Василий Головачев - Огнетушитель дьявола
– Идемте в медотсек, по пути расскажу, – кивнула Катя. – Потом вернемся за Жаном. – Она повела обоих к лифту. – Все дело в сигмалогике негуман, полковник, которую можно назвать контралогикой. Вы уже знаете, что Наблюдатель – это наши невообразимо далекие потомки, через сто миллиардов лет после нас повернувшие время, чтобы спастись от коллапса Вселенной. Но, во-первых, они не только повернули время, но и изменили знак материи, ушли в «зазеркалье», не ощутимое для наших приборов, за исключением некоторых эффектов типа «вакуумного вымораживания», НЛО, «зеркал» и петель времени. Во-вторых, в том самом будущем наши потомки объединились со всеми расами Метагалактики и образовали две разумные Подсистемы: Наблюдатель и…
– Дьявол!
– Названия им дали люди, и это чисто человеческое отражение логик этих систем, отражение больше эмоциональное, чем строго научное и точное, однако в принципе правильное. Так вот, Подсистеме Дьявола стало тесно в «зазеркалье», и она решила заранее побеспокоиться о нейтрализации соперника, ограничить доступ в будущее всем гуманоидным расам. Результат вы видите.
– Но ведь будущего еще нет, – осторожно заметил Хасид, – а «огнетушители звезд» уже запущены…
– Время – более сложная конструкция, чем мы думаем, оно тоже многомерно, как и пространство. Тем более что те, повернувшие назад, знают о нас все, ибо мы – это они в их прошлом и в их же будущем. Наблюдатель же вмешивается лишь в крайнем случае, да и то минимизированно, когда угроза для его существования близка к потенциальной реализации.
– Значит, ты сейчас его полномочный посол? – уточнил Кузьма. – И поможешь нам уничтожить «огнетушитель», а потом уйти?
– Это вы сделаете сами, – просто ответила Катя. – То есть мы сделаем. Потому что я не знаю, как это делается. Я только помогла вам освободиться.
– Я думал, ты все знаешь и умеешь…
– Вы прослушали. Наблюдатель вмешивается по самому минимуму, потому что даже такое вмешательство колеблет Мироздание. Мы должны выходить из всех положений сами.
Лифт еще работал и доставил всех троих к медотсеку, где Катя быстро развернула два реаниматора, раздела и уложила в них мужчин, включила аппаратуру. Дэв молчал, но не препятствовал.
– Полежите минут десять, я попытаюсь поменять программу инка. Все-таки я заканчивала институт молектронных систем и неплохо разбираюсь в техноинтеллектах. Если мне не удастся договориться с Дэвом, останется одна надежда на Жана.
Она убежала.
Саркофаги реаниматоров закрылись, по телам больных побежали струйки воды и крохотные лапки манипуляторов, вытирающие пот и кровь. Над каждым вспыхнули виомы, показывающие состояние пациентов и векторы вмешательства медицинского инка.
У Кузьмы оказалось сломанным всего одно ребро, а не четыре, как ему представлялось, была повреждена носовая перегородка, выбит зуб, и компьютер насчитал на теле четырнадцать гематом. У Хасида были сломаны кисти рук, повреждены три ребра, лицо представляло собой сплошную рану, правый глаз выбит не был, но ничего не видел, а на теле не было ни одного живого места. Очевидно, после боя с агентами Дьявола и гибели Хесслера безопасника обработал Оскар, склонный к садистским удовольствиям.
Через четверть часа Кузьме стало намного легче.
Саркофаг обработал его раны, заживил царапины, зафиксировал бандажом ребро, и физик почувствовал себя почти счастливым. Инк реаниматора выпускать его не хотел, но он настоял на своем и с сожалением выбрался из невыразимо приятной и ласковой утробы саркофага.
Хасид тоже хотел вылезти из своей хрустальной «гробницы», однако Ромашин не позволил.
– Ты нам пока не помощник, Ходя. Понадобишься, я пришлю за тобой антиграв.
Кузьма вышел из медотсека, направился было к рубке, однако вернулся с полпути, взял антиграв-носилки и поднялся в зону отдыха за пилотом.
Жан Иванов по-прежнему не двигался, и пульс его не прощупывался, но Кузьма все же взвалил его на антиграв, довез до медотсека и уложил в реаниматор. И лишь после этого поспешил в рубку, прислушиваясь к гулам и свистам солнечных недр.
Катя сидела в кокон-гнезде пилота, упакованная прозрачными «лепестками» системы информационного обмена, и на появление Кузьмы не обратила внимания. Тогда он забрался в органеллу командира «крота», настроил канал обмена и включился в сеть связи и управления.
Сработали каналы аудио-, видео– и сенсоподачи.
