Андрей Круз - На пороге Тьмы

Я помолчал, усваивая сказанное, потом опять спросил:

– Ну а как получается, что мы долгожители?

– Что-то со временем, – ответил Паша. – Только люди, больше никто. Мы… мы как бы не совсем этому миру принадлежим, есть такая версия. И его время к нам относится не совсем напрямую.

– Погоди, старение ведь процесс физический? Так? – окончательно запутался я.

– Может, и так, – кивнул он. – А может, и нет.

– Милославский говорит, что физическое старение – вторично, я его сама об этом спрашивала, – сказала Настя. – Мы стареем в силу какого-то нашего соотношения с течением времени, а физические процессы под это уже приспосабливаются. Поэтому рана зарастает нормально, а вот ребенок растет медленно. Потому что рост и есть старение, а заживление раны – просто процесс. Кстати, забеременеть здесь тоже очень трудно. Никто не предохраняется давно, а случаев единицы. Что-то не так с нами здесь.

– Есть еще момент, – заговорила уже Лена. – Беременная женщина, которая провела вблизи зоны Тьмы достаточно много времени – сутки, кажется, или больше, – оказывается не беременной. Если на раннем сроке.

– В смысле? – не понял я. – Выкидыш?

– В смысле что беременности словно и не было, – ответила она. – Вообще.

– Почему? – уже с мольбой спросил я, понимая, что уже вообще перестал что-либо понимать.

– Увидишь Милославского – спроси, – ответила она. – У него наверняка какая-то теория есть, а я не знаю. Но факт всем известный, хоть и тщательно скрываемый вроде как. Иногда на этом разведбат подрабатывает.

– В смысле? – повторил я свой «коронный» вопрос.

– В смысле что, если женщина залетела нежелательно, можно договориться, чтобы взяли в рейд, – ответила Лена. – Это не поощряется и стоит дорого, но реально.

– Наши тоже так халтурят, – добавил Паша. – Есть несколько человек.

– Это вообще как, преступление? – уточнил я.

– Если только против нравственности, – ответил он. – А вот вывоз гражданских в зону повышенной опасности – преступление. Которого предпочитают не замечать, но, если с этим попадешься, штрафной отряд на полгода обеспечен. Кстати, шашлык офигительный сегодня.

– Ага, точно, – кивнул я, вцепляясь зубами в мясо.

Настроения провести весь вечер в компании не было, так что после ужина мы откланялись и поехали в «Би-Боп», где играл джазовый квартет из местных любителей музыки. На удивление хорошо играл, с фантазией, под них хотелось притопывать ногой и слушать, отставив в сторону стакан. Там было неожиданно неплохо, полумрак и уют, и даже напитки в баре, при всей местной скудности выбора, демонстрировали некое разнообразие, что делало честь фантазии барменов.

Клуб был полон, при этом Настя шепнула, что в зале в основном всякое городское начальство. Но это я еще раньше понял, когда увидел целый ряд легковых полноприводных «доджей» – верный признак начальства, возле которых стояла кучка хорошо вооруженных шоферов, больше смахивающих на телохранителей, дожидавшихся своих хозяев. В общем, тут все по правилам было: народу – рюмочные, начальству – клубы.

Когда вышли из «Би-Бопа», было уже далеко за полночь. Усевшись в машину, Настя спросила:

– Ты же выходной завтра, так?

– Выходной, – подтвердил я.

– Отлично, и у нас погода нелетная ожидается, так что спешить с утра некуда. Выспимся…

Блаженно замурчав, она прижалась ко мне, а я с наслаждением обнял ее за плечи, поцеловав в макушку. Ну вот и все, я счастливейший человек в этом мире. Это как минимум – а так, может, и во всех остальных мирах, всех слоях действительности в совокупности, вместе взятых. Тут даже спорить не о чем.

Доехали до нашего нового места, поставили машину под окнами, в рядок с тремя другими. Огляделись, убедились, что из темноты на нас никто бросаться не собирается, похватав сумки, быстро перебрались в круг света у двери, при этом рук с пистолетов в кобурах далеко не убирая.

Было слышно, как где-то негромко трещит генератор, питающий фонари. На звонок открыл дверь сам толстый, одышливый комендант, явно еще не собиравшийся спать, одетый в военную форму без знаков различия, столь популярную у местных начальников малого ранга, пропустивший нас в тамбур, где тщательно, выдерживая все полагающиеся нормативы, светил нам в глаза настольной лампой, повернув ее шарнирный колпак. Лязгнул засов, дверь в решетке распахнулась, пропуская нас внутрь, и мы зашли в комендантскую – тесную и жарко натопленную.

– А что сами дежурите? – удивился я, когда комендант выдал мне ключи с биркой, вытащив из ящика стола.

– А что мне? – пожал он толстыми плечами. – Дом у нас спокойный, народ по ночам ходит редко, а у меня бессонница. Бывает, что супруга подменяет, а так я один в основном. Да, баллон газовый тебе поставили сегодня с утра, как и обещали, чистое белье в шкафу найдешь на нижней полке, счет из прачечной прямо на нем лежит, деньги мне занесешь, завтра.

Позавчера, когда завозил квиточек из сберкассы с отметкой об оплате, попросил коменданта, которого, к слову, звали Петром Геннадьевичем, обеспечить меня горячей водой и газом на кухне, а заодно и постельным бельем, что он сделать обещал и сделал.

– Спасибо, Петр Геннадьевич, прямо спаситель! – польстил я ему, к явному его удовольствию.

– Да ладно! – отмахнулся он. – Хорошим жильцам всегда рады, соответственно и отношение. Девушка, вы уж простите за намек, если чего, – обратился он к Насте. – Но если планируете тут… ну жить, в общем, то надо зарегистрироваться. Тогда комплект ключей вам выдам и опять же претензии предъявить сможете, если что не так.

Настя не смутилась, а просто вытащила из кармана карточку удостоверения личности и протянула Петру Геннадьевичу, при этом сказав: «Я сюда жить». Тот кивнул солидно, выложил документ перед собой и начал аккуратно переписывать данные из него в домовую книгу, диктуя самому себе – для солидности, наверное.

– Так… Дроздова Анастасия… Владимировна… пилот… вот как? Слышал я про вас, слышал, кто же не слышал, мы со всем уважением… Так… порядок, документик получите, – добавил он, придвигая удостоверение по столу к ней и придавливая его звякнувшими ключами. – Теперь порядок, и вы тут в своем полном праве.

– Спасибо.

На лестнице горели лампы в кронштейнах, тускло освещавшие все пролеты и закоптившие побелку на потолках там, куда были направлены стеклянные трубы их колпаков, – слегка пахло керосином. Дверь открылась легко, и мы вошли в комнату – темную, освещенную лишь отблеском света с улицы на белом потолке. Лампу нашел не сразу, потом в темноте пытался сообразить, как поднять стекло, но справился. Чиркнула спичка, заколебался, а потом успокоился язычок пламени, прикрытый стеклом. Сама лампа держалась в добротном кронштейне, да еще и под небольшой жестяной вытяжкой, ведущей за окно.