, размахнулся…

Я не стал смотреть, что будет дальше, и направился к воротам Кремля, возле которых раскинулись стихийные торговые ряды. Похоже, Красная площадь понемногу возвращалась к прошлому — согласно тому же путеводителю, в древности ее и называли Торгом из-за огромного рынка, возникшего возле главных городских ворот.

За моей спиной свистнула плеть, следом послышался удар, какой издает кнут из крученой кожи, врезаясь в голое тело. От такого хлеста кожа расходится, словно тесто, обнажая кровавое мясо. Однако позади не раздалось ни крика, ни даже стона. Да уж, духовитый мужик этот Савелий, хоть и коррупционер. Такие боли и позора не прощают. Такие мстят. Продуманно и страшно…

Я неторопливо шел между торговых рядов, разглядывая товары и прислушиваясь к тому, о чем говорят люди. Ведь именно на рынке, у продавцов, разговорчивых от скуки, можно бесплатно узнать информацию, за которую в другом месте могут потребовать немалые деньги.

— Говорят, на юго-востоке какого-то твердого видели.

— Это как?

— А так. С виду человек, а кожа у него что у твоего жука-медведя панцирь. Ножом не пробьешь. А люди говорят, что и пули его не берут.

— Да ну вас, вестов! Набрешете с три короба, только слушай.

— Да чтоб мне ни одного гвоздя не продать, если брешу…

Я шел дальше. И чем ближе я подходил к Спасским воротам, тем медленнее становился мой шаг…

Мне было реально страшно. Когда шел в одиночку, не разбирая дороги к центру Москвы от Измайловской аномалии, проходя между Полями Смерти, продираясь через заросли хищных деревьев, отстреливаясь от мутантов, — все было по барабану. И дошел ведь, живой и даже не раненый. Наверно, правду говорят, что дуракам везет. А сейчас вдруг стало страшно. Мало ли кто в Москве умеет играть на старинном инструменте, и вряд ли у одной-единственной девушки в двух мирах глаза сияют необычным небесным светом…

— …а еще говорят, что северные вормы распяли Черного Стрелка на своем т-резте. Он висел на нем целых шесть дней, а на седьмой сошел с т-резта и поразил подлого шамана вормов небесным огнем.

Я остановился. Историю рассказывал старый торговец ножнами для холодного оружия. Возле его прилавка стояли двое подростков, недоверчиво глядя на старика.

— Не, дедуль, не сходится, — покачал головой светловолосый паренек, тот, что был постарше. — Я слышал, что Камай-нанги, верховный дух-покровитель вормов, всех их простил, когда его прибили к т-резту.

— Получается, не всех, — ответил дед, степенно оглаживая седую бороду. — Писание Священное читай, отрок, ибо сказано в нем: «Возмутитель ищет только зла; поэтому жестокий ангел будет послан против него».[14] Вот и ходит по земле Черный Стрелок с древней снайперской фузеей, очищая мир от нечисти и помогая тем, кто нуждается в помощи.

— А он человек? — робко спросил младший, крепко сжимая руку старшего. — Люди говорят, он вообще то ли с неба пришел, то ли из другого мира.

— Что он сын человеческий, это точно, — улыбнулся старик. — Ранили его не раз, и кровь у него живая, красная. Значит, наш он, хоть вормы его и за своего духа-покровителя считают…

— Считают, а убить пытались, — недовольно проговорил старший. — Муты, что с них взять.

— Было уже подобное во времена стародавние, — вздохнул старик. — Проходят века, тысячелетия, а на земле ничего не меняется…

Вдруг старик поднял глаза от вихрастых мальчишеских головенок и посмотрел на меня.

Наши взгляды встретились. Ох, неудобно-то как… Пока я тут по постьядерной Москве шатаюсь, народ про меня вон чего рассказывает. Хорошо, что СВД за плечом в чехле, а то бы, глядишь, прям возле Лобного места вычислили. Не люблю я быть шибко заметным, опять же, профессия обязывает. Когда ты на виду, может, оно кому-то и приятно, но не мне, это точно. Потому как именно сильно заметным обычно достаются свинцовые подарки от тех, кто сумел лучше замаскироваться.

Я попытался сделать вид, что ничего не слышал, и пройти мимо. Но не тут-то было.

— Постой, парень, — негромко попросил меня дед.

Не привык я отказывать старым людям. Пришлось остановиться, повернуться и подойти к прилавку, на котором были разложены ножны всех цветов и размеров — от кожаных для громадных двуручных мечей до старинных кайдексовых, доживших до этого времени. Впрочем, видел я в своем мире на «ю-тубе» тесты этих ножен, когда по ним автомобиль туда-сюда катался, а им хоть бы хны. Так что оно и неудивительно.

Именно такие ножны старик выбрал из общей кучи и протянул мне.

— Вижу я, для одного ножа у тебя хорошая одежка. А у другого поистрепалась. Примерь на удачу. Эти ножны до Последней войны честная фирма делала, исключительно на заказ под каждый боевой нож. Если подойдут, значит, будет тебе сегодня удача.

Я не стал спорить. Действительно, кожаные ножны моего «Сталкера» были еще более-менее, а вот у «Бритвы» «одежка» действительно уже дышала на ладан.

Я вынул свою «Бритву» и вложил ее в черный пластиковый чехол с выдавленной на нем надписью «SSCH». Еле слышно щелкнул пластиковый ограничитель, намертво фиксируя нож. Однако, когда я потянул его обратно, «Бритва» вышла легко и непринуждено.

— Чудо, — уверенно сказал старик. — Чтоб нож к заказным старинным ножнам как влитой подошел — не бывало такого.

Я полез было в карман, но старик остановил мою руку.

— Не надо. Подарок. А теперь иди. Удачи тебе на Пути воина.

— Благодарю, — кивнул я. — Только не обессудь, отец, но без ответного подарка я уйти не могу.

И положил на прилавок небольшой черный кристалл величиной с ноготь большого пальца.

— Ты что, парень, — еще тише прошептал старик. — Это же… шамирит! Да такой кристалл всего этого рынка стоит…

— Есть вещи, которые нельзя купить, — сказал я. — А вот подарить — можно. Например, любовь, дружбу. Или ножны, которые были сделаны двести лет назад, а пригодились только сегодня. Прощай, отец.