Он оказался зависшим в центре огненной бездны с удивительно асимметричным рисунком малиновых и золотистых жил, стеблей и веточек, образовывающих красивый «коралловый» куст. Это был фрактал устойчивых солитонных струй с протекающими в них ядерными реакциями. Ниже, в самом ядре Солнца, ветви фрактала расплывались в общем свечении – солитоны теряли «индивидуальность» и тонули в модуляционных возмущениях ядерных реакций, оседая в протонный «конденсат». Именно в этой зоне происходили цепочки реакций протон-протонного цикла, дающие основной выход энергии Солнца. Два протона объединялись, излучая позитрон и нейтрино и образуя ядро дейтерия, тяжелого изотопа водорода, затем к нему присоединялся еще один протон, рождая ядро легкого изотопа гелия – гелия-3, и, наконец, к ядру гелия-3 добавлялось еще одно такое ядро, образуя ядро обычного гелия (гелия-4) с испусканием двух протонов. Температура плазмы в зоне «конденсата» достигала уже восьми-десяти миллионов градусов. Реакции углеродно-азотного цикла – через цепочку превращений углерода в азот и кислород, который распадается снова на углерод и гелий, – приводящие к такому же результату, начинали идти еще ниже, почти у центра ядра, где температура плазмы достигала двадцати миллионов градусов. Но в Солнце эта зона уже не работала, замороженная «огнетушителем».
– Иди поешь, – раздался в глубине головы Кузьмы голос Кати. – Не то свалишься от недостатка энергии.
– Мне влили глюкозу и какие-то необыкновенные тоники, не свалюсь. Что тут у нас плохого?
– К счастью, они «не заклинили» инк-систему, Дэв начинает слушаться, уже включил реактор. Но связи с поверхностью нет. И все же я не устаю восхищаться!
– Чем? Что мы живы?
– «Кротом». Удивительная машина. Фантастический запас живучести! Проектировали ее необыкновенные по творческим потенциям люди.
– Ты говоришь сейчас как агент Наблюдателя или просто как человек?
– Как агент, – не обиделась Катя. – Дэв, ты меня слышишь?
– Слышу, – после паузы ответил инк «крота» своим обычным мягким бархатистым голосом. – Можете располагать мной, как и прежде. С великим сожалением должен заметить, что ваш товарищ мертв.
– Кто?! – испугался Кузьма.
– Жан Иванов. Он получил травмы, не совместимые с жизнью.
– Кто его… так?
– Оскар Мехти.
Кузьма еле сдержался, чтобы не выругаться.
– Если вернемся, я его!..
– Это моя забота, – послышался тихий голос Хасида. – Не отвлекайтесь там на пустяки. Какие у нас шансы достичь цели?
– С внешним целенаведением – почти стопроцентные, – ответила Катя. – А так – пятьдесят на пятьдесят. Внешнее целенаведение не работает, Дэв не слышит Землю.
– У нас есть свой нейтринный телескоп, – напомнил Кузьма.
– Самого «огнетушителя» он не увидит.
– Тогда его надо настроить по вторичным эффектам, пусть Дэв попробует, – предложил Хасид. – Нам просто нужно попасть в центр Солнца.
– Это не так просто, – возразил Кузьма. – Мы должны для гарантии подойти к «мячу» вплотную и запустить в него «паньтао».
– Тогда я умолкаю.
– Дэв, – позвала Катя.
– Я понял, – откликнулся инк. – Сделаю все, что смогу. Запускаю бур.
«Крот» вздрогнул, перестал бесцельно крутиться среди «веточек» фрактала реакций и устремился вниз, к ядру Солнца.
– Сколько нам осталось пройти до «огнетушителя»?
– Примерно семьдесят тысяч километров.
– То есть около двадцати часов. Тогда я пошел тестировать «паньтао».
Кузьма раскрыл свой кокон, вылез из кресла. Откинулись и «лепестки» кокона Кати.
– Я с тобой. Думаю, Дэв справится с управлением часок-другой.
Кузьма хотел возразить, напомнить девушке об ответственности, но увидел манящий свет в ее глазах и шагнул навстречу…
Спустя четыре часа, когда Кузьма, Катя и присоединившийся к ним Хасид, с перебинтованными и почти зажившими руками, обедали в зоне отдыха, обсуждая судьбу деда Екатерины, Дэв их вызвал в рубку по тревоге.
Кузьма домчался первым, нырнул в кокон органеллы, и Дэв подключил его к информсети «крота». Физик оказался внутри все того же огненного пузыря с узором термоядерных струй, но теперь внизу (прямо по курсу «крота») в ало-золотистой бездне стал виден кружевной узор черноты, уплотняющейся буквально на глазах.
– Температура ядра падает со скоростью один градус в секунду, – сообщил Дэв. – Зона охлаждения расширяется со скоростью два километра в секунду, и скорость эта растет. Процесс явно ускоряется. Если мы повернем назад и перейдем на форсаж, возможно, успеем уйти. Прошу указаний.
