Глубокий рейд - Борис Вячеславович Конофальский
Они пролетали мимо маленького островка, он был слева от них, и очередная пуля, прорезав стену рогоза, так хлопнула в крепкую иву, прямо в ствол деревца, что срубила его, только щепа и мягкая кора в стороны разлетелись.
— Тысяча восемьсот, — докладывает радист.
«Уже тысяча восемьсот».
Пока пуля летит долго, теряет силу и скорость в рогозе, но чем ближе будут переделанные подходить, тем точнее будет работать их пулемёт, а Денису ещё приходится маневрировать, менять курс и на этом терять скорость, а значит, позволять преследователям быстрее их догонять.
— Вася, — говорит Саблин, — а до того омута…
Радисту не нужно объяснять, до какого, он не даёт Акиму договорить:
— Минут сорок ещё…
«Сорок минут».
Саблин вздыхает, это очень много, он снова встаёт, забирает снаряжённые магазины, проходя мимо Ряжкина, прихватывает его винтовку, садится рядом с Денисом на колено.
— Вась, сколько до них?
— Тысяча пятьсот!
В принципе, уже можно вести огонь, даже на такой дистанции винтовочная пуля ударит в плоть так, что даже мощному солдату не понравится. А уж разбить какой-нибудь прибор на лодке, так это и вообще просто, вот только попасть на такой дистанции, наугад, да ещё через рогоз, было сложно. А у Саблина в лодке, кроме уже снаряжённых магазинов, оставалось меньше чем полкоробки патронов. Нужно было беречь их на тот случай, если придётся работать на берегу.
Он так и замер, стоя рядом с Калмыковым на колене. А рядом снова резали рогоз опасные пули. Теперь и вправду опасные, так как расстояние заметно уменьшилось. Теперь такая пуля может и кирасу проломить.
— Тысяча четыреста! — сообщает Ряжкин и тут же добавляет: — До второй лодки тысяча девятьсот.
— А до точки?
— Ещё минут тридцать, — прикидывает Василий. Но на сей раз он, кажется, не уверен. — Денис, держи чуть западнее, а то можем промахнуться.
Калмыков берёт правее, и тут прилетает три пули подряд, первые две рубят рогоз правее лодки, а вот третья… Третья попадает в цель. Негромкий, почти заглушённый работой мотора щелчок, тем не менее, обратил на себя внимание всех казаков. Пуля сорвала плоскую пластиковую накладку-парапет с левого борта, а затем пошла прямо по стенке, собирая алюминий в гармошку, дошла до сварного шва и надорвала его. Нет, разрыв до ватерлинии не достал, и вода не хлынула в лодку, но всем стало понятно, что будет с ней, если в неё начнут прилетать пулемётные пули. В общем, все и так об этом догадывались, но теперь результат был нагляден. Что называется, налицо.
— Подлюки, они огонь с дрона корректируют, — со злостью говорит радист. — Вот и кладут так точно с полутора тысяч.
Ни прапорщик, ни рулевой в этом не сомневались.
Глава 36
Вроде и спокойный Аким был человек, но, увидав изуродованный борт своей лодки, которой он небезосновательно гордился, он захлебнулся злостью. Едва он удержался, чтобы не расстрелять в «обратку» один магазин. Он даже обернулся и рявкнул:
— Вася, где они?
— Ровно север, прямо у нас за кормой, тысяча сто… — быстро ответил Ряжкин.
«Тысяча сто! Да ещё и через рогоз! Разлёт будет огромный, даже и одной пулей не попасть. Только трата патронов…». И тогда он спрашивает снова, словно малый ребенок, который не может чего-то дождаться:
— Вася, а до точки?
— Да столько же… Две минуты назад спрашивал же…
А тут две пули, едва не цепляя правый борт лодки, бьют воду прямо по курсу лодки, длинные фонтаны желтой воды поднимаются в небо. Вода и ряска залетают в лодку.
«Разнесут лодку! Разнесут…».
А тут ещё Денис его подзуживает:
— Врежь им, Аким. А то они угробят нас.
Хотелось бы ему, но нужно подождать, пока переделанные подойдут поближе. Подойдут поближе. И разнесут всю их лодку на куски. Десяток попаданий по лодке — и все… Нет никакого значения, будут ли попадания в людей, выдержит ли их броня, лодка просто начнёт разваливаться и набирать воду, а потом остановится совсем и утонет. А они, конечно, попадут в лапы этих… Возможно, они уже будут мёртвыми; переделанным — как их называют, ловцам, — конечно, желательно хватать живых, но и свежие трупы им тоже подходят… А может быть, этим просто нужен тот груз, что везут казаки…
Как бы там ни было… что-то нужно было делать. Но что он мог? По сути — ничего, и от этого минутного бессилия у него аж челюсти сводило. Он был пластуном, его военная профессия — штурмы и глухая оборона. А основным оружием были взрывные вещества и их производные.
Взрывчатка.
Ну конечно же… Саблин оставляет винтовку рядом с ногой Калмыкова, а сам перебирается вперёд и достаёт из носового рундука ящик с ремнабором, а оттуда вытаскивает большой рулон отличной клейкой ленты. Он знает, что товарищи следят за его действиями, знает, что положение серьёзное, он видит на правом боковом мониторе, что пули снова режут рогоз в пяти метрах от правого борта, что ещё одна пуля выбивает высокий фонтан из воды и ряски перед носом лодки, и поэтому старается всё делать быстро.
Из оружейного ящика, что они взяли с собой, достаёт брикет взрывчатки, разрывает его и высыпает на дно лодки все двухсотграммовые пачки тротила. Потом быстро вытряхивает из рундука две пустые двухлитровые баклажки из-под воды, этого мало, он берет ещё одну канистру из-под топлива, а потом начинает вязать пачки тротила к баклажкам клейкой лентой.
— А это мысля, — одобряет его действия Ряжкин. — Умно, Аким, умно…
Да и Денис видит, что делает прапорщик. И тоже соглашается:
— Ух, молодец ты, Аким…
Раз нельзя установить мины в грунт, значит он поставит их на воде. Ну а как иначе, они ж пластуны…
